Галина Хованова - Среда обитания приличной девушки
Вот в этот-то Волжский мы и поплыли ночью за пивом. Втроем — я, Сашка и Цыган. Плыть было не так чтобы уж очень далеко — не через все водохранилище, метров четыреста. Но в полной темноте, ориентируясь только на горящие редкие огоньки.
Ненормальные? Естественно, ненормальные. И вы ненормальные, если думаете, что мы на лодке, — лодок там не было. Я по сию пору покрываюсь холодным потом, когда вспоминаю. Ладно мы, говно не тонет, а вот Цыгана было бы жалко — люди все-таки плавают получше собак.
Деньги Сашка завернул в полиэтиленовый пакет и засунул за резинку плавок.
И мы поплыли. Нервничал больше всего Цыган. Башкой вертеть в воде собаки не особо могут, а он должен был отслеживать оба болтающихся в воде объекта.
Доплыли, выбрались на берег, дошлепали до домов. А в Волжском тогда очень просто было ночью пива купить: если в первом этаже или полуподвале светится окошко, то стучи в стекло. Из форточки высунется рука, куда вставляются деньги на нужное количество бутылок. Рука убирается, а потом из форточки начинают появляться бутылки. Главное — вовремя подхватить, чтобы не разбились. Такой вот своеобразный пивной автомат.
Тихонько шикая сквозь зубы, потому что ночь, освещение так себе, а мы босиком, нашли такое окошко и произвели вышеназванные действия. И оказались счастливыми обладателями полиэтиленового пакета, набитого пивными бутылками. И тут нам одновременно в пустые глупые головы пришла одна мысль — а обратно-то как? С пакетом-то не поплывешь?
И стали мы пытаться поймать машину. Как ни странно, машины были и даже много. Но на призывно поднятую руку Сашки, который в плавках и с пакетом стоял на обочине, они не останавливались, а только разгонялись и с проворотом колес исчезали в неосвещенной дали.
Помучившись так минут двадцать и начиная подмерзать, мы решили изменить тактику. И выставили на обочину все мои почти девяносто девических килограммов в купальнике. А Сашка и Цыган, как и положено по закону кинематографии, залегли в кустах.
Надо заметить, что остановилась прям первая машина. И была она, как и ожидалось, «Волга».
Ну вот не умеют все-таки режиссеры передавать выражение лица водителя, который останавливается ночью подвезти почти обнаженную кустодиевскую длинноволосую красотку, а через секунду оказывается, что с заднего сиденья на него дышит черная морда собаки Баскервилей, а на соседнее пристраивается юный поклонник Шварценеггера. С бряцающим пакетом.
Надо отдать должное нашему спасителю, лицо у него было странным секунд десять, а потом он радостно заржал. Как конь. И долго и весело крутил пальцем у виска, когда узнал, почему же мы оказались «на том же месте в тот же час».
Вдохновившись нашим сумасшедшим поступком, он даже довез нас прямо до дому, где Наташка с Ильей уже с большим успехом наметали тазик икры, потому что отсутствовали мы достаточно долго, и они, конечно, успели подумать, кто именно из нас утонул. А пиво с нами пить не стал, правда, взял одну бутылку в качестве платы за проезд.
А в выходные приехали родители Ильи и, как ни странно, очень обрадовались нашему присутствию (о времена, о нравы!) и даже оставили нам одну машину из двух, на которых приехали. По тем временам мало у кого из даже очень обеспеченных товарищей было две машины на семью. Вот и у родителей Ильи была одна машина — «Волга» (как и ожидалось), а вот вторая — «Победа». Темно-зеленого цвета. Именно на ней нам и удалось покататься — то есть съездить в Волгоград на экскурсию.
Внутри машины было очень странно. Несмотря на внешнюю жару — прохладно, на сиденьях были ковровые чехлы, первое представляло собой один большой диван, а заднее стекло было таким маленьким, что смотреть в него можно было, только встав на коленки и повернувшись к водителю спиной. Но она ехала!
Мы посетили-таки Мамаев курган. И осмотрели Родину-мать, по груди которой в большом количестве ползали занимающиеся ею реставраторы. Выглядело это, надо заметить, комично. Хотелось ее, того-сь, продезинфицировать. А потом мы подошли к какому-то мемориальному орудию. Как ни отговаривали меня друзья, я тут же взгромоздилась на металлическую зеленую сидушку, представила себя в каске, посмотрела в прицел и стала наугад вертеть ручку. Какую нашла ручку, ту и стала вертеть.
Нет, оцените мое удивление и страх, когда ствол орудия стал плавно, но неуклонно двигаться, нацеливаясь на ближайший жилой дом. Меня с того стульчика как ветром сдуло. И через тридцать секунд я уже совершенно растворилась в толпе гуляющих по набережной.
Через положенное время, когда наш отдых подошел к концу, ребята на зеленой «Победе» отвезли нас на вокзал, поцеловали в лобик и помахали рукой. И мы даже никогда не переписывались и не созванивались. Но я их помню и люблю.
Глава шестидесятая
Пропажа из платины
Вот так, работа, экзамены, учеба — и пять с половиной лет института, диплом и распределение в ГОИ. ГОИ — это Государственный оптический институт им. Вавилова. Я мало того, что закончила тот же институт, что и мои родители, так я и распределилась в то же заведение, где трудился мой папенька.
Институт, кстати, сейчас не знаю, чем дышит, а вот когда я туда устраивалась работать, то можно было еще кое-где найти неразрушенные напоминания о том, что здание-то главное — это особняк Елисеевых. И Дубовый зал был еще ничего себе. И мраморную тетку, которая стояла на первом этаже, изящно обрамленная завитком лестницы с дубовыми перилами, можно было осмотреть.
Правда, когда я попала в институт году эдак в девяносто седьмом, тетки уже не было.
А вот некоторая особняковая загадочность осталась. То есть, чтобы дойти из одной лаборатории до другой, нужно было иметь при себе карту и компас. Тем более в комплекс института входило не одно здание, а несколько. И некоторые из них соединялись между собой. Я уж не говорю о том, что лаборатории, например наша, частенько располагались в подвалах.
Как во всяком порядочном научно-исследовательском институте, тут были не только лаборатории, где люди в белых или синих халатах играли в разные эксперименты, но существовало еще и производство.
Вот, например, очень много было в те времена твердотельных лазеров. А основной предмет в таком лазере что? Правильно, твердое тело рубинового стержня. Для получения корунда нужных характеристик необходимо и достаточно было просто вырастить искомое в производственной лаборатории. Размерчик нужный подобрать, хрому нужное количество подсыпать — короче, развлечься.
Приходим мы однажды на работу, а там суета какая-то нездоровая. Вернее, не у нас суета, а рядом, на производстве.
Чтобы в наш подвал попасть, приходилось проходить три вертушки, и это очень портило нам жизнь. А потому что так бы мы жили с третьей формой допуска; а вот для прохождения коридора между второй и третьей вертушками пришлось повышать уровень секретности. То есть, чтобы попасть в наш подвал, нужно было зайти в здание, показать пропуск, подняться на третий этаж, еще раз показать пропуск, пробежать по коридору, третий раз показать пропуск, а вот потом уже спуститься в подвал — и ты на работе!
На пропусках у нас стояли не только синенькие кубики и зелененькие полумесяцы, но еще и красные звездочки, которые губили все наши надежды на посещение зарубежа.
Так вот, бегу это я по коридору третьего этажа (там, где секретно), а народ не работает, а как-то мечется нервозно. И все куда-то под столы заглядывает. И в шкафы. И безнадежно, но упорно открывает ящики столов. Типа, ищет что-то небольшое.
Прибежала я в подвал к себе, а товарищи и рассказали, что ищут. Вот не зря я про твердотельный лазер. Стержни же рубиновые там. Не, они не очень дорогие, ну, баксов 100, 200 стержень может стоить. Разве ж это деньги в масштабах нашей Родины? Но вот растят их с помощью дорогих прибамбасов. Ежели, например, по методу Вернейля, то все в порядке, а уж ежели по методу Чохральского, так там платиновые тигли используются.
Вот такой-то тигель и пропал. Исчез. Фьють — и нету тигелька-то. Мне вам за платину надо рассказывать? Тигелек был не маленький, полулитровый. Я вот даже для интересу пошла и посмотрела, сколько такой тигелек сейчас стоит.
И стоит он, дорогие мои, тыщ четыреста. Тогда, конечно, деньги другие были, но машину на деньги за тигелек и тогда можно было купить.
А обнаружилось все совершенно закономерно — инвентаризация. Где тигель платиновый одна штука? Ан нет тигелька-то. Стали думать — а уж месяца три его никто не видел. Ну, не было заказов на рубиновые стержни. Стекло плавили, линзы разнообразные точили, а вот бедный Чохральский не надобился.
Три дня институт лихорадило, особенно наше крыло. Все косились друг на друга подозрительно, товарищи из первого отдела протоптали дорожки по нашим научным коридорам, даже милиция была замечена на этаже. Ученые морщили высокие лбы и пытались вспомнить, когда же они в последний раз лицезрели эту мерзкую лабораторную посуду. В каждый шкаф, в каждый ящик, в каждый угол заглянули сто тыщ раз. Тигля не было.
