Карлос Фуэнтес - Аура
Ты надеваешь рубашку, проводишь тряпочкой по носкам своих черных туфель и снова прислушиваешься – на этот раз к позвякиванию колокольчика, который перемещается по дому, постепенно приближаясь к твоей двери. Ты выглядываешь в коридор и видишь Ауру с колокольчиком в руке; потупившись, она сообщает, что завтрак готов. Тебе не хочется ее отпускать, но девушка уже спешит к винтовой лестнице и все звонит в свой черный колокольчик, словно ей надо разбудить еще кучу народа.
Как был в одной рубашке, ты сбегаешь по лестнице в переднюю, но ее уже и след простыл. Ты слышишь за спиной звук открывающейся двери, что ведет в комнату старухи, оборачиваешься и успеваешь заметить, как чья-то рука просовывает в щель ночной горшок, ставит его на пол и исчезает. Дверь снова захлопывается.
Ты входишь в столовую. Завтрак уже подан, но на этот раз на столе всего один прибор. Быстро покончив с едой, ты возвращаешься в переднюю и стучишь в дверь сеньоры Консуэло. Слабый тонкий голосок приглашает тебя войти. Здесь все по-прежнему: неизменный полумрак, дрожащее пламя свечей, отражающееся в серебре.
– Доброе утро, сеньор Монтеро. Как вам спалось?
– Хорошо. Вчера я допоздна читал.
Старуха машет рукой, словно отгоняет тебя от кровати.
– Нет, нет. Пока не говорите о своих впечатлениях. Работайте дальше над этой частью, а когда закончите, я дам вам остальные.
– Хорошо, сеньора. Скажите, я могу выходить в сад?
– В какой сад, сеньор Монтеро?
– Тот, что со стороны моей комнаты.
– У нас давным-давно нет сада. Он пропал, когда все вокруг застроили.
– Я подумал, что на воздухе мне бы лучше работалось.
– У нас остался только внутренний дворик, вы через него проходили, да и тот темный. Моя племянница выращивает там растения, которые любят тень. Ничего другого у нас нет.
– Понимаю, сеньора.
– Я хотела бы сегодня отдохнуть от дел. Зайдите ко мне вечером.
– Хорошо, сеньора.
Весь день ты возишься с рукописью, переписывая набело куски, которые думаешь оставить, и переделывая слабые места, куришь одну сигарету за другой и прикидываешь, как растянуть эту работу и подольше сохранить за собой доходное местечко. Если бы тебе удалось скопить хотя бы двенадцать тысяч песо, ты мог бы потом почти целый год заниматься собственной книгой, отложенной, почти забытой. Это будет капитальный труд об открытий и завоевании испанцами Америки. Он вберет в себя все разрозненные хроники, сделав их понятными и доступными, установит связи между всеми предприятиями и авантюрами золотого века, между человеческими судьбами и величайшим событием эпохи Возрождения. В конце концов ты откладываешь в сторону нудные записки генерала и начинаешь набрасывать план своей книги. Время бежит незаметно, и только заслышав вновь колокольчик, ты взглянешь на часы, накинешь пиджак и спустишься в столовую.
Аура уже там, а во главе стола на сей раз сидит сама сеньора Льоренте. Закутанная в шаль, в своем неизменном ночном балахоне и чепце, она горбится над тарелкой. Ты мельком замечаешь четвертый прибор, но уже не задаешь вопросов, какое твое дело. Во имя будущей творческой свободы ты готов сносить любые чудачества полоумной старухи, тебе это ничего не стоит. Пока она отхлебывает суп, ты пытаешься определить ее возраст. В жизни человека наступает момент, когда бег времени замедляется, и сеньора Консуэло давно перешагнула этот рубеж. Генерал не упоминает о ней в той части записок, которую ты успел прочесть. Но если во время вторжения французов ему было сорок два, а умер он в 1901 году, то есть четыре десятилетия спустя, значит, он дожил до восьмидесяти двух лет. Ясно, что он женился на сеньоре Консуэло уже после трагедии в Керетаро, в изгнании, но она же была тогда совсем девочка…
Даты перепутываются у тебя в голове, потому что над ухом назойливо звучит тонкий щебечущий голосок старухи; она разговаривает с Аурой, и ты, глядя в тарелку, выслушиваешь бесконечные жалобы на боли и тревожные симптомы, на дороговизну лекарств и сырость в доме. Тебе не терпится прервать семейную беседу и поинтересоваться, где они прячут слугу, которого вчера посылали за твоими вещами: ты его до сих пор не видел, и даже за столом он не прислуживает. Ты бы так и сделал, если бы вдруг тебе не бросилось в глаза, что Аура, за все это время не проронившая ни слова, ест с какой-то механической обреченностью, словно ждет команды, чтобы взять ложку, нож, разрезать почки – все те же почки, видимо, их излюбленное блюдо – и поднести кусок ко рту. Ты быстро переводишь взгляд с тетки на племянницу, с племянницы на тетку, но в этот момент сеньора Консуэло внезапно замирает, и тут же Аура кладет нож на тарелку и замирает тоже, точь-в-точь повторив движения старухи.
