Как путешествовать с коровой - Тоен Ким

– Я просто заеду туда по дороге, вот и все. К тому же… целых семь лет прошло. Теперь меня трудно запутать любовью и чувствами вообще.

Вскоре фонарный свет у подножия горы был поглощен темной горой. Корова попыталась раскачать грузовик своим грузным туловищем, но у нее не хватило сил.

– Приехал?

Припарковаться оказалось непросто. Мне нужно было оставить грузовик поближе к поминальному залу, чтобы присматривать за коровой. Я сделал несколько кругов и в конце концов нашел подходящее место. Собирался дождь, поэтому я накрыл кузов тентом. От этого стало неожиданно уютнее. Постланная на полу сухая солома сойдет за постель, а если еще и лампу повесить, то грузовик будет уже не коровником, а настоящим домом на колесах. На Западе какая-то знаменитость родилась в хлеву, так что ничего такого.

– Ты сейчас вообще шикуешь! За какой еще коровой так ухаживают? Человек должен удачно жениться, а корова – удачно найти хозяина. Кто еще взял бы в путешествие корову? Только я. Только я взял с собой такую громадную тушу, как ты.

В грузовике, где стало еще темнее, я погладил корову по голове и попросил ее не жаловаться. Корова молча жевала солому. Похоже, она понемногу привыкала. Сидя на корточках, я следил за зданием сквозь крону деревьев. Ее было не видно, как и моего друга, который отправился в далекий путь. Корова махала хвостом и толкала меня в спину.

– Понял, иду-иду. Зачем толкаешься? Не тебе же туда идти!

У меня возникло ощущение, что я иду потому, что меня толкает корова. Поправляя на себе одежду, я вспоминал лицо друга, а затем у меня в голове вдруг всплыло ее обнаженное тело, с которым я расстался. Меня бросило в дрожь. К счастью, тень дерева скрыла мое смущенное лицо. Но ее тело, которого я некогда касался, продолжало по частям всплывать в памяти. Вспомнив маленькую, похожую на бородавку родинку, которая находилась на задней части шеи и которую обычно не было видно из-за длинных волос, я остановился и подумал о трех родинках на правой ягодице. Захотелось уйти. До сих пор не понимаю, почему эта женщина мне позвонила.

– О, ты пришел.

Одетая в траурную одежду, она сидела на корточках за углом дома и курила – будто белый цветок магнолии, сорванный с дерева шквальным ветром и дождем. Я настолько растерялся, что даже не мог сглотнуть. Было неуютно стоять, пока она сидит, поэтому я неуклюже примостился рядом. Казалось, от меня пахнет коровьим навозом, поэтому я немного отодвинулся. Она закурила следующую сигарету и спросила:

– А корова где?

Я указал на покрытый тентом кузов, в свете фонаря напоминавший огромную кепку. Наверное, она не верит, что внутри находится какая-то корова. Не больше, чем если бы я сказал, что там лошадь или слон. Уловив в ее глазах любопытство, я забеспокоился. Мне показалось, что если я сейчас подойду к грузовику и сброшу тент, то увижу мрак. Или встречусь с огромным удавом, который проглотил слона. Но, слава богу, любопытство вдруг исчезло, словно она вспомнила, в каком положении находится.

– Пойдем. Мы должны друг другу поклониться.

Поминальный зал моего друга находился в подвале. В отличие от других залов, к которым стояли очереди гостей, там почти никого не было. Совершая поклон, я смотрел на портрет своего друга, который заслонял дым от благовоний. Не знаю, когда было сделано это фото, но за семь лет лицо моего друга совершенно не изменилось. Во взгляде читалась усмешка – казалось, он над кем-то издевается, отчего мне вдруг стало обидно. Я поклонился женщине, которая меня сюда притащила, и она поклонилась в ответ. Из-за печали или, быть может, усталости лицо ее походило на пожелтевший увядающий лепесток магнолии. Я по-прежнему не мог ничего сказать, потому что боялся, что если открою рот, то из него вылетят не слова, а смешанные с соломой коровьи лепешки.

– Наверху есть столовая. Иди поешь. Я поднимусь попозже.

