Петр Ореховский - Подробности Гражданской войны
Машина съехала с общественной трассы и пошла по неожиданно хорошей, хотя и узкой дороге. Отдыхающие въезжали на садовый участок одного из отобранных отечественной политико-экономической селекцией выдающегося представителя капиталистического труда.
– Здесь замечательная природа, – рассказывал проснувшемуся от прекратившейся тряски Хитрову хозяин автомобиля элитный капиталист
Голубев. – Спасибо тебе большое, что помог оформить участок.
– Природа – это, конечно, хорошо, – пробурчал Хитров. – А соседи кто?
– Хорошие ребята, даже в гости к друг другу ходим, раза два-три в год. Слева – Красных, справа – Белых, а вот в другую сторону, встык со мной – Черныш. У него на участке пруд оказался, правда, без рыбы.
У нас-то участки по реке, но мы часто к нему ходим купаться: у него ещё весь август и половину сентября вода тёплая.
– А что, бассейны с подогревом ещё не построили?
– Побойтесь бога, Борис Михайлович, всего полтора года, как осваиваемся, ещё не во всех комнатах нормальный интерьер сделали!
– Сауна хотя бы есть?
– Это конечно, всё как положено. И дизель собственный у каждого, так что всё по уму.
Был вечер пятницы. Шашлыки ожидали гостей. Мангал был поставлен на улице так, чтобы не дымило на дом, жилую площадь которого Хитров оценил в метров шестьсот. “Да уж, интерьеры тут заоформляешься.
Можно костюмированные балы устраивать”, – подумал он, располагаясь в комнате для гостей.
Переодевшись, он спустился в сауну, посидев там, принял душ, поднялся, опять переоделся и вышел в столовую, как раз к накрытому столу. Детей уже покормили и отправили заниматься своими делами.
Голубев, Хитров и ещё один гость Голубева, банкир Рабинович, сели к столу. Мясо, овощи и красное чилийское вино были выше всяких похвал.
Они поели, неспешно поговорили о литературе, живописи и социальной ответственности бизнеса: и Рабинович, и Голубев спонсировали массу культурных городских мероприятий, и в двадцать три часа разошлись спать.
Хитров проснулся по служебной привычке рано, но когда он спустился в столовую, оказалось, что все уже на ногах. Деловой мир требует жесткого распорядка, и, не сговариваясь, они втроём уже пили кофе.
Потом Хитров и Рабинович отправились гулять, а Голубев пошёл позаниматься с детьми и поставить греться сауну: было решено, что в этот раз они напарятся, как следует, потом уже хорошо поедят и выпьют, а к вечеру шофёр Голубева отвезёт их в город.
Хитров был плохо знаком с Рабиновичем, поэтому первое, чем они занялись, это стали искать общих знакомых. Искать пришлось недолго:
Рабинович хорошо знал брата Бориса Хитрова, который с недавних пор руководил комитетом по финансам в областной администрации.
– Ваш брат – мудрый человек, – банкир обрадовался возможности сказать комплимент родственнику собеседника, сделав тому приятное, – таких редко встречаешь.
Борис несколько ревниво относился к своему брату, вдобавок по русскому обычаю не любил, когда в ходе разговора хвалили не его, а его знакомого. Поэтому он несколько холодно заметил:
– Умный – может быть. Но – мудрый? Ему всего сорок лет. В такие годы человек ещё не может быть мудр.
– Возраст здесь, мне кажется, ни при чём…
– Тогда что вы имеете в виду?
– Видите ли, ваш брат обладает искусством брать у людей деньги, не унижаясь, и платить, не унижая. Это я считаю мудростью.
Хитров вежливо согласился, поняв, что после такой характеристики говорить о брате свысока с его стороны было бы уже очевидной глупостью. Дальше они мало разговаривали, вдобавок тропа стала подниматься в гору.
Они шли по смешанному лесу. Была уже середина мая, припекало солнце, и стояла редкая для леса настороженная тишина. Иногда слышалось карканье ворон, но весёлого щебетания птичек-невеличек, дробей желны или, тем более, утиного кряка до них не доносилось.
– Поди, скоро комары вылетят, несладко здесь Голубеву придётся, – чтобы поддержать разговор, сказал Хитров.
– Нет здесь комаров, не то что у нас в городе, – возразил Рабинович.
– Даже удивительно. То есть, конечно, они есть, но в очень даже небольших, можно сказать, приемлемых количествах – я как-то был здесь у приятелей в гостях в конце июня, в самый комариный сезон.
Так почти и не искусали.
– А в городе у вас что за комариное такое место?
– Да вот соблазнился, понимаете, предложением, построили хороший дом недалеко от моста, почти рядом с набережной. Но не учли розу ветров.
– То есть как это? – заинтриговался бывший ракетчик.
