Геннадий Прашкевич - Цветы для Чирика
– Ты с телевидения, что ли? Репортер?
Коротким движением без всякого замаха Зимин резко выплеснул горячий кофе в глаза Чирику.
Тот было рванулся от боли, но вовремя обмяк.
Скривив губы, протянул жилистую руку к брошенному на стол полотенцу.
Медленно утерся.
– Я не репортер. Я твоя судьба, придурок, – сухо объяснил Зимин. – Лично на тебя мне наплевать, абсолютно наплевать, понял? Ты мне нужен всего лишь для дела. Хороший ты или плохой, гражданин Чирик, мне на все это трижды наплевать. Тебе уже за тридцать, сама природа отказалась от тебя. Знаешь, что природа после тридцати лет отказывается от человека? Для природы важно, чтобы человек, как всякое живое существо, оставил потомство. После этого природе абсолютно наплевать на человека, вот как мне сейчас на тебя. Сколько ты там протянешь, природе все равно. И мне тоже. В данном случае я заодно с природой. Я радуюсь, что ты не успел оставить потомство… Если бы ты даже был очень хороший, гражданин Чирик, все равно после тридцати ты никому не нужен. Будь ты самым расхорошим, гражданин Чирик, все равно ради пользы дела я спокойно обрубил бы тебе пальцы и уши. Для меня это, как ты уже наверное понимаешь, не проблема. Но ты, гражданин Чирик, насколько я знаю, плохой. Ты даже сильно плохой. Поэтому сиди и молчи. То, что ты плохой, здорово облегчает мне работу. Я этому рад. Но больше мне не мешай, и ничего такого не придумывай…
Он перевел дыхание:
– Менты, как я тебе уже говорил, люди занятые. Из-за таких, как ты, не успевают они управляться с делами. А еще они, я говорил, постоянно обременены безденежьем. История с «Икарусом», как и трупы под Мариничами, осталась загадкой. Не нашли лихих ребят, все работали в автобусе в масках. А челноки ведь, знаешь, народ пуганый, робкий. Они там какое-то время порыдали над потерями и снова, наверное, ездят в Лужники. Только теперь с нормальной охраной и чужих в автобус не пускают.
– Ну?
– А в прошлом году, гражданин Чирик, на улице Панфилова, это здесь неподалеку, по дороге к метро «Сокол», слева за мостом, значит, если ехать от Октябрьского поля к Песчаным улицам, из автомата АКСУ были расстреляны две милых парочки, которые не вовремя подъехали в «шестерке» к дому номер двенадцать. Две девицы и два паренька. Если всерьез, то подъехали-то они как раз вовремя. У одной из девиц был день рождения, она собиралась, так сказать, оттянуться. Потому и дружков приволокла. К несчастью, квартиру девицы, очень, кстати, не бедную, даже очень, только что обчистили. Так уж случилось. Бывает. Возможно, грабители не думали, что хозяева вдруг подъедут. Так сказать, ни к селу, ни к городу. Машина грабителей стояла во дворе, но была уже загружена. В принципе, грабители могли спокойно уехать, на них ведь никто поначалу не обратил внимания, но почему-то началась стрельба. Почему начали стрелять – до сих пор загадка. Но начали. Может, кто-то из подъехавших все-таки обратил внимание на грузовую машину? Не знаю. Печально, но факт. Началась стрельба. У одного из пареньков, приехавших на день рождения, был с собой пистолет. Вот он его и выхватил. И пару раз успел выстрелить. Ничего не сняв с трупов, грабители забрали только пистолет. На все остальное они плевали. Да и нам с тобой, – хмуро подмигнул Зимин, – плевать на все это, правда?.. Нам ведь с тобой до этого сейчас как до фонаря?.. А, гражданин Чирик?..
– К чему вы все это?
– А ты еще не понял?
– Нет.
– Тогда включи видик и поставь вот эту кассету.
Хмуро пожав плечами, хозяин квартиры приказ выполнил.
По сощуренным темным глазам Чирика, неопределенно оглаживающего бороду, нельзя было понять его настоящие чувства, но приказ Зимина он выполнил. Казалось, он малость попривык к гостю, а может, он просто ни на секунду не забывал людей, торчавших на лестничной площадке, Ну и тех, конечно, которые курили во дворе возле «девятки».
Телевизор зашипел, побежали по экрану мутные полосы, потом сразу пошли изображение и звук.
Снимали любители.
Обыкновенная пьянка.
Камера лихо наезжала на разгоряченные лица развеселой компании. Вовсю гремела музыка. Кто-то плясал, кто-то склонился над богатым столом. Занюхав выпитое белесым ломтиком ананаса, хорошо выбритый крепкий жилистый человек послал воздушный поцелуй прямо в объектив камеры. Другой вдруг одним прыжком вскочил на стол, как на капот машины, и, пригибаясь, шумно палил из воображаемого автомата.
«Любите, девочки, хороших мальчиков, хороших мальчиков и моряков…».
Похоже, главным героем вечеринки был Чирик.
