Ференц Шанта - Пятая печать
Кирай поднял на него глаза:
— Тогда почему вы сказали, что я еще могу выйти отсюда?
— Потому что вы можете! Ступайте и попросите у них прощения. Скажите, что не знаете, почему здесь оказались, но сожалеете о своих проступках и впредь будете паинькой…
— Не ребячьтесь, Белушка!.. К чему это? — сказал Дюрица и посмотрел на Кирая.
— Вам пришла охота пошутить? — спросил Кирая.
— Я вовсе не шучу!
— Нет, шутите!
— Если сейчас войдет кто-нибудь из них, подойдите и скажите — хочу, мол, поговорить с начальником… А потом сообщите начальнику то, что я вам посоветовал!
Кирай с сомнением посмотрел на трактирщика:
— Все шутите?
— Нет! Попробуйте — и увидите, что это не шутка!
Кирай перевел взгляд на Дюрицу:
— А вы как думаете?
— Не знаю, — ответил Дюрица. — Во всяком случае, попробовать можно. А вдруг и в самом деле все выйдет, как говорит коллега Бела…
Трактирщик слегка приподнял голову. Посмотрел сначала на Кирая, потом на часовщика:
— Оставьте, мастер Дюрица! Если еще и вы подтвердите, он, чего доброго, поверит и начнет барабанить в дверь, чтоб прислали начальника… Вы еще ве начали стучать, Лацика? Постучите им.
— А может, коллега Бела и вправду дело говорит? — спросил книготорговец.
— Может!
— Просил ведь я вас оставить его в покое! — сказал трактирщик.
— Может, и дело! — повторил Дюрица. — Во всяком случае, попробовать можно, вы ничем не рискуете…
— Ничем не рискуем… — повторил Кирай слова часовщика.
— И впрямь ничем не рискуете? — спросил трактирщик. — Вы это серьезно?
Кирай погрузился в свои мысли и ничего не ответил.
Потом пересек комнату и остановился у двери. Заложил руки за спину и уставился в пол.
Трактирщик кивнул в его сторону:
— Ведь просил я вас помолчать! — обратился он к Дюрице. — Стоит вам подтвердить, как он начнет над этим раздумывать…
Он окинул часовщика долгим взглядом, потом взялся рукой за его пиджак:
— Небось не думали, старина, а?..
— Что? — очнулся от своих мыслей Дюрица.
— Да что так кончите?..
— Я еще не уверен, что мы так кончим…
— Ну, не будьте ребенком…
Он снова долгим взглядом посмотрел на часовщика:
— Я не хотел напоминать об этом… Ваша супруга за несколько дней до смерти — не сердитесь, что я об этом говорю, — заходила ко мне в заведение посоветоваться с моей женой насчет какого-то рецепта пирожного. Вошла — живот огромный, до родов дня два оставалось, — а я ей и говорю: «Ну, Пирошка, будет мальчик, вот увидите». «Хорошо бы!» — отвечает. «А как назовете?» — спрашиваю. Она говорит: «Я бы хотела Миклошем назвать!» «По отцу, значит?» «Да», — отвечает. «Так ведь один Миклош уже есть», — говорю ей со смешком. А она мне: «Я бы всех их с радостью его именем назвала!» И покраснела, как девочка…
Дюрица молчал. Трактирщик снова приподнялся на локте и закашлялся.
— Кончен бал! — натужным от кашля голосом выговорил он. — Кранты, как у нас говорится.
Дюрица смотрел прямо перед собой.
— Я вас кое о чем спросить хотел, — заговорил трактирщик, снова откинувшись на изголовье. — Захотите — ответьте, не захотите — простите, что спросил… Вы слушаете?
— Да, — ответил часовщик.
Трактирщик повернул к нему голову:
— Вы не знаете, почему нас сюда привезли?
Дюрица посмотрел на него:
— Нет!
— В самом деле не знаете?
— В самом деле не знаю…
Потом прибавил:
— Откуда мне знать?
— А мне всегда казалось, — продолжал трактирщик, — только не обижайтесь на мои слова, — что вы из тех людей, на ком шапка горит. Только не из-за воровства горит, а так думаю — из-за хорошего дела.
— Ошибаетесь! — ответил Дюрица.
— Не уверен…
— Тогда не знаю уж, что и сказать. А зачем вы дразните Швунга?
— Хотелось бы думать, что все именно так, как я ему сказал…
— Вот и напрасно, Белушка!
— В том-то и беда! Я хоть и мелкий, да коммерсант. Мир, по моему мнению, устроен так, что люди всегда что—то отдают и что-то получают! В этом суть! Отдал — получил — вокруг этого все и вертится!
— Это ошибка!
— Едва ли! Я пробовал размышлять об этих скотах, что нас сюда привезли. Будь у них хоть капля ума, они тоже пришли бы к таким мыслям. Ну, отделали нас — так выпустите! Если бы мне потом довелось кого из них увидеть — на брюхе к стойке поползу его ублажать, а расплатиться пожелает — в задницу поцелую, не обижай, мол, своими деньгами! Таким бы правильным придурком заделался — что твой мышонок Микки! А раз так, то какой им смысл нас похерить? Где тут процент с вложенного капитала? Что за прок — избить, а потом кокнуть? Где тут деловой подход?
Кирай, ковыляя, отошел от дверей и остановился у ног трактирщика.
— Может, вы и правы, коллега Бела. В общем, есть вероятность, что нас выпустят!
— Я говорил, надо попробовать! — вставил слово Дюрица. — Что вы теряете?
— Никогда вам уже отсюда не выйти, Лацика! — ответил трактирщик, — Нечего и тешить себя! Не стоит и надеяться!
— Попробовать все нужно! — сказал Дюрица. — Вы ничем не рискуете, если используете любую возможность вернуться домой.
Ковач, не подымая век, заговорил:
— Я пробовал… сказать, что ничего… не сделал! Хотел сказать, чтоб не сердились; если я что и сделал… из-за чего следовало сюда везти, то… это помимо моей воли вышло… Но мне не дали говорить! Слова… сказать не дали… только били да повторяли, что жена моя… потаскуха!
Из-за дверей послышался вопль, разнесшийся по всему зданию. Это был искаженный до ужаса мужской голос, который затем заглох, сменившись стенаниями.
Кирай вздрогнул и привалился к стене.
— Что потаскуха… моя жена… только и повторяли! — продолжал Ковач.
Трактирщик кивнул в сторону дверей:
— Этот наш коллега, слышите… прощения не просил! Он произнес это тихо, чтоб мог слышать один Дюрица.
— Эх, если бы так — попросил прощения, и…
— Даже слова сказать не дали… — повторял Ковач, — только били да обзывали мою жену потаскухой!..
Он отошел от стены, направляясь к Дюрице:
— Вы только что сказали, — начал, он и погладил ладонью лоб, — сказали, не убудет, мол… от человека, если прощения у них попросит? Это вы господину Кираю говорили… А коллега Бела сказал, что тот человек много чего потеряет, то есть такой смысл был у его слов. Вы ошибаетесь, коллега Бела! Человек ради своей жизни на все имеет право! Тут вы ошиблись: когда жизнь в опасности, он обо всем забывает, в нем только инстинкт говорит, приказывает, что делать. Вы… наверное, думали, что… за жизнь честью приходится расплачиваться и тому подобным. Но ведь в таких безвыходных обстоятельствах все это не в счет! Желание человека жить — превыше всего! Вы это серьезно, что если перед ними унизиться, то выпустят? Вы и впрямь серьезно?
— Конечно, он всерьез! — ответил Дюрица.
— Ведь это не грех, — продолжал Ковач, заслоняя губы ладонью, — ведь и бог велел, чтоб человек жил!
— Еще бы, — сказал трактирщик. — Вспомните, Кирай целую речь держал — и асфальт, дескать, вылижешь, если прикажут те, кто может приказывать.
— Это не грех! — повторил Ковач. — Грех, когда человек не все сделал, чтобы спасти свою жизнь. И потому еще не грех, что его к этому принудили…
— Да тут и вообще ничего унизительного нет! — заговорил Кирай. — Человек хочет жить… а тогда все остальное не считается.
— Кабы так… — произнес трактирщик.
— Когда они придут, — сказал Кирай, — я скажу, чтоб не сердились… Не знаю, что я такого сделал, но если это, по их мнению, плохо, то, конечно, они правы, и я не буду больше ничего такого делать, раз им не нравится!
Все молчали. Кирай посмотрел на них:
— Подлец я после этого?
— Нет! — сказал Ковач.
Кирай опустил голову:
— И все-таки я буду подлецом, коли так сделаю! И любой, кто так поступит, — подлец! После этого я себе в глаза взглянуть не смогу. Ведь не что-нибудь теряешь — уважение к самому себе, а это кое-чего стоит!
— А чего вы хотите? — спросил трактирщик. — Уважать себя или жить?
— Я все потеряю… — сказал Кирай.
— Однако… жизнь-то, хотя бы жалкую, сохраните?
— Они про мою жену говорили… что она потаскуха! — сказал Ковач.
Дюрица еще раньше отошел в сторону. Вернулся к окну и прислонился к доскам. Стоял с закрытыми глазами, сжав губы; лоб собрался морщинами, из раны все еще сочилась кровь. Было очевидно, что про остальных он забыл.
— Ну, как вы там, господин часовщик? — спросил трактирщик. — Опять, как всегда? Рта не раскроете, разве что в полгода раз?
Дюрица не отвечал.
— Который теперь может быть час? — поинтересовался Кирай.
— Не знаю, — ответил трактирщик. — Обращайтесь с таким вопросом к специалисту.