– А так это, что с двух сторон из четырёх, когда дуют ветры, на наш дом идут заводские газообразные выбросы. Иногда, поверите ли, просто дышать нечем.
– Это ещё ничего, – утешил его Хитров. – Я вот в советские времена был в Кемерове, там ещё тогда в центре города построили сливочный дом. Знаете, категории “дворянское гнездо”. И всё сделали правильно, просто сам Кемерово расположен в котловине, так что, с какой стороны ни подует, всё равно воняет, не то что у нас. Большая химия, очень большая.
– Само собой, бывает и хуже, – оптимистично заметил Рабинович. -
Однако вот объясните мне – там химия, и тучи комаров. А здесь – природа, и их очень мало. Я даже задумался тоже о том, чтобы здесь построиться, но пока денег не хватает, чтобы землю купить.
– Да, земля здесь дорогая, – важно подытожил их эколого-экономические наблюдения Хитров.
Они забрались на холм, куда их привела утоптанная тропинка. Холм, однако, оказался не холмом, а высоким речным откосом, резко обрывавшимся вниз к берегу. Кроме того, с другой стороны холма, почти противоположной той, с которой они пришли, с холма сползала бетонная дорога. Внизу на речном берегу да и вдоль дороги виднелись полуразрушенные останки каких-то инженерных сооружений.
– Вот ведь, только вид портят, – заметил Рабинович. – По-моему, это остатки причала.
– Может быть, – нехотя пробурчал Хитров.
С холма открывались прекрасные виды. Внизу блестела на солнце река; вода в ней казалась то синей, то зелёной и пускала зайчики в глаза смотревшему. Противоположный низкий берег был покрыт уже высокой травой, среди которой выделялись прошлогодние бархатные верхушки камыша. Ещё дальше подметал землю серебристый ивняк, над которым время от времени взлетали речные чайки. За ивняком виднелись непаханые и тоже зелёные поля, которые переходили в берёзово-тополиные рощи, среди которых виднелось несколько домов, обозначавших старый пионерский, а ныне современный то ли спортивный, то ли скаутский лагерь. Легко было представить, как в конце июня картина дополняется счастливым гомоном и беготней приехавших укреплять слабое городское здоровье различных хоккейных, боксёрских и прочих городских детских сборных.
Обернувшись назад, можно было увидеть светлую зелень берёзы и ольхи, тёмные кроны елей, светло-коричневые стволы и сочные кроны сосен. В то же время лес смотрелся не сплошным зелёным морем, но большими клочьями, разбросанными по одеялу земли. И даже в этих клочьях виднелись жёлтые участки погибших деревьев; ленивые лесники, видимо, не осуществляли положенные рубки ухода. Желтизна располагалась совершенно случайным образом, что придавало цветовой гамме леса дополнительную живописность.
– Смотрите, скопа, – сказал вдруг Хитров.
Над рекой, недалеко от их холма, описывал круги пернатый хищник.
– Говорят, их выпустили на заражённую рыбу охотиться, – ответил
Рабинович. – Но если он сюда добрался, значит, здесь тоже для него пища есть. Это как-то даже радует.
– В общем, да… – задумчиво сказал Хитров, и они стали спускаться с холма, возвращаясь к прогретой сауне и заждавшемуся Голубеву.
На обратном пути они почти не разговаривали. Оба вдруг заметили, что потратили довольно времени на прогулку, вдобавок поднялся ветерок, принёсший откуда-то с лесных полян запах прели и пыли. В результате они с радостью залезли в сауну, где Хитров сразу же стал обильно потеть. Спортивно выглядевший Голубев посмотрел на Хитрова одобрительно, отметил, что ему надо почаще париться, что это очень оздоравливает; Рабинович сказал, что дело хорошее, да вот некогда, а
Голубев ответил, что если человек чего-то хочет, то он всегда найдёт для этого время.
Как водится, сухой пар им скоро надоел, и на каменку полетело пиво.
С Хитрова лило ручьями, и он часть пива употребил вовнутрь.
Рабинович стал париться с помощью веника, потом его сменил Хитров, потом Голубев… Наконец они сделали первый перерыв, чтобы степенно поговорить в предбаннике за накрытым холодными закусками столом.
– Как вы относитесь к бане с девчонками? – спросил знакомых Голубев.
– Я – только за, – ответствовал Рабинович.
– Я – нейтрально, – сказал Хитров. – По-моему, мухи отдельно, суп отдельно. Лучше попариться, а потом можно и к девушкам.
– Вот-вот, я тоже так к этому относился, – сказал Голубев. – Теперь вот замечаю: раз в парную сходишь, другой… потом сажусь, бывает, и думаю – да что же это я? – такой грязный, что ли… А с девчонками как-то и при деле, и опять-таки повод снова помыться возникает.
