Юрий Покальчук - На южном берегу
— Гм! Это, может, и хорошо, что ты не любишь пустых слов.
— Скажи, Виталий, а как тебе львовские девушки, Леся?
Виталий немного помолчал, а когда ответил, в тоне его Роберто уловил раздраженные нотки: это его слегка укололо, но он решил ничего ее замечать.
— Чудак ты, Роберто. Трудно сказать что-то определенное, я ведь ее очень мало знаю. Ты сам знаешь гораздо больше, хотя мы знакомы с этими девушками всего неделю.
— Странно — неделю... А мне кажется, что я знаю ее уже ну … с полгода... Прости, я слушаю.
— Ну что? Симпатичная девушка, немного «вещь в себе», открывается не сразу. И, судя по всему, пытается жить своим умом.. Но — имею ли право?..
— Мне же интересно! А что ты имеешь в виду — насчет «своего ума»?
— Видишь ли, Роберто, мне кажется, хотя я, может, и ошибаюсь, что есть люди, которые живут, ну, скажем, как трамвай идет. Им положили рельсы, и они только так и способны двигаться, а свернуть куда-то в сторону — никогда. Любое отклонение — это уже жизненная авария.. Знаешь, мы иногда слишком ленивы, не даем себе труда вдуматься в то, что делаем. Если что, сразу — спасительная формула: «А, так все делают!» И что-то очень существенное в жизни уходит... Впрочем, это уже философствование! Славная девушка Леся, ты ведь это хотел услышать?
— Зря ты так, Виталий. А за разговор — спасибо. Знаешь, со мной так еще никто никогда не разговаривал... Мне кажется, давно не хватало такого общения.
Виталий молча глянул на Роберто. Они уже приближались к Алуште. Огни отражались в море, преображаясь в сине-оливковый отсвет.
— Знаешь, Роберто, я, наверное, не повторял бы общеизвестных истин, если б не верил: ты поймешь, зачем я тебе все это говорю. Общеизвестное — еще не понятое... — Он снова сделал паузу. — Понимаешь, Роберто, нельзя жить одними настроениями: хочу — не хочу. Нравится — не нравится... Надо думать. Учиться думать. Это всех касается, тебя, я думаю, тоже. Не обиделся? Я, скорее, о своем…
— Нет-нет, что ты!
— Ну ладно. Расскажи мне лучше еще о Лесе. Мне кажется, вы находите общий язык.
— Понимаешь, мне с ней хорошо. Даже просто быть рядом. Но я вдруг становлюсь таким дураком и несу сплошной бред. Не удивить ли ее словами про трамвай?
— Смотри не удиви сверх меры!
Оба засмеялись.
— Виталий, а где ты работаешь? Я ведь ничего о тебе не знаю. Мы как тогда познакомились: «Привет!» — «Привет!» И в Киеве съемки продолжались всего три дня, да и жили все по домам — и поговорить было некогда, да и будто бы незачем. Значит, если б сюда не приехали, так бы и не разговорились? Все как-то случайно...
— Смотрю, тебя тянет к загадкам мироздания. Могли и здесь, если пользоваться твоей терминологией, не разговориться. Значит, обнаружилось что-то общее. Что-то не вполне зависящее от нашего сознания, от нашего разума. Бывает, люди сближаются на время, бывает — надолго, редко — навсегда. Разве у тебя не случалось такого — дружил с кем-то, дружил, а потом — раз и разошлись. А почему — неизвестно. Биоволны — все они... — В голосе Виталия опять возникла улыбка. — Да, коротко о себе. Работаю в издательстве «Высшая школа». Обыкновенным редактором. Стараюсь что-то писать. Ну, и читать, конечно. Поскольку, судя по всему, вступил в тот возраст, когда становятся просветителями юношества... А в фильм этот я попал случайно. По знакомству, собственно. Понимаешь, я неплохо знаю английский, ну и испанский немного. А Микола Андриевич, наш режиссер, — мой бывший сосед. Ну, ему для Интернациональной бригады были нужны люди с разными языками. Зачем? Для озвучивания — больше натуральности. Вот он и набрал настоящих поляков, чехов, венгров, кубинцев, испанцев, только англичан не было. Мы встретились случайно на улице, поболтали, а он и говорит: «Хочешь сниматься?» — «А почему бы и нет?» И все. А ему что, лишь бы язык знал хорошо. Взял я отпуск, снимаюсь. Вот так, Роберто.
— Я ведь тоже поступал на иностранные языки...
— Знаю, ты говорил. Вот мы и пришли. Кстати, ты в каком номере?
Они остановились у гостиничного подъезда. Роберто что-то говорил. Видно было, что ему совсем не хочется уходить. Он поколебался немного и снова обратился к Виталию:
— Прости, иногда мне кажется, что ты слишком резко судишь о людях...
— Да? — удивился Виталий. — Впрочем, тебе явно хочется поговорить еще. Так ведь? Я бы не против, но сейчас не стоит. Не обижайся. Серьезные разговоры требуют большого времени. Будет настроение — что ж... А сейчас начало второго. Завтра в девять, как ты знаешь, вся группа выезжает в горы на съемку. Так что доброй ночи!
