Стефан Кларк - Боже, спаси президента
— Мы танцуем вальс, — объяснила Элоди.
— Ici, c’est le ton-go[19], — заявил мужик.
То есть танго, понял я.
— А как насчет этих? Они тоже танцуют тон-го? — Элоди ткнула пальцем в парочку, которая, покачиваясь из стороны в сторону, целовалась взасос.
— По крайней мере, они дзелают это беж важих рас-тва-трёх, — заявила дама, и ее брови, выкрашенные в цвет волос, возмущенно подпрыгнули.
— Это публичное место, и мы имеем полное право считать вслух, сколько нам приспичит. Полюбуйтесь! — Элоди гордо задрала руки в ожидании, что я снова поведу ее в нашей имитации вальса, но я взял ее за руку и увел прочь.
— Пойдем отсюда, — сказал я ей, — если ты одолжишь мне денег, я куплю тебе выпить.
4— Ну и кто эта калифорнийка, из-за которой ты уже и до трех сосчитать не можешь?
Мы снова арендовали велосипеды и доехали до переполненной террасы в кафе гостиницы «Одеон». Элоди заказала два бокала шампанского, чтобы отпраздновать наше воссоединение, и вид игристого напомнил мне о том, как хорошо снова быть в Париже.
— Она не калифорнийка, а англичанка. Мы один раз встретились в Лас-Вегасе и еще раз — на Венис-Бич[20], сразу после фруктовой битвы с твоим отцом.
— И кто она такая? — Напоминание о семейных неурядицах не могло отвлечь Элоди от возможности вдоволь посплетничать.
— Океанический эколог.
— Хиппи? Она ноги-то бреет?
— Да.
— А все остальное?
— Не твое дело, Элоди.
— Как ее зовут?
— Глория. Но фамилия у нее Мандей[21], так что все зовут ее просто Эм.
— Эм?
— Ну да, как начальницу Джеймса Бонда.
— Я надеюсь, она моложе и красивее, чем начальница Бонда?
Я улыбнулся, вспомнив свою последнюю встречу с М. Вернее, ее загорелое тело, позолоченное лучами восходящего солнца, льющимися в окно гостиничного номера. С того момента, как мы встретились на пляже, мы провели несколько приятных часов. Единственная совместная ночь была восхитительна. Когда она поправляла свои взлохмаченные волосы, в ее глазах цвета морской волны играли искорки. Поцеловав меня на прощание, она попросила позвонить ей, как только я вернусь обратно в Европу.
— Ну и что же случилось? — Элоди как бульдозер продолжала прокладывать дорогу к информации.
— Мы провели вместе одну ночь перед ее возвращением в Лондон. Это было еще весной, три или четыре месяца назад.
— У тебя есть ее номер?
— Да.
— Звони ей сейчас же. Что время терять?
Я засомневался. Есть миллион причин, по которым не стоит звонить тем, с кем у тебя был курортный роман, когда вы оба находились на приличном расстоянии от своей обычной жизни.
— Немедленно позвони, — настаивала Элоди.
— Нет.
— Смотри, вон свободная телефонная будка. Если тебе необходимо уединение, можешь позвонить оттуда.
— Я потом позвоню.
— Нет, немедленно. Сейчас же! — В этом вся Элоди. Время, проведенное в бизнес-школе, превратило ее из хулиганки в танк.
Я вздохнул и потянулся к телефону. Когда она в таком настроении, сопротивление бесполезно.
— Эм? Это Пол. Пол с Венис-Бич? — Я произнес это с вопросительной интонацией. Как если бы такие космополитичные люди, как мы, с легкостью могли забыть о страстной ночи в Калифорнии.
— Пол? Ты снова в Европе? — Ее голос остался таким же теплым, каким я его помнил. Похоже, она рада слышать меня.
— Да, в Париже. — Говорить о том, что с момента моего приезда и суток не прошло, не было нужды. Не обязательно выглядеть совсем уж отчаявшимся. — А ты в Лондоне?
— Да.
— Чем занимаешься?
— Чем обычно. Океан здоровее не становится, так что кое-что приходится подчищать. — Она хохотнула, как будто это была шутка для своих. — Кстати, я скоро буду во Франции по работе.
— Да? Может быть, встретимся?
— Конечно. Мне нужно на южное побережье, на границу с Испанией, в Коллиур. Поедешь со мной?
Фантазии об охлажденном шампанском, белоснежной яхте и соблазнительной девушке, похоже, начинают сбываться, подумал я.
— Договорились!
— Ой! — неожиданно воскликнула она, будто я своим согласием здорово ее удивил. — Но я не смогу тебе заплатить…
— Заплатить? А за что именно? — Мое удивление было таким же искренним.
— Прости, я думала… — Она в явном смущении замолчала.
— Я не ищу работу, — объяснил я ей. — Так что ничего не жду в ответ за свою помощь. Ну разве только…
Она рассмеялась, и мы мысленно вернулись в ту ночь в Лос-Анджелесе. Удовольствие от воспоминания однозначно было взаимным.
— Ну что? — Пока я звонил, Элоди допила свое шампанское, ее глаза блестели от алкоголя и предвкушения.
— Валери тебя любит? — спросил я.
— Да, он от меня без ума. А что? — насторожилась она.
— А как он отнесется к тому, если мы сейчас же отправимся к тебе?
— Что?.. — Элоди залилась румянцем. Во вселенских масштабах такое случалось приблизительно с той же частотой, как и сотворение планет, населенных разумными существами.
— Прости, я не могу ждать, — заявил я ей.
— Пол… — прошептала она. — Такая страстность — это как-то очень не по-английски с твоей стороны.
— Я в курсе. Как по-твоему, Валери не будет возражать, если мы сразу же включим Интернет и воспользуемся его платиновой карточкой, чтобы купить мне билет на самолет?
СЛОВО НА БУКВУ «М»
КОЛЛИУР
Коллиур во все времена вдохновлял художников. Дальше открою кавычки: «…которые зажигались его прекрасным видом и активностями рыбачьих лодок, благодаря анчоусам и солнцу. Вот причина, по которой художники достают холсты уже столетие или больше».
Как и все остальное, эта информация на сайте явно была переведена каким-то французом, которому эту работу поручили исключительно благодаря тому, что когда-то он с грехом пополам смог прочитать этикетку импортного кетчупа. И все-таки, после двух бокалов розового вина, я кое-что понял про город, в который меня пригласила М.
Во-первых, судя по фотографиям, там находилась церковная колокольня, своим видом напоминавшая огромный пенис.
А во-вторых, именно там Матисс и Дерен придумали фовизм[22].
Fauve переводится как «дикий», а если точнее (позволю себе такую вольность) — как «дикая кошка», но французские художники всегда отличались большим самомнением, так что Матисс и компания, скорее всего, подразумевали льва или тигра, но не какую-нибудь там бездомную кошку. (Это я про фовизм говорю.) Представленные на сайте образцы живописи были импрессионистскими пейзажами, состоявшими из клякс ярких цветов. Те, кто рисовал это, очевидно, полагали, что совершают открытие, отбросив черную краску и запечатлев цвета Коллиура в радужном спектре.
Сайт сообщал, что за лето 1905 года Матисс и Дерен сотворили в Коллиуре 242 картины. Следовательно, Коллиур — одно из наиболее часто изображаемых мест во Франции, наряду с Мулен Руж, прудом с лилиями Клода Моне и бедрами мадам Ренуар (тоже место, как ни крути).
— …потом им вспарывают брюхо и забирают икру, — рассказывала М. — От одной взрослой рыбы получают до двадцати пяти килограммов икры. Но до взрослых лет еще дожить надо.
— Фу! — было моим единственным комментарием. Не очень-то по-научному, согласен, но лекция о том, как добывают икру, не совсем вписывается в мое представление об идеально проведенном утре после романтической встречи с девушкой, которую ты не видел целых три месяца.
Сама по себе встреча была весьма романтичной. Я прилетел в Перпиньян[23], где меня поджидала красотка, на которую засматривалась вся мужская половина аэропорта. Французы небось надеялись, что эта улыбчивая девушка встречает свою престарелую бабулю, а тут вышел я и разрушил все их мечтания. Что само по себе значимый момент для любого англичанина.
М. была все так же необыкновенно хороша. Ее волосы растрепались, как если бы сохли на морском ветру, свободное белое платье, собранное на бедрах кожаным ремешком, выгодно оттеняло янтарный загар, и в довершение всего — потрясающая улыбка, обращенная ко мне, и ни к кому другому.
Мы сдержанно поцеловались в губы и обнялись на американский манер — щека к щеке, никакого контакта ниже пояса. Похоже, нас обоих одолело стеснение. Я подумал, что в принципе это естественно, поскольку у наших отношений не было никакого определенного статуса. Мы провели вместе одну ночь и на этом, можно сказать, поставили точку — никаких страстных обещаний по эсэмэс и электронной почте, все было очень неопределенно.
В такси мы поболтали о том, чем занимались с тех пор, как уехали из Лос-Анджелеса. И мне и, думаю, ей приходилось предпринимать сознательные усилия, чтобы держать свои руки при себе. Мы были как два танцора в ночном клубе, которые наслаждаются чувством физической близости к кому-то, с кем они рассчитывают стать еще ближе, но не сейчас, а чуть позже.
