Рауль Мир–Хайдаров - Путь в три версты
Кира Михайловна, видимо, женским чутьем уловила, что пришел человек основательный, и пришел не на один день, поэтому секретов не таила, опытом делиться не отказывалась. День ото дня не только терпеливо вводила Камалова в курс дел, но и перекладывала на него часть работы, которая выполнялась толково и быстро. В те дни, когда Кира Михайловна возвращалась с бюллетеня (то сама болела, то дети), она, к своему удовольствию, отмечала, что все отчеты сданы в срок, нужные письма разосланы, короче, в отделе полный порядок, словно сама она и не отсутствовала.
Понемногу Камалов обживался. На столе, как у других, появились чайник и две пиалы. Приятно было среди жаркого дня заварить кок–чай и, сев напротив распахнутого в сад окошка, неторопливо выпить чайничек–другой.
За полгода его раза три приглашали на дни рождения. В такие дни до обеда без перерыва полыхали все восемь конфорок, а топот в коридоре стоял такой, как в дни выдачи зарплаты, когда разом приезжали все рабочие. К условленному часу приезжало начальство, и потом мужчин приглашали в техотдел. Кабинет был просторный (может, при реконструкции он уже имелся в виду как банкетный зал?), мест с избытком. Столы в форме буквы «Т» красиво застилались белоснежным дефицитным ватманом. Там, где обычно восседала именинница, цветным фломастером было написано: «С днем рождения, Генриетта!» (Камалову почему-то запомнилось именно это — Генриетта…) Глядя на изящные завитки букв, можно было узнать почерк лучшей чертежницы отдела — как минимум полдня не пожалела.
По традиции, как понял Камалов, главное блюдо готовила именинница, и если потом еще месяц переписывали рецепты, обсуждали их в каждом отделе, ходили к автору за дополнительной консультацией часа на два, значит, празднество удалось на славу.
Камалову нравилось, как преображались, хорошели в этот день женщины, как они были милы и добры друг к другу. Какие тосты, даже в стихах, провозглашали, какие цветы в любое время года преподносили имениннице. И лишь к одному он так и не смог привыкнуть, что этого напрочь пропавшего рабочего дня, с вином и водкой, а потом с чаепитиями по отделам до самого конца, никому не было жаль.
Шли дни, летели месяцы. Сдали с Кирой Михайловной первый годовой отчет, а там — не успел осмотреться — и полугодовой на носу. Теперь Дамир Мирсаидович уже не путал диспетчера Генриетту, крупную усатую женщину с мужским басом, занимавшую кабинет рядом с кухней, с очаровательной Валей Розенталь из отдела труда и заработной платы. Знал, что не столь уж дружен и спаян, как показалось на первый взгляд, их женский коллектив. Например, бухгалтерия, отдел кадров и снабжение часто бывали в конфронтации с техническим, плановым и производственным отделами. Были в этих отношениях и приливы, и отливы, и долгий штиль. Говорят, стрижи и муравьи предсказывают дождь, а черепахи и змеи даже землетрясение, но ни один человек не решился бы предсказать ситуацию в управлении на день вперед. Как и в большой дипломатии, здесь существовал неписаный кодекс чести: к примеру, не нарушать перемирия в праздники, объединяться на дни рождения и юбилеи. И совсем нескучно становилось, когда конфликт достигал штормового состояния.
Генриетта, в любой момент сославшись на неисправность рации (оппозиция подозревала, что электронные лампы у нее в запасе всегда имеются), могла уйти на близлежащий базар и вернуться с полной сумкой свиных ножек. Зато уж холодец она делала отменный! От избытка времени она начинала смолить свиные ножки на плите. Несмотря на распахнутые на улицу двери, запах паленой щетины минут через десять проникал во все отделы.
Дружно распахивались двери кабинетов — и начиналось… Но разве можно было перекричать Генриетту! Она невозмутимо отвечала, занятая своим серьезным делом:
— Подумаешь, баре с высшим образованием, а вы окошко откройте пошире, продует…
В такие дни противная сторона собиралась у Киры Михайловны: женщины пили кофе, разговаривали о спектаклях, шедших по телевизору, и крепились — демонстративно не ходили на базар в рабочее время.
С обеих сторон к начальству направлялись делегации. Начальник управления, умудренный опытом и долгой семейной жизнью, внимательно выслушивал жалобы и обещал непременно принять меры, просил только дать ему время, заведомо зная, что все образуется само собой.
