Кобо Абэ - Вторжение
— Управился? — спросил он, выплевывая потухшую сигарету. — Давай чаю.
— Нет чаю, — отрезал я.
— Я тебя не спрашиваю, есть или нет. Говорю: давай. Так-то ты налаживаешь коллективную жизнь?
— Откуда же его взять, если нет?
— А ты постарайся. И в Писании сказано: твори добро без устали. И если твои усилия будут неослабны, придет время, и ты пожнешь плоды. Для общего блага трудов не жалей. Христос учил: счастье в том, чтобы давать, а не в том, чтобы получать. Так пойди же к соседям, добудь это счастье. Извинись, скажи: неужели вы нам настолько не доверяете? Это, мол, для нас оскорбление.
Я молча отправился. Но господин, словно передумав, остановил меня.
— Постой-ка! У тебя такой вид, будто ты чем-то недоволен. Может, ты надумал удрать? Так знай, что из этого ничего не выйдет. Лучше разведи-ка здесь огонь. А чай уж дочка где-нибудь раздобудет. Не удастся, тогда продаст пять-шесть книжек из тех, что здесь есть.
IV
Шел двенадцатый час, когда неверными шагами возвратился старший сын. Он был вдребезги пьян. Семейство ощетинилось. Второй брат смотрел на старшего с такой злобой, что, казалось, сейчас бросится на него. А тот, вытаращив глаза и громко икая, бормотал:
— Лягушка под карнизом, птица в небе… Чего уставились? Переживаете? Не сомневайтесь! Бросьте, бросьте!
Господин шагнул вперед.
— Где деньги? Деньги где, спрашиваю!
— Деньги? Кажется, я пропил их.
— Пропил? Вы слышите, он пропил! Ну, смотри, ты меня знаешь!
— Что такого? Выпил и закусил, и все тут. Отвяжитесь!
Слово за слово, прения разгорались. Ввязался второй брат. Кто из жаждущих крови первым пустил в ход руки — неизвестно, только комната превратилась в поле битвы. Снизу стучали в пол палкой от метлы. Соседи барабанили в стену кулаками. Весь доходный дом пробудился от сна и загудел, как потревоженный улей.
Наконец бойцы, видимо, устали. Руки опустились. Тут старший, захохотав во все горло, выбросил белый конверт.
— Что это?
Господин, вылупив глаза, схватил конверт и начал лихорадочно считать тысячные бумажки.[5] Сравнил с цифрой, проставленной на конверте.
— Чудак, сказал бы сразу: так, мол, и так, и обошлось бы без этой бессмысленной траты калорий.
Старший все еще продолжал хохотать.
— Ничего, хорошая зарядка. Полезно для души. У вас у всех не варят котелки. Неужели вы думаете, я стану пить на свои? Меня девчоночка угощала. Славная крошка, эта С. — Он покосился в мою сторону. — Я просто влюбился, завтра пойдем с ней в кино.
— Гадость, гадость, — рыдающим голосом проговорила дама. — Со мной теперь уж никто не считается.
Старший, проглотив остатки холодного чая, завалился спать. Семейство мало-помалу угомонилось, то из одного, то из другого угла доносился тяжкий вздох.
Господин крепко держал конверт с моей получкой, но все не мог успокоиться. Я же и вовсе был взвинчен до предела. Внезапный приступ ярости заставил меня вскочить и броситься на него. Результат вряд ли нужно описывать. Собрание, большинство голосов, резолюция: деньги принадлежат им. И вдобавок — отвратительная шишка под моим правым глазом, кулак второго сыночка.
— Фашист! — с горечью сказал господин. — Легче собаку научить говорить, чем его вразумить. К-кун, ты бы все же старался привыкать к жизни современных культурных людей. Для твоего же блага. Вот я изучаю возможность обучения собак речи. — И с заметной гордостью добавил: — Завершение моего исследования принесет большие перемены во всем общественном укладе. Можно бы рассказать подробнее, да ты вряд ли поймешь. В основу я положил учение Павлова, открывшего физиологический механизм речи. При помощи гипноза я воздействую на мозговую кору собаки и таким образом добиваюсь эмпирического возбуждения речевого центра. Ну как, соображаешь? Не я один, в нашей семье все ведут какую-нибудь выдающуюся научную работу на благо общества. Старший сын специализируется по криминалистической психологии, в экспериментальном плане. Второй сын ведет специальное исследование женской сексуальной сферы. Моя жена служит ему великолепным подопытным объектом. Моя мать, теперь-то она несколько сдала позиции, но в свое время была большим специалистом по части мужской психологии. Параллельно она исследовала «слепые пятна»[6] у продавцов в универмагах. Эту специализацию усваивают по наследству двое моих младших детей, хотя они еще и глуповаты. Старшая у меня немного в другом роде: пишет стихи. В ближайшее время выходит ее сборник «Вселенская любовь». Самый младшенький, правда, еще не умеет и говорить, но путем тренировки уже обучен участвовать в единогласном голосовании. Кроме того, он являет собой великолепный экспериментальный материал к теме: речь у собак.
— Вот тебе жизнь культурной семьи нашего времени. Небось не ожидал? Если бы ты с нами сотрудничал, была бы и польза для наших исследований, и ты приобрел бы навыки культурного человека.
Тут я заметил, что все уже погрузились в сладкий сон, кроме девушки, которая тихо всхлипывала.
— Ты чего? Что за меланхолия? — Господин отвел волосы со лба девушки. Лицо ее было бледным и печальным.
— Не думать, не сомневаться! — с нажимом проговорил господин и оглядел погрузившееся в сон семейство.
— Спи! — Затем обернулся ко мне: К-кун! Я следую принципам демократии и не хочу оказывать на тебя давления. Я тебе лишь намекну, надеюсь, ты поймешь. Комната нам тесна. Для десятерых в ней даже на одну ночь недостаточно ни площади, ни кислорода. Между тем днем я установил, что на чердаке пустует кладовка. Как поступил бы в этом случае скромный человек, будь ему об этом известно?
Всю ночь напролет я воевал с мышами в кладовке, сплошь затянутой паутиной. Не сомкнув глаз, весь разбитый от страха, унижения, бессонницы, я размышлял. Я дал себе клятву отомстить и выработал план действий, к которому приступлю завтра. Вот что я решил: во-первых, пойти на свидание с С. раньше, чем туда отправится старший сын (она в опасности, я должен объяснить ей ситуацию, должен начать борьбу вместе с ней); во-вторых, найти какого-нибудь порядочного адвоката; в-третьих, расклеить обращение к соседям по дому. (Недавно моряк из второго номера повесил листовку с протестом против повышения квартирной платы, и соседи поддержали его).
Прозвенел первый трамвай. Я решил, что пора выбираться из кладовки. Но тут кто-то прошел в уборную, и пришлось подождать, потому что лестница с чердака проходит как раз мимо уборной. В этот короткий промежуток времени меня свалила усталость. Потеряв над собой власть, я заснул.
V
Я проснулся от стука в крышку люка, через который проникали в кладовку. По пробивавшемуся откуда-то свету я понял, что уже рассвело.
— Скорее, скорее! — торопил чей-то голос.
Я утер выступившую на губах слюну и открыл крышку. Передо мной стояла девушка.
— Я за вами, — сказала она и присела рядом. — Верно, проголодались? — Она протянула мне кусок хлеба с маслом.
— Который час?
— Уже за полдень.
— Вот проклятие! — Я вскочил, она с легкой улыбкой остановила меня.
— К С? Опоздали!
— Что они со мной делают?
— Таковы человеческие отношения. Древний грех.
— Воры!
— Мне вас жаль.
— Сумасшедшие!
— Кто? Они? Своеобразные люди, но сумасшедшими их вряд ли назовешь. Разве что мать. Та-то ненормальная. Твердит одно: гадость, гадость! Воображение у нее, видно, гадкое. Она забыла все другие слова. И всегда повторяет что говорит отец.
Я был удивлен.
— Ты мне сочувствуешь?
— Да, я тебя люблю.
Я сходу решил изменить первый пункт намеченной программы. Взять в союзники Кикуко и тем подорвать вражеский лагерь изнутри!
— Ты мне поможешь?
— Конечно, я за этим пришла.
— Мне надо найти какой-то выход, ты с этим согласна?
— Да, надо поскорее ускользать.
— Ускользать… Ты права. Ускользать. Нельзя дальше жить с подавленным рассудком.
— Любовь! Дело не в рассудке, в любви. Лишь сила любви дает нам жизнь.
— Согласен, согласен. Но там, где нет разума, нет и любви.
— Ты ошибаешься. Наоборот, именно в любви находит свое завершение разум.
— Да, пожалуй, — с готовностью согласился я. — В общем, наши взгляды совпадают. Отныне мы должны во всем помогать друг другу. С первого раза я почувствовал, что ты в этой семье особенная. Поэтическая натура. Ты и красива, как ангел. Будь ты независима от этой семьи, я бы, пожалуй, тебя полюбил.
— В демократическом обществе каждая личность независима.
— Тогда давай подумаем, как нам вышвырнуть эту компанию.
— Вышвырнуть? Убежим мы с тобой.
— Ну зачем же? Получится что мы уступили. Их надо выгнать, ведь комната-то все-таки моя. Куда ни беги, везде жилищный кризис. Куда денешься!
