Борис Палант - Дура LEX
— Ты же адвокат! — злобно сказал Наумчик.
В аэропорту мы расстались. Наумчик умолял меня поехать к нему после того, как мы определим Эльвиру в какой-нибудь мотель в Бруклине. Ему нужно было алиби для жены, но, помня яичницу с красной икрой, я отказался.
На следующий день мне позвонил Гена. Он сообщил, что Наумчик «побежал на реку топиться». «Где он взял реку в Бруклине?» — подумал я.
Оказалось, что жена нашла в кармане брюк Наумчика визитную карточку мотеля, в который он упрятал Эльвиру, и еще какие-то порочащие его улики. А через несколько минут Софа уже звонила мне. Она кричала, обвиняла меня в пособничестве. А потом позвонил и сам живой Наумчик. Он сказал:
— Я погорэл! — и попросил встретиться.
Выпили коньяку. Наумчик прослезился, признался, что не знает, что делать, что жена его «за яйца держит». Я спросил, что он имеет в виду, и Наумчик намекнул, что жена может его сдать кое-куда за кое-какие делишки. Но вдаваться в подробности Наумчик не стал.
Через некоторое время я случайно встретил Эльвиру в ресторане «Кавказский», где она работала официанткой. Обслуживая нас с женой, она рассказала, что Наумчика больше не видит и что хозяин ресторана, грузинский еврей Иосиф, настаивает на сексе с ней, как, впрочем, и со всеми другими официантками.
— Он нас всех трахает на разделочном столе в подвале, — рассмеялась Эльвира.
Через несколько лет мне кто-то сказал, что Эльвире отрезало ногу каким-то транспортным средством.
Пятая поправка
Чем на самом деле занимался Наумчик, я узнал вскоре после того, как Эльвира получила политическое убежище. Он в панике прибежал ко мне в офис: утром к нему приходили сотрудники ФБР, но разговор не состоялся, потому что с ними не было переводчика. Он только понял, что их интересовали его частые визиты в Грецию — он побывал там около десяти раз, а главное — их цель. Они ушли, оставив визитные карточки и пообещав вернуться с переводчиком.
В то время из СССР можно было эмигрировать только по приглашению родственника из Израиля. Разумеется, у подавляющего большинства советских евреев, включая меня, родственники были фиктивными. Вызов от «родственника» стоил бешеных денег, иногда до тысячи двухсот долларов. Именно этим бизнесом и занимался Наумчик по следующей схеме: он летел в Израиль, где у него был свой человек в Министерстве абсорбции, получал от этого человека вызовы на нужные имена и фамилии, платил ему и затем из Израиля с пачкой вызовов летел в Грецию. Там он встречался с капитаном советского судна, совершавшего регулярные рейсы в Грецию, передавал ему вызовы, уплатив за их доставку на территорию Советского Союза и дальнейшую рассылку по адресатам. Таким образом Наумчик накопил немалую по тем временам сумму в двести тысяч долларов. Учитывая, что Наумчик не декларировал никакого дохода и, соответственно, никогда не платил налога, над ним нависла достаточно серьезная опасность, причем не столько со стороны ФБР, сколько со стороны Налоговой службы США. Прокуратура им тоже вполне могла заинтересоваться, так как Наумчик «сидел» на федеральных и штатных пособиях и прочих льготных программах, включая бесплатную медицину и талоны на питание.
Я позвонил по номеру на одной из визитных карточек и узнал от ее владельца, что Налоговая служба США уже интересуется Наумчиком. Работник ФБР, с которым я говорил, настаивал на срочной встрече с Наумчиком. Встреча, сказал я ему, может состояться только в присутствии адвоката, и мне нужно несколько дней, чтобы поговорить с клиентом и узнать его версию событий.
Я понимал, что слишком зелен, чтобы вести такое дело, и оттачивать свое адвокатское мастерство на Наумчике было бы несправедливо по отношению к нему. Поэтому я предложил свести его с более опытными адвокатами — командой, состоящей из налогового специалиста Барри Лейбовитца и бывшего прокурора Пола Моргенстерна.
Встреча состоялась у меня дома. Барри и Пол внимательно выслушали Наумчика (я переводил), сокрушенно покивали головами и сказали, что дела его плохи. Наумчик попросил коньяку.
— Сколько мне могут дать? — спросил он.
— До двадцати пяти, — ответил Пол.
Наумчик налил еще фужер. Осушил и начал ходить по комнате, что-то бормоча. Барри и Пол сидели молча. Они знали, когда говорить и когда молчать. Я тоже сидел молча и учился.
— Это конец! — сказал Наумчик.
Пол и Барри не пошевелились и не попросили меня перевести его слова.
Наумчик подошел вплотную к сидящему Барри и хрипло спросил:
— Сколько ты хочешь за то, чтоб спасти меня?
Я шепотом перевел Барри вопрос.
— Двадцать пять тысяч, — четко произнес Барри.
— Так спаси! — зарычал Наумчик не своим голосом, размахнулся и изо всей силы опустил ладонь правой руки на подставленную ладонь Барри.
Как Барри среагировал, я не представляю! До сих пор поражаюсь, как Наум и Барри поняли друг друга настолько, что их ладони могли встретиться для дикого, спонтанного рукопожатия. Я никак не предвидел именно такую реакцию Наумчика, именно такой его жест, а Барри вот уловил. Договорились встретиться послезавтра в офисе.
На следующий день мне позвонила дочь Наумчика Ира и гнусавым голосом сказала:
— Шо значит папа заплатит двадцать пять тысяч? Унего шо, деньги на кустах растут? Ничего не делайте, я поговорю с другим адвокатом.
Через час позвонил и сам Наумчик. Он извиняется, но вчера он погорячился. Он очень хочет, чтобы я участвовал в деле, но мои ребята загнули уж очень большую сумму.
Вскоре позвонил адвокат, которого наняла дочка Ира, и пригласил зайти к нему в офис. Это был очень старый еврей, звали его мистер Гольдберг. Говорил он медленно, жевал губы, руки у него дрожали. Он попросил меня рассказать все, что я знаю о бизнесе Наумчика. Меня он слушал с закрытыми глазами. Задал несколько пустяковых, на мой взгляд, вопросов, например: как я думаю — составляют ли преступления действия Наумчика по советским законам? а по израильским законам? Я ответил, что Америке наплевать на советские законы, что же касается израильских, то вряд ли есть состав преступления, поскольку десятки тысяч евреев, включая меня самого, уехали по липовым приглашениям несуществующих родственников.
Гольдберг сказал:
— Не горячись. Знаешь ли ты о Законе о коррупции иностранных должностных лиц? Наум платил работнику Министерства абсорбции Израиля, а значит, его можно подвести под эту статью. Что касается налогов, то где находятся сбережения Наума?
Я ответил, что в наволочке. Гольдберг приказал немедленно удалить деньги из квартиры Наума в безопасное место. Затем он начал анализировать ситуацию:
