Андрей Башаримов - Пуговка
– Тебе бы все твои какашки-говняшки, – смущенно улыбнулся мальчик. – А я знаешь, как устал котю держать!
– Ну, Лешка, ты вообще уже какой-то! – замахала руками девочка. – Пускай Филю, пускай на пол, так бросай, бросай! Не бойся! Если наделает, то бабушка дома – она приберет… Давай, я за тобой дверь закрою.
Дверь, с прибитым сверху алюминиевым номером "17", медленно закрылась.
***
Полуоткрытая осиновая дверь, врезки мутноватого стекла, звук мягких шагов, мгновенье, мелькнувшее в моментальной фигуре зе стеклом, крупное, выдвигающееся вперед лицо, сеточки морщинок, словившие некогда гладкую кожу в неизбежный невод времени, блеск в совсем нестарых глазах, полуулыбка, чуть заметный слой румян и пудра в складках бугристого носа. Вот такая вот игра. Она происходит после сложенных вместе рук, перестука натруженных пальцев по усыпанному окурками подоконнику, небольшого тела, наклоненного в сторону окна, – где-то там бежит жизнь, бьет когда-то понятным ключом, – эти перевязанные бинтами ноги когда-то могли бойко ходить, цокать по мостовым, тридцать километров пешком: туда-обратно, чтобы просто увидиться с друзьями или решить неотложный вопрос. Теперь неотложным вопросом была яичница с колбасой.
Бабушка вошла в детскую.
Алеша и Пуговка подняли головы и одновременно посмотрели на нее. Они сидели на полу перед развернутым листом картона, разрисованного цветными карандашами.
– Почему ты вечно входишь без предупреждения? – закричала Пуговка. Она опустила глаза и заметила сигарету в длинном черном мундштуке, которую бабушка держала в правой руке, плотно обхватившей дверную ручку. – А еще и куришь! Сколько раз тебе мама говорила перестать? Ты опять курила? Мама убирать окурки не успевает! Я кушать хочу уже! А ты все в окно смотришь! – Девочка сглотнула слюну. – А вчера снова у меня копалась! Я заметила! А еще убирала! Я сама пол подмету у себя! Иди! Кушать хотим!
Бабушка сутуло и торопливо отступила назад, захлопнув за собой дверь.
– По-моему, – проговорил Алеша – зря ты так с бабушкой…
– Что зря? А чего она? – забормотала Пуговка. – А чего она не слушается? – Она погладила рукой ковер на полу. – Я же как лучше хочу… А она… Она мне… Знаешь как? – Девочка зло блеснула глазами. – Уже надоела! И горб этот все время растет у нее… Мы с мамой говорим, сходи к врачу, а она только рукой машет. Но как на всртечи со своими девочками – так возьмет мамины французские духи и поливается, и поливается… – Пуговка помолчала. – А еще она все время бигуди накручивает, возьмет и накрутит, всегда три: одна спереди, а две по бокам… Даже не знаю… Как будто она какая-то иноплянетянка… И вообще, она мне… Она мне бумажным ножом – по ладоням.
– Тише!.. Тише ты… – мальчик приложил палец к губам.
Они замолчали. Было слышно, как на кухне бабушка возится со сковородками, а в большой комнате – приглушенный звук включенного телевизора.
– Но так все равно нельзя, – зашептал мальчик. – Потому что когда мама говорила, что у меня мог бы быть другой папа, я обижался и бил ее ладошкой по губам. Потому что если бы у меня был другой папа, то меня бы не было бы в о о б щ е. – Мальчик взъерошил волосы рукой. – А если бы у тебя была бы другая бабушка, то тогда бы твоей мамы не было и тебя тоже не было.
– А может бы и была, – тихо возразила Пуговка. – Просто была бы другой.
– Это была бы уже не ты, – отрезал мальчик. – Не ты.
Пуговка подалась назад и посмотрела на Алешу сверху вниз.
– Ах, какие мы умненькие – покачала головой девочка. – Ах, какие мы рааазумненькие!..
– Аленка, щас в тык дам, – мальчик показал ей кулак.
– Ой-ой-ой! – скривила рожицу Пуговка. – Мы еще и девочек обижаем! Только попробуй! Я все тогда твоим родителям расскажу!
– А ты не обзывайся! – огрызнулся мальчик.
– А ты не учи меня. Я тебя все равно старше! – Девочка показала язык. – Тааак. А ты принес?
– Да, – кивнул Алеша.
– Давай.
Мальчик достал из кармана рубашки листок бумаги и передал Пуговке. Она развернула его и прочитала, беззвучно шевеля губами:
"Мы – это уже все, приехал домой, серое небо, картонные дома, ветра нет, словно в павильоне, безлюдно, где-то звуки женского хора, приглушенная музыка, остановился на тротуаре, подполз автобус, вышли два мальчика, одного звали Витька, другого – Вадим, Витька с лопатой в пятнистой стройотрядовской форме, Вадим – в синей китайской зимней куртке, "как ты?", "нормально", замолчали, стоим, потом "а мы тут девушку хоронили, почти наша ровесница, только сильно пила и курила с одиннадцати лет", "вы ее закапывали?", – молчат, начинается крестный ход, по улице идут люди, спереди две девушки под руку в свадебных платьях, одну из них зовут Света, другую – Маша, прошли мимо, заметили меня – развернулись, подошли, Маша: "а вот и ты", смотрят с интересом, я отчего-то в черном свадебном костюме, просто выезд в лес и одиночество на целый день дача была среди прочих все уставлено остроконечными крышами там было не очень приятно не то что в лиственно-хвойном лесу где можно было целоваться с березкой есть мох пить березовый сок слизывать с коры щекотных и кислых муравьев"
– Ты это читал? – Пуговка подняла голову и вопросительно посмотрела на мальчика.
– Нет, – твердо ответил мальчик.
– Верю. – Пуговка похлопала его по плечу. – Учти, ты можешь читать только последнее письмо Юры. А если прочитаешь хоть что нибудь, слышишь, хоть что-нибудь из остального!.. Ты знаешь, чем это закончится…
– Я знаю… – грустно прошептал мальчик. – Только не пойму, как это.
– А вот так! Я тебя специально так учила. Ты думаешь мне легко было тебя научить читать и писать? Ты помнишь, как тебе стыдно в школе было? Все дети уже умели, когда пришли в первый класс, а ты – нет. – Девочка понизила голос. – Но если ты хоть раз, хоть разочек прочитаешь остальное – ты мигом разучишься читать и писать. Помни об этом. Там еще что-нибудь осталось?
Алеша утвердительно качнул головой.
– Это хорошо, – задумчиво протянула девочка. – А про пекаль ты спрашивал?
– Да. Но бабуля стала кричать, маму звать. Еле-еле убежал.
– Когда это было?
– Я к тебе сразу побежал.
– Тогда где-то через час она забудет. Маме твоей она все равно не успеет рассказать – она в выходные спит до обеда… Когда кричала, мама не услышала?
– Точно, нет. Я сразу же убежал.
– Это хорошо.
Девочка нагнулась, протянула руки под шкаф, достала из-за плинтуса ключ, открыла им секретер и положила лист в папку. Она повернулась к мальчику:
– Алешка, иди на кухню, отвлеки мою бабушку, мне надо с документами поработать. Скажи, что через десять минут я приду.
Мальчик быстро кивнул и легко поднялся.
– Заговори ее. Ты же умеешь.
Алеша показал Пуговке переплетенные указательный и средний палец и вышел из комнаты.
***
– Алеша, ты сначала будешь блинчики со сметанкой для аппетита, или яишницу сразу подать? – Бабушка, прищурившись, смотрела на мальчика.
– Баб Нюр, я лучше яишничку поем сначала, можно? – Алеша вопросительно посмотрел на бабушку.
Бабушка отвернулась к плите и взяла рукавицей сковородку.
– Можно, можно, – проворчала она. – А эта раскрасавица думает идти есть, или нет? Что она там себе сидит?
– Она там какие-то уроки изучает, – почтительно отозвался мальчик. – Сказала, что скоро придет.
– Знаю я это ваше "скоро", – недовольно закряхтела бабушка. – Шантропа еще та. – Она положила в тарелку глазастый зажаристый блин яичницы с вкраплениями румяных кусочков колбасы. – В наше время мы все же другими были. – Бабушка повысила голос и крикнула в сторону детской. – Мы беспрекословно слушались родителей и всегда вовремя кушать шли!
Бабушка поставила сковороду на газовую плиту.
– Эх.. Да что там говорить. Раньше все другое было. Все… А сейчас что? Ничего! – Она посмотрела в окно выцвевшими глазами. – Как говорит твоя бабушка, Алеша, как были коммунисты, то было что исты, как пришли демократы, то нема чем ср… Эх… – Лицо ее осунулось, заострив скулы. – Ну, кушай, Алеша, ты-то точно ни в чем не виноват… Это все мы… Упустили…
Бабушка оглянулась на дверь и наклонилась перед Алешей, положив локти на стол.
– Алешенька, а ты не знаешь, куда Алена радиоприемник подевала? – вполголоса спросила бабушка.
– Какой радиоприемник?
– Ну, как там его? Океан? Или как? Океан, вроде… Она тебе ничего не говорила?
– Не помню… – Алеша наморщил лоб. – Кажется, нет, ничего.
– Мне самой неудобно у нее спрашивать, понимаешь, – бабушка повела головой. – Но я ведь тоже беспокоюсь… Думаю, чтобы она не побила его. А то вы носитесь, как угорелые. А он все же денег стоил. – Бабушка выпрямилась. – Я у них, – она показала рукой в сторону открытой двери кухни, – не могу спрашивать. Ведь заклюют тотчас! – Она зашептала: – Иногда они бывают ну просто, ну просто невыносимые.