— Доброй ночи! — сказал Роберто. Они уже были в гостинице, шли по лестнице наверх.
Доброй ночи!
«Алушта, 18 августа
Дорогой Леня!
Получил твое письмо и сразу же отвечаю. У меня все идет хорошо. Никаких особых приключений не произошло. Все нормально. Мне режиссеры поручили небольшую роль, где нужно сказать всего две фразы. Я уже выучил их по-испански. Это в одном эпизоде. Но меня взяли на все время съемок, потому что им подходит моя «фактура». Просто буду стоять как один из бойцов и что-то делать. Вот такое мое кино.
Сразу, как приехал, я тебе уже писал о ребятах, с которыми живу в гостиничном номере. Некоторых ты видел, когда шли съемки в Киеве, в Луцких казармах. Но, понятно, я их за три дня не узнал, ты — тем более, хотя и приходил на съемки дважды.
Я не собираюсь становиться киноактером или кем-то в этом духе. Просто мне уже минуло шестнадцать лет, и меня не следует опекать как ребенка.
Как и обещал, я тебе буду описывать все и всех детально, чтобы ты был в курсе дела и мог говорить с моими родителями. Я им тоже пишу, понятное дело. Но рассказать им все я не могу, они просто не поймут. Да и не стоит с ними заводиться. А ты хоть и двоюродный брат, а может, ближе иного родного.
Ну ладно. С чего начать? Ага. Ты видел Роберто? Ну, этого парня, наполовину испанца. Я тебе писал о нем. Живу сейчас в одном номере с ним и еще с одним кубинцем, Винсенте Мадина. Он учится в университете. Смешной такой, долговязый, прыщавый и очень веселый. А русский знает неплохо, хоть иногда и делает комичные ошибки. Ну, этот еще ничего. А то у нас есть один, тоже кубинец, Эрнесто. Маленький такой, живой человечек. Ему уже лет тридцать. Но он как мальчик. С ним очень весело, потому что он очень забавно говорит. Все навыворот. И быстро, быстро. Слова путает, особенно рода и падежи. А вообще ребята все хорошие. Мне с ними интересно.
Я тут самый младший. А потом — Роберто. Ему восемнадцать, а затем все остальные. Самый старший у нас Виталий. Они с Роберто в последнее время все вдвоем ходят. Не в том дело, что вдвоем, а как-то на пару. А мне и Роберто нравится, и Виталий, и вообще здесь много интересных ребят. Но почему-то всегда неудобно начинать с ними разговор. Я все время чувствую, что моложе всех и что я такой худой. Мне кажется, меня обязательно спросят, сколько мне лет, кто я и что, или просто зайдет как-то об этом разговор, и они узнают, что я еще школьник, и не захотят со мной больше знаться. Ну, не то что не захотят знаться, а будут у них физиономии или разочарованные, или неприятно удивленные. И я, как только подумаю, что у них может возникнуть такое отношение ко мне, сразу теряюсь и стараюсь держаться на заднем плане.
Так вот, Виталий как-то подошел ко мне и говорит:
— А я думал, ты молдаванин, Сашко, или, скорее, даже армянин. А потом вижу, по-украински умеешь, наверное, отец откуда-то с Кавказа, а уж парень на Украине живет...
— Я живу в Киеве. Там и родился. Меня Микола Андриевич на улице нашел. Он меня так и кличет — «найденыш». Потому что шел я на пляж. Как раз экзамены кончились. А тут подходит какой-то человек и спрашивает: «Парень, ты не хочешь в кино сниматься?» Я думал, он шутит, ан вот что вышло.
Я Виталию сразу все рассказал. И даже о тебе, и как меня домой не пускали. Почему-то мне захотелось рассказать ему все. Как-то легче стало, когда он со мной поговорил. Я знаю, ты меня ругаешь сейчас, но я пишу тебе, как и обещал, всё, как оно есть на самом деле, как мы и договаривались, ничего не приукрашивая.
А Виталий говорит:
— Знаешь, у тебя — классический восточный тип лица. Ты еще похож на араба. Может, у тебя кто-то из далеких предков был бедуином, — и подмигнул мне.
Я сразу повеселел и рассказал, как в Киеве на улице ко мне подошли когда-то два араба и что-то говорили по-своему, а я отвечал, что ничего не понимаю. А они все удивлялись — действительно ли я не араб?
Вот так оно все. Сейчас половина одиннадцатого. Я сижу в гостинице. В комнате никого нет. А я решил не ходить сегодня на танцы, а писать письма. Потому что все наши ходят на танцы в Рабочий уголок, в лагерь Львовского политехнического института. Я там за эти десять дней уже раз пять был. Но страшно далеко идти обратно. Почти час. И потому теперь многие ходят на танцы в город. А сначала все — только туда.
Мы еще в первый день познакомились с девчатами из этого лагеря. Ну, такие все из себя студентки. Закончили первый курс. Из Львова. А Роберто просто не отходит от одной там, Леси.