Столовая тоже почти пустовала. Было всего несколько человек – наверное, родственники, – они сидели за столом, но при виде меня встали, усадили меня и выдали мне еду. В отличие от других столовых, в которых толпились люди, эта, где все гости клевали носом, напоминала необитаемый остров. Я пил, закусывая кусочками говядины из супа миёккук [4]. Чтобы заговорить, мне нужно каким-то образом растопить лед в душе, пусть даже с помощью алкоголя. Друг, которого я не видел семь лет, издевательски смотрит на меня с поминального фото, а она облачена в траурную одежду – все окончательно запуталось. А я еще и с коровой приехал. На похороны. Поначалу я планировал принести свои соболезнования и сразу же уехать, однако даже это пошло не по плану. Я отправил в рот кусочек говядины, завернутый в морскую капусту, и начал жевать. Бог с ним, я могу провести здесь всю ночь. Могу всю ночь пить и перемывать им косточки. Как ни крути, корове и так придется провести несколько дней в грузовике – здесь проблем не возникнет. Вряд ли ее украдут на похоронах. Наконец-то я смог расслабиться и, глядя на бутылку сочжу, принялся ждать, пока она подойдет. Я даже подумал, что неплохо встретиться с воспоминаниями семилетней давности на похоронах.

– Спустя семь лет… Надо же пью с тобой.

– К чему эти слова? Лучше налей мне.

Она выпила рюмку в три приема – совсем как раньше. Ее привычка ждать, пока кто-нибудь ей нальет, тоже не изменилась. Мне стало немного грустно при мысли о том, что, возможно, она вспомнила обо мне только потому, что искала того, кто сможет наполнить ее опустевшую рюмку. Ничем не выдавая своих мыслей, я взял бутылку. В отличие от этой женщины обычно я разом опустошал рюмку и наливал себе сам. А впрочем, какая разница? Главное – просто пить.

– Куда ты едешь с коровой?

– Просто… путешествую.

– Узнаю тебя. Совсем не изменился. Это корова или бык?

– Телка.

– Ха.

– Что?

– Ничего. У меня такое ощущение, словно я позвала тебя напрасно, ведь ты путешествуешь со своей возлюбленной.

– Возлюбленная – это ты про корову?

– А что, корова не может быть чьей-то возлюбленной?

– Эта корова размером со слона.

– Вон какая надежная! В обиду тебя не даст! Рюмка пустая.

– А почему так мало гостей?

– Я специально особо никому не сообщала.

Время близилось к двум. Это место во всем мне было неприятно и неуютно. Однако благодаря корове я мог поговорить с ней хотя бы о чем-то. Пока она ходила к родственникам в поминальный зал, я вышел на улицу. Как я и предполагал, заморосил дождь. Я закурил и направился к корове. Хорошо, что я не спросил о том, как он умер. Хотел спросить, но не спросил. Она позвала меня сюда, поэтому у меня было такое право. Своим молчанием я хотел показать, что меня не интересуют их дела, что я давно забыл их обоих и теперь свободен. Мне будто хотелось доказать, что черная корова стала белой.

– С тобой все хорошо?

Корова, лежавшая к дверям кузова задом, обернулась на мой голос. Коровы не могут лежать, как люди. Не могут лежать на боку. И не могут спать стоя, как лошадь. Они могут спать, только подогнув передние и задние ноги. Я прислонился к двери кузова и погладил корову по крупу. Я был очень благодарен ей за то, что она не жалуется и приспосабливается к обстоятельствам. Мне даже захотелось принести корове еды из столовой, однако ей вряд ли бы подошла человеческая еда.

– Думаю, мы должны остаться на ночь. Представляешь, я – единственный гость!

Корова закрутила попой, собираясь встать. Я двумя руками нажал на круп, но не смог ее остановить. Грузовик пошатнулся.

– Зачем ты встала? Нам скоро в дорогу, поспи еще.

Я снова накрыл кузов тентом и вернулся в поминальный зал. Корова долго и протяжно мычала мне вслед. Звуки животных или птиц мы в Корее описываем словом «плакать». Странно, но, если подумать, то в этом их «плаче» выражается все: и радость, и грусть, и любовь, и веселье. Однако я знал точно: этой дождливой ночью мычание коровы означало одно: «Не ходи к ней!»