Развалясь на диване, Чирик, хорошо выбритый, без каких-либо признаков бороды, неторопливо отхлебывал из хрустального фужера коньяк и благосклонно, по-хозяйски, кивал разыгравшимся гостям.
– Стоп кадр! – приказал Зимин.
Хозяин квартиры хмуро нажал на кнопку пульта.
Теперь на замершем экране крупно обозначился он сам.
За правое плечо Чирика обнимал крепкий усач с близко посаженными чуть косящими глазами. Слева от Чирика сидела растрепанная девица. Лицо у крепкого усача было широкое, блином, тянулась до самого темени лысина, а глаза смотрели придурошно, хотя чувствовалось, что усач далеко не простак. Это усач специально косил под простака. Он и дергался, и хихикал, и что-то там нашептывал, но кореша обнимал крепко. Было видно, что усач не просто обнимает кореша. Он прямо держался за него, и держался крепко.
– Знаешь, кто это?
Хозяин квартиры молча кивнул.
– А имя?
– Овечкин.
– Это фамилия.
– Ну, Валька.
– Где он живет?
– Раньше жил на Расплетина, – голос Чирика чуть дрогнул. – Но, говорят, сейчас уехал.
– Куда?
– А мне откуда знать?
Зимин усмехнулся:
– Сказать?
– Ну?
– Он в Медведевский лес уехал. Знаешь, где это?
– Где?
– Под Орлом.
– Ну и что?
– А то! – передразнил Зимин. – Он вот приехал в лес с близким корешом, а кореш спать его уложил в лесу, да еще сверху для тепла присыпал хворостом. Вот под хворостом Овечкин и пролежал месяца три. Всякие зверьки рожу пообкусали, уши порвали, как рвали уши бабам в «Икарусе». Ну и все такое прочее. Хочешь, покажу фотографии?
– С меня цветов хватит.
– Неверно, но не совсем.
Зимин удовлетворенно рассмеялся:
– Чего-то ты, гражданин Чирик, нервничаешь. Утро раннее, теплое, совсем июльское утро, а ты нервничаешь.
– Да ну, – хмуро сказал хозяин квартиры. – Нисколько я не нервничаю. Не знаю, зачем вы ко мне пришли, но такое, что вы тут рассказываете, я каждый день вижу по ящику.
– Ничего… Ты еще раз посмотри и послушай… Это полезно… Для таких, как ты, полезно… По ящику, как правило, сообщают общие вещи, часто без деталей, а я толкую тебе про дела конкретные… С деталями… Ты вот про детали послушай… А то я гляжу на тебя, а внешне у тебя, гражданин Чирик, ни один мускул на лице не дрогнул. Ты так только, позеленел немножко… И все… Так это, может, от жадности… Вот я, например, твой кофе пью… Нет?.. Не от жадности?.. Да ладно… Все равно, гражданин Чирик, ты нервничаешь… Я же вижу… Ты сильно нервничаешь… Это хорошо…
– Что хорошо? – не понял Чирик.
– А то хорошо, что я в тебе не ошибся и пришел не зря. Я массу времени потратил на то, чтобы тебя найти. Можешь поверить на слово, массу времени. У нас такая страна, что есть куда спрятаться. Это не какая-нибудь Финляндия и не какое-нибудь княжество Лихтенштейн, правда? Только ты забыл, гражданин Чирик, про законы физики. Даже в очень большой яме дерьмо всегда плавает сверху. От величины ямы вес дерьма не зависит. Как дерьмо ни старается лечь на дно, оно все равно плавает сверху. А яма у нас серьезная. Такая большая и серьезная яма, гражданин Чирик, что даже самое обыкновенное дерьмо начинаешь воспринимать как серьезную субстанцию.
И предложил:
– Хочешь, расскажу некоторые подробности об «Икарусе», который шел в Лужники? Или о тех вытаявших под Мариничами «подснежниках»? Или о стрельбе, что случилась на улице Панфилова?
– Зачем мне это?
– Ты что, нелюбопытен?
– Не понимаю, зачем вы ко мне пришли? Вы что, мент?
– Успокойся. Я не мент и не репортер. Я уже сказал, что я не мент и не репортер. Я твоя судьба. И пришел я сюда в такую рань, чтобы посмотреть на тебя и решить, что с тобой дальше делать. Не скрою, в этой квартире я уже бывал. Когда ты уезжал на дачу. Я и на даче твоей бывал, когда ты болтался по своим подружкам. Мне у тебя понравилось. Уютно. Чисто. Никаких следов разврата. Правда, на кухне десяток пустых бутылок… Ну так это объяснимо… Наверное, у тебя бывают приступы беспричинной тоски, а?
– Давайте короче. Плевал я на тоску.
– Ничего, тоска будет, – сухо пообещал Зимин. – Многие плюют на тоску, но мало у кого это получается. Сейчас я нагоню на тебя тоску. Настоящую тоску. Слушай меня внимательно. И думай. И попытайся, пока я говорю, изобрести хоть какую-то версию. Хотя бы из самоуважения.
– Не вам определять мое будущее, – огрызнулся хозяин квартиры. – Было, определяли.
