Сергей Саканский - Гудвин, великий и ужасный
— Уж точно! — просиял Карлсон, и теперь в помещении и вовсе рассвело.
— Ведь ты же мне много сделал хорошего, Карлсон, не так ли?
— Точно так. Я самый лучший в мире творитель добра.
— Ведь не родители меня воспитали, не брат с сестрой, а именно ты.
— Именно!
— Ты научил меня быть сильным, смелым.
— Безусловно! И еще — добрым.
— Принципиальным, честным.
— И благородным!
— Трудолюбивым, покладистым.
— Благовоспитанным!
Оба засмеялись, весело и дружелюбно. Сван внезапно замолчал, выключив и старика. В комнате несколько секунд висела тишина, жужжащая залетной мухой…
Сван хлопнул себя по коленям.
— Ну, рассказывай, друг. Как жил, чем питался. Много ли у тебя было таких как я малышей? — он рассмеялся тоненько и кокетливо, покачав плечами. «Люггерс», висящий в кожаной кобуре под мышкой, несколько раз прямо по сердцу ударил его.
— Не обижай меня, Малыш. Разве не прекрасным было все то, что с нами было?
— Это было круто.
— Не то слово… Какие проказы! Какие приключения! Жаль, никто до сих пор не написал о нас какую-нибудь книжку… Я, впрочем, пробовал — не вышло.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Какой вопрос?
— Я задал тебе вопрос, Карлсон: как ты жил и что ел все эти годы.
— Ах, это… Ну… Я и не знаю, что сказать. Ел кое-что, конечно. Все было довольно обыденно, скучно. Меня как будто бы и вовсе не было… Да что обо мне! Ты-то кем стал, Малыш?
Сван посмотрел на Карлсона с мягкой улыбкой.
— А ты не догадываешься? Я — Сван.
— Да? А где ты живешь, кем работаешь?
— Я — Сван , — сказал Сван, уже не улыбаясь. — Я живу и работаю — Сваном.
Карлсон нахмурился, вспомнив, наконец.
— Послушай, не тот ли ты Сван, о котором в газетах… Ну, тот, за которого назначено вознаграждение в сумме…
— Он самый. Тот, о котором в газетах. Который живет Неизвестно где. Неуловимый Сван… Национальный банк в Новом Орлеане. Труп. Нефтяная компании в Мельбурне. Два трупа. Трастовая кампания в Москве. Семнадцать трупов. Никто его не видел в лицо. Никаких следов. Пустяки, Карлсон. Дело житейское.
Старик закряхтел, поднялся, взял с верстака графин цветного стекла с отколотой пробкой, попил, поставил на место, все это молча…
— А где твой пропеллер, дядя? — весело спросил Сван.
— Нету пропеллера, — вздохнул Карлсон. — Моторчик устал и пришлось его выбросить… Ты, верно, как все — так и не понял, что он был бутафорским…
— Почему же? Я это очень хорошо понял. Полет — свойство твоей души.
— Как же это так получилось, Малыш? Почему это так с тобой получилось?
Сван уставился на старика с непритворным удивлением.
— Это ты у меня спрашиваешь? Это у меня спрашиваешь — ты?
— Бог нам судья, — сказал Карлсон, покосившись на дверь. Внезапная вспышка гостя не на шутку обеспокоила его.
— Нет, не Бог нам судья, а судья нам судья. Ты когда-нибудь видел, как судит судья? Судья, который отличается от тебя только тем, что имеет документ, что он — судья. Между прочим, я впервые слышу от тебя это слово. За всю нашу жизнь на крыше и под ты ни разу не сказал слово Бог .
— Ну, как же, — засуетился Карлсон. — А вот, вспомни, когда мы воровали молочко у младенцев? Что я сказал? Я сказал «Да поможет нам Бог!» Или когда мы подсматривали за монашками? Вот, полюбуйся. Это моя рукопись. Я, между прочим, самый лучший в мире писатель детских книг, — Карлсон достал из-под матраса солидную амбарную тетрадь и принялся быстро листать, обещающим жестом уминая ладонью воздух по направлению к Свану.
— Нашел! Вот послушай… Малыш и Карлсон осторожно прошли по карнизу и заглянули в окно. То, что они там увидели, острым кинжалом резануло их сердца. Тетя Грэтхен увлекла карлика в кровать и оседлала его, словно необузданного коня. «Боже мой! — вскричал Карлсон, — пока дядя Клаус смиренно служит в банке, она развлекается с цирковым карликом! Надо немедленно позвонить ему на службу и сказать, будто бы с его женой случился несчастный случай, и пусть немедленно едет домой. А мы посмотрим, верно, Малыш?»
— Что-то я не припомню ничего подобного, — сказал Сван. — Может, это был все-таки какой-нибудь другой малыш ?
— Не знаю, не знаю… А вот еще, насчет Бога. Малыш и Карлсон пролезли через маленькое окошко кондитерского магазина и попали в обширное помещение склада. «Боже мой! — вскричал Карлсон, — сколько же тут конфет!» Слышишь, Малыш? Я сказал: Боже мой! Разве и это было не с нами?
— Да, припоминаю, — нахмурился Сван. — Что-то вроде того…
Последнее время он хотел, но никак не мог вспомнить, когда впервые зашел за черту. Когда впервые украл, солгал, предал… Первую кровь он помнил хорошо, равно как и первое крупное дело, но прежде было множество мелких. В сущности, все это плавно и постепенно сводилось к самой первой конфете.
Теперь ему за сорок. Время от времени его посещает странная боль в левой стороне груди. Как, например, сейчас… Сван засунул руку за пазуху и почесал свое сердце. «Люггерс» попался костяшкам его пальцев. Он хлопнул себя по коленям, игриво посмотрев на Карлсона:
— Ну, а ходишь ты что — по-прежнему в эту трубу?
— Да! — вскричал Карлсон. — в трубу к старухе Попсон. Правда, она давно умерла, и там теперь поселились какие-то другие жильцы, новые русские, но традиция, понимаешь ли…
Сван встал и вышел. Он без труда разыскал трубу старухи Попсон, скорее, конечно, по затрапезному внешнему виду, чем по географическому положению, и помочился в нее, дружелюбно оглядывая крыши. Горькое, брезгливое чувство детства возникло где-то внизу живота и отпустило вместе с опавшей струей, однако, этого укола было достаточно, чтобы смутное колебание Свана превратилось в выбор.
— Ладно, — процедил он сквозь зубы, стряхивая. — Живи и здравствуй.
Чайка пролетела низко над крышей, едва не коснувшись его плеча. Не перевелись еще в городе эти жирные птицы… Внезапно Сван услышал приглушенный голос. Он быстро, на цыпочках, подкрался к домику.
— Сван! — говорил Карлсон сдавленным шепотом, и на секунду ему показалось, что Карлсон зовет его на помощь…
— Я же говорю: Сван , почему вы мне не верите? Повторяю по буквам: Софья, Василий, Анна, Норманн… Международный бандит находится на крыше дома номер… Я постараюсь задержать его сколько возможно.
Такого поворота Сван никак не ожидал. Он колупнул ногтем старую краску на стене, краска откололась почти что правильным, как монетка, куском. Он раскинул руки и ощупал ладонями воздух, словно сжимая два мяча…
Выждав полминуты, он вошел в домик и посмотрел на Карлсона. Тот мирно сидел на подушечке, под которую только что спрятал сотовый телефон, и болтал ногами.
— Что наша жизнь? — начал он, загадочно улыбаясь, как человек, которому известна истина. — Вся наша взрослая жизнь — это всего лишь телесериал, поставленный по сценарию, который был написан еще в далеком детстве.
— Наша жизнь — дерьмо, — подтвердил Сван.
— Жизнь, — сказал Карлсон, — это старение, умирание, это всего лишь отдельный и частный случай смерти.
— Жизнь — это и есть смерть.
— Это длинный комментарий к одному-единственному великому стихотворению.
— Жизнь — это свисток перед входом поезда в туннель.
— Это очередь к зубному врачу.
— Жизнь — это книга, настолько толстая и скучная, что как-то не хочется читать ее до конца.
— Это долгая увертюра к опере, которой никто никогда не слышал.
— Жизнь — это болезнь, которая передается половым путем.
— Это бесконечная, беспроигрышная игра в рулетку.
— Или на рояле.
— Или в театре одного актера.
— А почему одного? — встрепенулся Карлсон.
— Да потому что он козел, — припечатал ладонью Сван.
Он посмотрел на часы, прикидывая оставшееся время.
— Ты куда-нибудь торопишься? — поинтересовался Карлсон.
— Вот что, — сказал Сван. — Полиция будет минут через семь-восемь. У нас есть еще немного времени.
— Какая полиция? — покраснел Карлсон.
— Обыкновенная. В бронежилетах.
Сван достал «люггерс», повертел в руках и положил на колени. Карлсон окаменел, громко сглотнув слюну.
— Это такая игрушка? — спросил он.
— Нет, не игрушка.
— Тогда зажигалка? Скажи мне, Малыш, что это зажигалка.
— Нет, — сказал Сван, — это не зажигалка.
— А что ты собираешься делать?
— Я хочу дать тебе денег. Ровно столько, сколько стоит моя голова.
— А зачем ты достал эту штучку?
— Какую штучку? Ах, да… Я еще не решил. Допустим, я сначала дам тебе денег, а потом застрелю. Как ты на это посмотришь?
— Не надо этого делать, Малыш. Ты лучше просто дай мне денег, а потом иди и сдавайся полиции. Ведь рано или поздно тебя все равно бы поймали… А я за тебя еще денежек получу, так что выйдет в два раза больше…
