Дэвид Лодж - Академический обмен
Поверь мне, Хилари, что о постели и речи быть не могло. В тех редких случаях, когда мы встречались, мы не особенно друг другу нравились — мало того, Дезире только и говорила что о движении феминисток и вообще была настроена против мужчин. Кстати, именно это и привлекло ее в наших отношениях…
— Боже мой! — вздохнула Дезире, в первый раз оказавшись в постели с Филиппом.
— Что такое?
— А как все было хорошо!
— Все было потрясающе, — сказал он. — Я не слишком быстро кончил?
— Да я не о том, глупый. Как все было хорошо, когда мы жили в целомудрии.
— В целомудрии?
— Да, мне всегда этого хотелось. Согласись, славно мы жили эти последние недели — как брат с сестрой. А теперь вот завели интрижку, теперь все как у людей. Банально.
— Но если ты этого не хочешь, мы можем не продолжать, — ответил он.
— Нет, когда начнешь, назад дороги нет. Только вперед.
— Хорошо, — сказал он и в подтверждение этих слов разбудил ее на следующее утро пораньше, чтобы снова заняться любовью. Возбудилась она не сразу, но, достигнув оргазма, выгнула спину и так заходила ходуном, что Филипп слетел с кровати.
— Если бы я не знала, что вагинальный оргазм — это выдумки, — сказала она потом, — то ты мог бы ввести меня в заблуждение. С Моррисом никогда не было так хорошо.
— Верится с трудом, — ответил он. — Но спасибо на добром слове.
— Нет, правда. Техника у него была отменная, по крайней мере, во время оно, но я всегда чувствовала себя как двигатель на испытательном стенде. Как это у них там называется, тест на разнос?
Филипп зашел в свой кабинет, открыл окно и сел за стол. Бандероль, присланная Хилари, по всей видимости, содержала книгу и имела штамп «Получено в поврежденном от морской воды виде», что и объясняло ее странное, чуть ли не зловещее обличье. Он развернул упаковку, скрывавшую покоробленный и вылинявший том, который он сразу и не узнал. Корешок у книги отсутствовал, страницы слиплись. С трудом развалив книгу посередине, он прочел: «Возвращение к прошлому следует использовать очень умеренно, по возможности избегая его. Оно замедляет развитие сюжета и вводит читателя в заблуждение. Жизнь, в конце концов, идет вперед, а не назад».
Все в нерешительности собрались на ступеньках главного здания — профессора, старшие и младшие преподаватели английской кафедры. Между ними сновал Карл Круп, раздавая черные повязки. Кое-где маячили самодельные плакаты, гласившие: «Войска — вон с кампуса!» и «Прекратить оккупацию!». Филипп кивал и улыбался друзьям и знакомым в одетой по-летнему толпе. Для массового выступления день выдался хоть куда, И все это было больше похоже на пикник, чем на бдение. То же самое, судя по всему, думал и Карл Круп, так как он, похлопав в ладони, призвал компанию к порядку.
— Предполагается, что это молчаливая акция, ребята, — сказал он. — И я думаю, что вы будете выглядеть еще более достойно, если, выражая протест, на время прекратите курить.
— И пить, и заниматься сексом, — добавил какой-то остряк в заднем ряду. Сай Готблатт, стоявший рядом с Филиппом, хмыкнул и бросил сигарету.
— Тебе хорошо, — сказал он, — ты завязал. Как тебе это удалось?
— Я в качестве компенсации увеличил дозу алкоголя и секса, — ответил Филипп с улыбкой. Он пришел к выводу, что в Эйфории лучший способ сохранить что-то в тайне — это высказать все начистоту под видом шутки.
— А как насчет сигаретки после этого дела? Не тянет?
— Дело в том, что я курил трубку.
— И запомните, — строго сказал Карл Круп, — если полиция или вояки станут разгонять нас, сопротивления не оказывать. Если какая сволочь станет распускать руки, обязательно узнайте его номер, а то эти долбаные придурки не всегда с жетонами ходят. Вопросы есть?
— А что, если они пустят газ? — спросил кто-то.
— Тогда дело швах. Расходитесь, не теряя достоинства. Бежать не надо.
Толпа наконец посерьезнела. Вообще на английской кафедре истинных радикалов было раз-два и обчелся, и уж совсем никого, кто готовил бы себя в мученики. Слова Карла Крупа просто напомнили им о том, что в нынешней взрывоопасной ситуации они хоть чуть-чуть, но высунули головы. Формально же это было нарушением запрета губернатора на публичные сборища в пределах кампуса.
Все началось с того, что меня арестовали. Если бы не это, ничего бы не произошло. И, понимаешь, как раз благодаря Дезире меня и выпустили под залог…
— Алло, Дезире, это вы?
— Наконец-то! Вы что, забыли, что сегодня вечером мне надо уйти?
— Нет, не забыл.
— И где тогда вас черти носят?
— Вообще-то я сейчас в тюрьме.
