Нора Фрейсс - Марион. Мне всегда 13
Твой классный руководитель пел тебе дифирамбы, ведь ты была лучшей ученицей, прилежной, старательной на уроках: «Она супер, одна из лучших, мы рассчитываем на нее, если бы только было больше таких, как она…» Твои приятели частенько дразнили тебя «ботанкой». А потом ты влюбилась. Что произошло за эти два месяца? Да, верно, иногда ты выглядела грустной. Как подросток, который сомневается в своих чувствах и в чувствах другого, – ничего серьезного.
И мы провели эту первую ночь без тебя с нестерипмой болью внутри, терзаемые вопросом: почему ты не искала укрытия у нас, если настолько страдала?
В своей голове, затуманенной горем, я перебирала причины. Ты чувствовала себя слишком виноватой? Ты боялась нас разочаровать? Или мы были настолько плохими и недостойными родителями, неспособными тебя услышать? В любом случае я приходила в итоге именно к этому заключению. Неужели мы были родителями, слишком амбициозными по отношению к своим отпрыскам, чудовищными родителями, которых личность ребенка интересует меньше, чем тот образ, который он должен был воплощать?
Вечером после твоей смерти нам позвонили полицейские, чтобы узнать пинкод твоего телефона, они хотели с ним поработать. Конечно, уточнили они, нас проинформируют в первую очередь, в случае если удастся найти объяснение твоему поступку.
Днем, часа в три, мы отправились к Мариам, сообщить ужасную новость твоей сестре. Мы прошли через весь дом в игровую комнату. Я не смогла говорить. Твой папа очень мягко обратился к Клариссе: «Мы должны скзать тебе кое-что… Марион не болеет. Она умерла». Твоя сестра завопила, вытаращив глаза. Этот взгляд сохранялся у нее на протяжении еще нескольких месяцев.
Твой отец взял ее на руки, они плакали вдвоем. Затем отец выдохнул: «Но ты, ты с нами, наша маленькая девочка». В одно мгновение она из средней дочери превратилась в старшую. Она пожелала остаться у Мариам поиграть еще немного. Мы вернулись за ней чуть позже, а еще забрали Батиста у Захии. Мы держались… Все вчетвером, прижавшись друг к другу.
В понедельник утром Кларисса собралась в школу, как обычно. Но незадолго до нашего выхода из дома Мариам зашла предупредить: «Не стоит отправлять ее сегодня». Она держала в руках сегодняшний «Паризьен». На первой полосе писали о Марион. Да, о тебе, наша девочка. Там говорилось, что ты стала жертвой школьной травли, как и еще один ребенок, умерший накануне. «Двое подростков тринадцати лет перешли к действиям», – гласил заголовок. Надпись под этим громадным заголовком, на всю первую полосу: «Из-за школьной травли они покончили с собой». Автор статьи ссылался на твое письмо, в котором ты подробно рассказывала о тех насмешках и придирках, которые тебе приходилось терпеть.
Мы буквально окаменели от шока. Кто был против тебя? Кто тебя убил? Где нашли это письмо? Как оно оказалось в руках журналиста «Паризьен»?
Но внезапно твой поступок обрел смысл. Ко мне вернулась возможность видеть, исчезнувшая во время моих попыток вернуть тебя к жизни. Ты повесила свой телефон, и из него доносилась музыка – одна и та же назойливая песня. Я не слышала ее до тех пор, пока спасатели не оттащили меня от тебя. Только тогда я его увидела этот чертов телефон. Он висел там, привязанный за провод, с регги, играющим по кругу. Ты умерла под музыку, но сначала ты навсегда заставила свой телефон замолчать. Этот телефон, с помощью которого все и происходило: все оскорбления, преследования, нападки. Оружие преступления. Ты символически убила его тоже.
Да, наконец твой поступок обрел смысл. И нас охватила злость чудовищной удушающей волной. Тебе сделали настолько больно, что ты повесила телефон и предпочла уйти сама – это невыносимо! И взрослые из колледжа Жана Моне в Брии-Су-Форж, которые были за тебя в ответе, не сделали ничего, чтобы этого не случилось!
Тем не менее я говорила им о твоих жалобах на то, что тебе трудно работать в этом недисциплинированном классе. Три раза я просила о встрече с директором. Ни разу он меня не принял. Я звонила ему неоднократно, чтобы объяснить: мы хотим сменить класс. Он отвечал на мои просьбы либо молчанием, либо отказом.
Итак, в тот день, после чтения ужасной статьи из «Паризьена», утверждающей, что ты стала жертвой школьной травли, я возненавидела директора, бесчувственного к твоим страданиям. Я возненавидела всех в этом коллежде, кто мог помочь тебе, выслушать, понять твою тревогу, услышать наше беспокойство… Всех тех, кто предпочел страусиную политику.
Вне себя от злости, я набрала номер колледжа и сухо попросила директора: «Я мама Марион, приготовьте все ее вещи, мы хотим их забрать. Я хочу взять все: каждую бумажку, каждую мелочь, принадлежащую нашей дочери. Я хочу, чтобы ничего от Марион не осталось в вашем колледже, я не хочу больше иметь никаких контактов с вами».
Шокированная твоей смертью, я хотела избежать встреч с директором, поскольку предполагала, что он рассыплется в извинениях или соболезнованиях. Я бы этого не вынесла. Но на самом деле он тоже не хотел иметь со мной никаких контактов, я осознала это очень быстро. Но не поняла. И не понимаю до сих пор.
Глава 3
Твое письмо мучителям
«Даже если мое сердце больше не бьется»
Когда утром 14 числа отец приехал в колледж за твоими вещами и личным делом, папка уже была готова и лежала в канцелярии. Журналисты толпились в ожидании. Отец мельком увидел директора, который спросил, известны ли ему какие-то детали, читал ли он письмо, знает ли он чьи-то имена. Иначе говоря, он хотел знать все, что знаем мы, забыв о банальных словах поддержки, в которых мы тогда так нуждались. Немного поодаль какая-то дама говорила перед телевизионными камерами – твой отец не обратил на нее внимания.
Утром, прочитав «Паризьен», мы позвонили в полицию, чтобы узнать подробности этой истории с письмом. Ты оставила письмо, а нас об этом даже не предупредили? Что еще более возмутительно – мы узнали об этом только из прессы. По телефону полицейские смущенно сообщили, что, к сожалению, произошла утечка информации. После полудня, часов в пять, в дверь позвонил полковник полиции. Он извинялся за то, что мы узнали о существовании твоего письма из газеты, и заверял нас, что начал внутреннее расследование, чтобы узнать, через кого просочилась информация. Он принес нам конверт, где в графе адресата был указан адрес твоей школы, а вместо подписи – твой идентификационный номер (320).
В конверт ты вложила два письма. Вот текст первого, неумолимо искреннего и грустного. Я намеренно не исправляю орфографические ошибки.
