Одри Ниффенеггер - Жена путешественника во времени
– Не думаю, что ты бы так сказала, если бы хоть немного знала мою семью. К тому же твой отец, кажется, очень о тебе заботится.
– Нет, – качает головой Алисия. – Он просто хочет, чтобы перед его друзьями я была идеальной дочерью. На меня ему плевать. – Алисия накрывает шары треугольником и ставит их на место. – Кто хочет сыграть?
– Я,– говорит Марк.– Генри?
– Конечно.
Мы с Марком натираем кии мелом и встаем друг напротив друга у стола.
Я разбиваю. Номера 4 и 15 закатываются сразу.
– Сплошные,– говорю я, видя двойку в углу.
Закатываю ее, но случайно цепляю тройку. Я начинаю уставать, координация нарушена из-за виски. Марк играет напористо, но без особого таланта и забивает 10 и 11. Мы быстро продолжаем, и вскоре я забиваю все сплошные. 13-й номер Марка зависает над угловой лузой.
– Восьмерка, – указываю я.
– Знаешь, если шар Марка упадет, ты проиграешь,– говорит Алисия.
– Знаю.
Аккуратно пускаю биток через стол, он любовно целует восьмерку и мягко посылает ее к тринадцатому номеру, и кажется, что он сейчас объедет 13 как по рельсам и благородно упадет в лузу. Клэр смеется, но потом тринадцатый качается и падает.
– Ну что ж, как пришло, так и ушло.
– Хорошая игра, – говорит Марк.
– Господи, где ты так научился играть? – спрашивает Алисия.
– Это одна из вещей, которой я учился в колледже. – Наряду с пьянством, английской и немецкой поэзией и наркотиками.
Мы убираем кии, берем бутылки и бокалы.
– Какая специальность? – Марк отпирает дверь, и мы все идем по коридору к гостиной.
– Английская литература.
– Почему не музыка?
Алисия осторожно берет в одну руку свой бокал и бокал Клэр и открывает дверь в гостиную.
– Не поверишь, насколько я немузыкален, – смеюсь я. – Родители были уверены, что им из роддома принесли другого ребенка.
– Нелегко, наверное,– говорит Марк.– Но, по крайней мере, тебя отец не заставляет быть юристом, – говорит он Алисии.
Мы заходим на кухню, Клэр включает свет.
– Тебя он тоже не заставляет,– отвечает Алисия. – Тебе это нравится.
– Ну и я об этом говорю. Он никого из нас не заставляет делать то, чего мы не хотим.
– Нелегко было? – спрашивает Алисия. – Я бы ловила каждое слово твоего отца.
– До того как умерла мама, было хорошо. После этого все стало ужасно. Если бы я был гением-скрипачом, может быть… Не знаю.– Я смотрю на Клэр и пожимаю плечами. – В любом случае, мы с отцом не уживаемся. Вообще.
– Почему?
– Пора спать,– говорит Клэр.
Она хочет сказать, что хватит расспросов. Алисия ждет ответа.
– Ты когда-нибудь видела фотографию моей мамы? – спрашиваю я Клэр. – Я похож на нее.
– Ну?
Алисия моет под краном бокалы. Клэр вытирает.
– Он не может смотреть на меня. Конечно, это только одна причина из многих.
– Но…
– Алисия… – пытается сказать Клэр, но Алисию не остановить.
– Но он твой отец.
– То, что делаешь ты, чтобы позлить отца, это просто глупости по сравнению с тем, что мы с отцом сделали друг с другом,– улыбаюсь я.
– Например?
– Например, он бесчисленное количество раз запирал квартиру, чтобы я не мог попасть внутрь, в любую погоду. А я, например, как-то выкинул ключи от его машины в реку. Вот так.
– Но почему?
– Я не хотел, чтобы он разбился. Он был пьян. Алисия, Марк и Клэр смотрят на меня и кивают.
Они все прекрасно понимают.
– Пора спать, – говорит Алисия, мы выходим из кухни и расходимся по комнатам, пожелав друг другу спокойной ночи.
КЛЭР: 3:14 утра на моем будильнике, и только я начала согреваться в холодной постели, как открывается дверь и очень тихо заходит Генри. Я откидываю занавес, и он запрыгивает ко мне. Кровать скрипит, когда мы пытаемся улечься.
– Привет,– шепчу я.
– Привет, – шепчет в ответ Генри.
– Это плохая мысль.
– У меня в комнате так холодно.
– Ой!
Генри дотрагивается по моей щеки, и я стараюсь не содрогнуться. Пальцы у него просто ледяные. Я растираю их своими ладонями. Генри поглубже зарывается в одеяла, а я прижимаюсь к нему, пытаясь согреть.
– Ты в носках? – тихо спрашивает он.
– Да.
Он ныряет вниз и стягивает их с моих ног. Через нескольких минут, наполненных писком и возней, мы оба оказываемся голыми.
– Где ты был, когда исчез из церкви?
– В своей квартире. Через четыре дня, минут пять посидел.