Несколько минут вы пребываете в молчании: ты доедаешь свой обед, а они, застыв, как статуи, наблюдают за тобой. Наконец сеньора Консуэло говорит:
– Я утомилась. Не стоило мне выходить к столу. Аура, проводи меня в мою комнату.
При этом старуха явно старается завладеть твоим вниманием: она пристально смотрит тебе в глаза, словно притягивая твой взгляд, хотя ее слова обращены к племяннице. Тебе с трудом удается освободиться от чар этих глаз – снова широко раскрытых, чуть желтоватых, но ясных и пронзительных – и перевести взгляд на Ауру, которая, уставившись в одну точку и беззвучно шевеля губами, встает, будто во сне, берет сгорбленную старуху под руку и медленно выводит из столовой.
Оставшись один, ты наливаешь себе кофе, который простоял на столе с начала обеда и давно остыл, пьешь его маленькими глотками и мрачно размышляешь о том, не обладает ли старуха какой-то тайной властью над девушкой и не удерживает ли насильно твою прекрасную зеленоглазую Ауру в этом старом угрюмом доме. Впрочем, ей ничего не стоило бы сбежать, пока старуха дремлет в своей берлоге. Не исключено, однако, подсказывает тебе воображение, что по какой-то неведомой причине Аура не может сама избавиться от кабалы и ждет, пока ты спасешь ее от безумной и взбалмошной старухи. Ты вспоминаешь, как выглядела Аура несколько минут назад: бледная, оцепеневшая от ужаса, она была не в состоянии произнести ни слова в присутствии своей мучительницы, и только ее губы неслышно молили о помощи, о спасении несчастной узницы, не свободной даже в своих движениях и жестах.
Все в тебе восстает против такого безумия. Ты выскакиваешь в переднюю и устремляешься к лестнице, рядом с которой, по соседству с комнатой старухи, расположена еще одна дверь. Именно здесь должна жить Аура, ведь больше комнат в доме нет. Ты распахиваешь эту дверь и входишь: уже привычный полумрак, голые беленые стены, и лишь на одной из них – черное распятие. Слева дверь – видимо, в комнату старухи. Ты на цыпочках подходишь к ней, протягиваешь руку, но в последний момент передумываешь: сперва надо поговорить с Аурой наедине.
Но если девушка хочет, чтобы ты ей помог, она придет к тебе сама. И вот ты сидишь у себя в комнате, забыв про пожелтевшие страницы рукописи, про собственные записи, и все твои мысли – о прекрасной и непостижимой Ауре. Чем больше ты думаешь о ней, тем ближе она тебе становится, ближе и желаннее, и дело тут не только в ее красоте: теперь ты ищешь близости, потому что хочешь освободить ее, а, стало быть, твое желание оправданно и совесть чиста… Ты не откликнешься на зов колокольчика и не пойдешь ужинать, потому что больше не вынесешь сцены, подобной той, что разыгралась за обедом. Может быть, Аура догадается зайти к тебе после ужина.
Ты с трудом заставляешь себя вернуться к чтению рукописи. Но очень скоро у тебя начинают слипаться глаза, ты падаешь на постель, мгновенно засыпаешь и впервые за много лет видишь сон. Костлявая рука, сжимающая колокольчик, тянется к тебе, и кто-то кричит, что нужно бежать, всем нужно бежать, а потом на тебя надвигается страшное лицо с пустыми глазницами, ты хочешь закричать, но не можешь, просыпаешься в холодном поту и чувствуешь, как кто-то гладит тебя по лицу и волосам, а чьи-то губы шепчут слова утешения и любви. Ты протягиваешь руки, обнимаешь обнаженное тело, и вдруг на твоей ладони оказывается маленький ключик, который ты сразу узнаешь, а потом узнаешь и женщину – ее волосы щекочут тебе грудь, и она целует тебя, покрывает всего тебя поцелуями. Ты не можешь разглядеть ее в темноте беззвездной ночи, но вдыхаешь исходящий от волос дурманящий аромат растений из маленького дворика, исступленно гладишь плечи, ощущая кончиками пальцев шелковистую кожу, ласкаешь грудь, прикасаясь к двум нежным бутонам, вырастающим из сплетения трепетных жилок, снова и снова целуешь ее и больше не нуждаешься в словах.
А когда ты в изнеможении разомкнешь объятия, она тут же шепнет тебе на ухо: «Теперь ты мой муж». Ты согласно кивнешь, а она скажет, что уже рассвело и на прощанье пообещает ждать тебя вечером в своей комнате. Ты снова киваешь и погружаешься в сон, расслабленный, умиротворенный, обессиленный, но твои пальцы все не могут забыть горячее трепетное тело. Твою дорогую девочку. Ауру.