— В тюрьме?
— Меня арестовали за кражу кирпичей.
— Бог ты мой! Вы что, действительно их украли?
— Да нет, конечно. Ну то есть они были у меня в машине, но я их не крал… Это долгая история.
— Лучше покороче, профессор, — сказал охранявший его полицейский.
— Послушайте, Дезире, вы не можете приехать и взять меня под залог? Они говорят, что это будет стоить полторы сотни.
— Наличными, — сказал полицейский.
— Наличными, — сказал Филипп.
— У меня с собой столько нет, а банки уже закрыты. Они принимают кредитные карты «Америкен экспресс»?
— Вы принимаете кредитные карты? — спросил Филипп полицейского.
— Нет.
— Нет, не принимают.
— Ну хорошо, я где-нибудь достану деньги, — сказала Дезире. — Не волнуйтесь.
— Да я и не волнуюсь, — жалобно сказал Филипп. Он услышал, как Дезире повесила трубку, и тоже положил свою на рычаг.
— Вам разрешается сделать еще один телефонный звонок, — сказал полицейский.
— Я отложу его на потом, — ответил он.
— Звоните сейчас, потом не будет. И лучше не рассчитывайте на то, что вас выпустят под залог, по крайней мере до понедельника. Вы — иностранец, понимаете? Это вызовет осложнения.
— О Господи. А что со мной будет сейчас?
— Сейчас будет то, что я вас посажу под замок. Вот только камера, куда сажают за мелкие преступления, уже набита до отказа такими же, как вы, кто без спросу берет чужие кирпичи. Поэтому я посажу вас в камеру с уголовниками.
— С уголовниками? — Слово жутковато резануло ему слух, и дурные предчувствия не улетучились при виде двух могучих негров, которые с хищным проворством вскочили на ноги, завидев, как открывается дверь.
— Вот вам профессор, ребята, — сказал полицейский, втолкнув Филиппа в камеру и закрывая за ним дверь. — Смотрите, будьте с ним повежливей.
Уголовники обошли Филиппа кругом.
— И за что замели, профессор?
— За кражу кирпичей.
— Ты слышал, Ал?
— Я слышал, Лу.
— И много было кирпичей, профессор?
— Штук двадцать пять.
Уголовники с удивлением переглянулись.
— Наверное, это были золотые кирпичи, — сказал один. Другой издал пронзительный лающий смешок.
— Сигаретка будет, профессор?
— Извините, нет. — Это был единственный раз, когда он пожалел, что бросил курить.
— А какие у профессора клевые брючата, Ал.
— И не говори, Лу.
— А ты знаешь, я люблю, когда брючата вот так ловко обтягивают задницу, Ал.
— И я тоже, Лу.
Филипп быстро сел на стоящую вдоль стены деревянную скамейку и не вставал с нее, пока Дезире не освободила его под залог. «Как вы вовремя, — сказал он ей, когда они отъезжали от полицейского управления. — Если бы я остался там на ночь, меня бы изнасиловали».
Теперь все это казалось забавным, но повторять подобный опыт у него не было ни малейшего желания. Если бы сейчас в главные ворота ворвался наряд полицейских, чтобы всех арестовать, он бы одним из первых смял ряды и побежал искать убежища в своем кабинете. К счастью, этот день на кампусе выдался тихим, и бдение едва ли могло нарушить покой. Прохожие просто оглядывались на них и улыбались. Некоторые из них выкидывали два пальца в знак победы или отдавали им негритянский салют, выкрикивая «Так держать!» и «Власть народу!» Телевизионщики, репортер с оператором, кряхтя тащившим на спине похожую на гранатомет аппаратуру, несколько минут снимали их, медленно ведя камерой по рядам собравшихся, что невольно вызывало в памяти школьные выпускные фотографии. Сай Готблатт прикрыл лицо газетой.
— Откуда я знаю, что они не работают на ФБР? — пояснил он.
Вот как все это началось. Однажды в субботу после обеда я ехал через Плотин — я делал в центре покупки — и по дороге домой мне попалась разрушенная церковь. Там была толпа народу, в основном студенты, и все тащили кирпичи на тачках и тележках из супермаркета. Я обогнал одну группу — они несли кирпичи в бумажных мешках и проволочных корзинах, и среди них я узнал одного из своих студентов… Вайли Смит. Он был с двумя темнокожими приятелями из гетто и белой босоногой девушкой в кафтане. Они с готовностью приняли его предложение подбросить их до Сада, загрузили кирпичи в багажник «корвета» и прыгнули в машину. Когда Филипп подъехал к перекрестку неподалеку от Сада, Вайли Смит вдруг завопил «Атас!», три двери «корвета» одновременно распахнулись и пассажиры Филиппа бросились наутек в четырех разных направлениях. Двое полисменов в машине, подъехавшей к нему, и не думали преследовать их. Они нацелились на Филиппа, застывшего от страха за рулем своего «корвета».