– Почему?
– Усталость. Напряжение.
– Нет, почему там?
– Не знаю. Что-то не так сработало. Может, в управлении полетами во времени решили, что там я буду больше к месту. – Генри зарывает пальцы в мои волосы.
За окном светает.
– Счастливого Рождества,– шепчу я.
Генри не отвечает, я лежу в его объятиях, думая о многочисленном воинстве небесном, прислушиваясь к его размеренному дыханию и стуку своего сердца.
ГЕНРИ: Рано утром я встаю в туалет; стоя в уборной Клэр и сонно отливая при свете медного ночника, я слышу женский голос: «Клэр?» – и прежде чем до меня доходит, что он идет из-за двери, ведущей, как я думал, в кладовку, дверь открывается, и я оказываюсь абсолютно голый перед носом Алисии. «О!» – вскрикивает она, когда я запоздало хватаю полотенце, чтобы прикрыться. «О Алисия, привет», – шепчу я, и мы оба ухмыляемся. Она исчезает в своей комнате так же быстро, как и появилась.
КЛЭР: Я дремлю, прислушиваясь к звукам просыпающегося дома. Нелли что-то напевает в кухне и гремит сковородками. Кто-то идет по коридору мимо моей двери. Я поворачиваюсь: Генри по-прежнему крепко спит, и внезапно я понимаю, что должна его отсюда выгнать, пока никто не увидел.
Я высвобождаюсь от Генри и одеял и осторожно вылезаю из кровати. Поднимаю с пола свою ночную рубашку и только собираюсь натянуть ее через голову, как Этта говорит:
– Клэр! Проснись и пой! Рождество! – и просовывает голову в двери.
Я слышу, как Алисия зовет Этту, и, вынимая голову из пижамы, вижу, что Этта поворачивается и что-то ей говорит. Поворачиваюсь к постели: Генри нет. Пижамные штаны лежат на ковре, и я пинком отправляю их под кровать. Этта заходит в комнату в своем желтом купальном халате, косы болтаются на плечах. Я говорю: «С Рождеством!», и она начинает рассказывать что-то о маме, но я едва слушаю, опасаясь, что Генри может материализоваться перед Эттой.
– Клэр? – подозрительно смотрит на меня Этта.
– Что? О, прости. Наверное, я еще не проснулась.
– Иди пить кофе.– Этта убирает кровать. Выглядит озадаченной.
– Я уберу сама, Этта. Иди вниз.
Этта подходит к другой стороне кровати. В комнату просовывает голову мама. Выглядит она прелестно, такая спокойная после бури прошлой ночи.
– С Рождеством, дорогая.
Я подхожу к ней и целую в щеку.
– С Рождеством, мама.
Очень трудно злиться на нее, когда она такая привычная, такая милая мама.
– Этта, не спустишься со мною вниз? – спрашивает мама.
Этта сминает подушку обеими руками, и следы от наших двух голов исчезают. Смотрит на меня, подняв брови, но ничего не говорит.
– Этта?
– Иду…– Этта торопится следом за мамой. Закрываю за ними дверь, облокачиваюсь на нее и тут вижу, как из-под кровати выкатывается Генри. Встает и начинает надевать пижаму. Я запираю дверь.
– Где ты был? – спрашиваю шепотом.
– Под кроватью, – шепчет в ответ Генри, как будто я спросила очевидную глупость.
– Все время?
– Да.
Не знаю почему, но мне это кажется ужасно смешным, и я начинаю хихикать. Генри прижимает ладонь к моим губам, и вскоре мы оба трясемся от беззвучного хохота.
ГЕНРИ: Рождество странно спокойно после ураганов прошлого дня. Мы собираемся у елки, немного застенчивые, в купальных халатах и тапочках, подарки уже открыты, восторги выражены. После бурных взаимных благодарностей садимся завтракать. Потом наступает затишье, потом рождественский ужин, все восхищаются Нелли и ее кальмарами. Все улыбаются, ведут себя идеально и так же выглядят. Мы – образец счастливой семьи, реклама для буржуазии. Мы едим все то, о чем я так мечтал, сидя в ресторане «Веселый котелок» с папой, мистером и миссис Ким и притворяясь, что мне все очень нравится, в то время как взрослые настороженно на меня смотрели. Но даже когда мы, сытые, отправляемся в гостиную, смотрим футбол по телевизору и читаем книги, которые друг другу подарили, и пытаемся разобраться с подарками, которые требуют батареек и/или розетки, ощущение натянутости не проходит. Кажется, как будто где-то, в одной из дальних комнат дома, было подписано соглашение о прекращении огня, и теперь все стороны пытаются следовать ему, по крайней мере, до завтра, по крайней мере, пока новое соглашение о вооружении не войдет в силу. Мы все играем, притворяемся расслабленными, воплощаем образы идеальной матери, отца, сестер, брата, молодого человека и невесты. Я вздыхаю с облегчением, когда Клэр смотрит на часы, встает с дивана и говорит:
