Роман Грачев - Вокзал для одного. Волшебству конец
– Угу, – выдавливает Надя. Горло ее осипло. Она по-прежнему смотрит в пол, не решаясь поднять глаза на мужчину. Она боится, что он увидит в ее глазах ненависть и расстроится еще больше. Милый идиот.
– Это было в прошлом месяце. А позавчера она позвонила мне и сказала, что беременна. В ее голосе было столько радости, и я…
– И ты не смог ей ничего сказать. Ни в прошлом месяце, ни позавчера.
Жорик молчит. Надя не хочет смотреть на него, потому что чувствует, какая буря эмоций угрожает вырваться наружу.
– Все понятно, – говорит она. Узоры на линолеуме расплываются перед глазами. – Это все?
Жорик всхлипывает:
– Почти.
И тут она не выдерживает. Поднимает глаза. Любимый смотрит на нее, как побитая собака, но маленькая и едва заметная искорка облегчения мелькает во взгляде. Умная собака чувствует своего хозяина лучше, чем он сам, а Жорик, паршивец, был чертовски умен. Во всяком случае, казался таким до сих пор.
– Я все продумал, – говорит он. – Надеюсь, тебе мой план понравится. Он, конечно, не без изъянов, но все можно обсудить. Хочешь его услышать?
Надя смотрит на него сквозь едва сдерживаемую пелену слез (внутренних, невидимых миру, слез – внешне она все еще холодна). Она не хочет слушать его план, но разве у нее есть выбор?
– Ну, давай…
…Рыжий филофонист стал недвусмысленно разглядывать пустой графин. Мне показалось, что он ожидает продолжения банкета, и я уже собрался предложить свое радушие, но Павел, предвосхищая манипуляции с бумажником, отрицательно покачал головой.
– Воздержусь, – сказал он, – надираться на вокзале некрасиво.
– Ладно, хорошо. Мне не терпится услышать, что за план предложил твой интеллигент.
– О, план был гениален. Признаюсь, в литературе ничего подобного я ранее не видывал, хотя прочел уйму разных книг – от кулинарных фолиантов Франции до сборников китайских сатириков. Но вот в жизни, старина, такая бредятина встречается сплошь и рядом. Жизнь не перешутишь, верно?
В общем, схема следующая: Жорик женится на Светлане, помогает ей родить и поднять на ноги ребенка, а потом возвращается. На все это ему потребуется лет десять, не больше. Сущая безделица – вырастить ребенка, определить его в школу, создать, так сказать, необходимый задел для дальнейшего личностного роста и развития. Десяти лет вполне достаточно. Все это время они с Надей могут продолжать встречаться, любить друг друга на квартирах, в гостиничных номерах, гулять в парке, обедать в ресторанах… ну, все как полагается у тайных любовников.
Я с трудом сдерживал улыбку. Павел это заметил.
– Хочешь спросить о чем-то?
– Ага.
– Догадываюсь. И сразу отвечу, чтобы тебе лишний раз не проветривать полость рта. Да, все это время Надюха должна была сидеть и ждать его, ненаглядного. Растить дочь, работать, ухаживать за матерью и ждать своего Принца. Правда, Жорик предложил еще заключить один контракт. Он назвал его «Договором о верности». Ключевые пункты Договора гласили, что Георгий и Надежда сохраняют верность друг другу, то есть Жорик трахает только свою супругу и больше никого, а Надя с чистой совестью мастурбирует. Ну, разве не гениально!
Рыжий торжествующе улыбнулся. Я же пребывал в легком шоке.
– Десять лет? – на всякий случай уточнил я.
– Угу, – с довольным видом кивнул рассказчик.
– Пока он с женой, она – ждет?
– Угу.
Я хмыкнул. Пустота графина начинала злить.
– И на сколько их хватило?
Теперь хмыкнул Рыжий.
– А вот это, приятель, уже вторая часть Мерлезонского балета. Может, чайку с лимоном?
…У Жорика родилась очаровательная девочка. Он ласково называл ее Клопиком. На подбородке симпатичная ямочка, как у матери, а носик папин – картошка с двумя задранными вверх дырочками. Была необычайно болтлива почти с самых первых дней существования, даже когда маму еще узнавала лишь по запаху. Говорила без умолку, выработав у родителей привычку волноваться всякий раз, когда в детской комнате воцарялась тишина.
Словом, здоровая, пухлая, розовощекая, с длинными темными волосиками. Мечта поэта.
Жорик рассказывал Наде о дочке почти каждую встречу, а встречались они в лучшем случае раз в месяц, в худшем – по личным и государственным праздникам и особым датам. К последним романтичный Жорик причислял годовщину их первого поцелуя, годовщину первой бутылки шампанского (выпитой на веранде летнего ресторана возле реки, когда Жора пытался прочесть ей по памяти что-то из Мандельштама и одновременно нащупать под джинсами копчик), и даже годовщину первой ссоры. Терпеливая и по-прежнему влюбленная в своего принца Надежда молча и порой даже с интересом, как бывалая мама, выслушивала рассказы, иногда помогала советом, подкидывала телефоны хороших врачей и адреса магазинов, располагавших приличным ассортиментом детских товаров.
Да, она любила его… урода. Порой ей казалось, что она не выдержит – взорвется. В один прекрасный день она уже почти готова была это сделать. Не спала накануне почти всю ночь, ворочалась и периодически поднималась с постели, чтобы напиться воды. Тщательно подбирала слова и обидные выражения, взвешивала все плюсы и минусы. Минусов решения расстаться почему-то всегда получалось больше. Дурацкое уравнение, абсолютно нерешаемое. Всякий раз смотришь на все эти «за», «против», плюсы-минусы, знаки равенства и крестики-нолики, как тупой, слепой и глухой ученик с первой парты, и не можешь дать никакого внятного ответа, а рука учительницы уже зависла над графой в журнале: «Вот смотри, я ставлю тебе «двойку» карандашом, но если ты не ответишь в следующий раз, эта «двойка» стает чернильной». Наивная учительница будто сама не знает, что эти уравнения будешь вымучивать всю жизнь и все равно не решишь.
В общем, встретила она своего ненаглядного дома, приготовилась обрушить на его голову слезную тираду «Я так больше не могу, это глупо и смешно… и больно, в конце концов!», но едва их губы коснулись друг друга, а головы опустились на подушку дивана в Ленкиной комнате, как все эти разъедающие душу слова улетучились. Как назло, в тот день Жорик был весьма голоден до секса и не позволил возлюбленной даже рта раскрыть.
А после удачного секса Надежда – никакая…
Так прошло два года. Третий, как жирный плевок по стеклу, медленно пополз куда-то вниз, в небытие. Ленка росла, превращалась в симпатичную девушку с красивой грудью и требовала внимания и заботы. Сама Надежда будто осунулась. Просыпаться по утрам не хотелось. Ей казалось, что все застыло и никуда не двигалось, что просыпаться нет никакого смысла, и необходимость заботиться о родной дочке уже не гнала на кухню заваривать кофе и готовить завтрак. Зачем? Для чего? День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем – ждать коротких встреч, думать о том, что сейчас твой любимый – там, с ней, с этой дамочкой, раздувшейся после родов до размеров дирижабля, сидят вдвоем на кухне, пьют чай, закусывая печенюшками, воспитывают свою девочку, дай бог ей здоровья… это невыносимо. Ленка вырастет и тоже уйдет из дома за таким же красавцем и умницей, и останется она, Надюха, совсем одна.
Впрочем, у нее случались и другие дни. Она не сказала бы, что счастливые, но – оптимистичные. Когда приходил Жорик или когда они встречались на нейтральной территории, в гостиницах, на квартирах подруг и друзей, ей казалось, что предложенный им план вполне осуществим. Иногда ждать своего счастья приходится несколько лет, и побеждают те, кто умеет ждать и не хвататься за первый попавшийся вариант, как за манну небесную. Доводы рассудка («а вдруг отвергнутый тобой вариант был наилучшим, и дальше тебя ждет только шелуха и огрызки?») Надя отметала. Как отметала и кавалеров, недвусмысленно намекавших не только на случайные связи, но и на более осмысленные и продолжительные отношения. Она сохраняла верность любимому – занималась сексом только с ним или с самой собой, надеясь, что он проделывает то же самое лишь с супругой. В такие дни она действительно верила, что выйдет победительницей.
Пока не пришел день, поставивший на ее вере жирный крест.
…Георгий мнется на пороге, протягивает букет из пяти красных, как кровь, гвоздик. Смущенно отводит глаза. Что-то он явно задумал.
– Привет, – вяло здоровается с ним Ленка. После этого сразу уходит в свою комнату и недвусмысленно прикрывает дверь.
Надя и Жорик уходят в гостиную.
– Ну, говори.
Георгий уже не наматывает круги по комнате. Он становится перед женщиной на колени.
– Милая, дорогая, любимая… единственная (от последнего слова ее передергивает, но она молчит). Я не знаю, как это получилось… как-то все спонтанно, мы не принимали никакого решения, не договаривались, не планировали… просто она перестала пить таблетки, а я не знал, и мы… я был верен тебе, я ведь только с ней… в общем…