А то вдруг заявлялись «коробейницы» — женщины с полными сумками дефицитных товаров: обуви, белья, парфюмерии, трикотажа, а в последние годы и «коробейницы», промышлявшие бакалейными товарами: растворимым кофе, консервами с паштетом или печенью трески, цейлонским чаем…
С вещами шли прямо в отдел к Валечке Розенталь, первой моднице управления, а с продуктами к Генриетте.
С этой минуты в управлении воцарялся мир, потому что нужно было примерять, консультироваться, обменивать, занимать деньги…
Через два года Дамир Мирсаидович получил повышение. В канун Первомая Кира Михайловна пригласила Камалова в кабинет с розовыми занавесками и, усадив его напротив трюмо, вдруг объявила:
— Дамир Мирсаидович, я решила поменяться с вами должностью и думаю, начальство возражать не будет. А как бы вы на это посмотрели?
— Надеюсь, я не давал вам повода для такого решения…
— Дело не в вас, Дамир, просто у меня свои причины появились, и, чтобы вы не маялись сомнениями, я откроюсь. Осенью старшая дочь идет в школу, ведь ее и отвести нужно, и встретить, а в нашем городе — бабушки такой же дефицит, как и везде… Дети для женщины, пожалуй, важнее работы. Есть и другая причина,— Кира Михайловна на секунду смутилась,— у нас в плане еще один ребенок, может, наконец-то мальчик… А это, считай, года два–три нет человека. За отдел я не беспокоюсь, уверена, что вы справитесь. Ну как?
В должности начальника отдела Дамир Мирсаидович часто оставался на планерки, проводившиеся с прорабами и мастерами дважды в неделю. Присутствие Камалова было необязательным, но у него появились собственные соображения относительно низового планирования. В такие дни он нередко возвращался домой в машине начальника управления. Однажды, когда особенно много было высказано прорабами претензий к производственному и техническому отделам, главный инженер, обращаясь к Камалову, неожиданно сказал:
— Вот вы, Дамир Мирсаидович, наверное, удивлены, что мы с начальником всегда на стороне отделов. Мы-то знаем, да и вы за два года насмотрелись, как они работают, но разве сорвали они когда-нибудь отчет или важное мероприятие? Разве мы не выполняем план? Знамя-то переходящее не только из квартала в квартал, но и из года в год — у нас. Согласен, нет в их работе системы, перспективы дальше ближайшего квартала, но то, что нужно к ближайшему сроку, будь спокоен, сделают. Да к тому же на всех уровнях — в тресте, в главке, наверное, и повыше — почти одни женщины, и зачастую туговато приходится, даже трехдневную отсрочку для иного дела не получишь, а пошлешь ту же Киру Михайловну, поговорят они о детях, непутевых мужьях, обменяются губной помадой, глядишь — и дело улажено. Женщины, брат,— огромная сила!
Возражать начальству Камалов не стал, но к этому разговору в мыслях возвращался часто.
«Вот сейчас спохватились, говорим о феминизации школы, о ее последствиях. Не придется ли когда-нибудь говорить о феминизации строительства, ведь технический прогресс не рассчитан на женский уровень работы, даже с поправкой на самые благие и необходимые их обязанности, время не простит. Может, по той же объективной причине задерживается годами техническая документация на строящиеся объекты? А грубейшие ошибки в проектах, оборачивающиеся огромными убытками, может, тоже звенья той же цепи? Ведь проектные институты на девяносто процентов стали женскими организациями». Словом, то, что женщина оказалась у руля технического прогресса, было не в радость Камалову.
Проводив Киру Михайловну в декретный отпуск, несколько месяцев подряд Дамир Мирсаидович постоянно ездил на объекты вместе с табельщицей Юлией. Он хотел подсчитать наиболее реальный фонд заработной платы управления на месяц и даже на год вперед. Главный инженер поддержал идею Камалова, наделил его особыми полномочиями, и к концу третьего квартала работа была закончена.
Документ повезли в трест торжественно, все понимали, насколько важна проделанная работа.
В тресте похвалили, одобрили инициативу, но когда окрыленный Камалов ушел, трестовский плановик сказал руководству дорожников:
— Силен мужик, голова, но жаль, как поется в песне, одна снежинка — еще не снег. Не могут остальные наши двадцать управлений проделать такую работу, и не потому, что не хотят, заставили бы. В строительстве трудно знать наперед, какие реальные объемы предстоят в следующем году. Работа проделана толковая, большая, и я обещаю заглядывать в эти раскладки. Но большего, увы, обещать не могу…
