Николай Дежнев - Дорога на Мачу-Пикчу
Не хватало только начать терять, как жеманная гимназистка, сознание, — хмурился я, закуривая и косясь на пустую рюмку. — Но с другой стороны, не стоит драматизировать ситуацию: обычный скачок давления, с кем не бывает. Загляну к доктору, он выпишет какую нибудь гадость. Поглотаю ее с недельку и порядок, а развяжусь с французами, тогда можно будет и передохнуть. Ласковое теплое море, лунная дорожка на воде, шуршание набегающих на песок медленных волн. Хорошо!.. Но про себя я уже знал, что ничего такого не будет. У последнего раба на галерах больше шансов обрести свободу, чем у делового человека решиться оставить без присмотра нажитый кровью и потом бизнес…
Когда дверь медленно отворилась, я уже полностью владел собой. На подносе дымилась любимая кружка с кофе, на лице секретарши не было и тени недоумения или испуга. Умненькая девушка справедливо решила, что у всех людей есть странности и не стоит на них обращать внимание. Процесс ловли тараканов в чужой голове никогда ни к чему хорошему не приводил. Приятно улыбаясь, она буквально излучала доброжелательность, чего, с некоторых пор, я добиваюсь от всех своих подчиненных. Это театр начинается с вешалки, а имидж фирмы с того, как выглядят и с каким настроением работают ее сотрудники. Спросишь их: как дела? Ответ должен быть: лучше некуда! И в глазах сияние от прилива ничем не омраченного счастья, и широкая американская улыбка в тридцать два зуба.
— Ваш кофе, Глеб Аверьянович!
Девушка поставила передо мной кружку и вазончик с сухим печеньем.
— Спасибо! — улыбнулся я радушно, одним уж этим заглаживая в ее глазах свой дурацкий поступок. — Можете идти домой…
Она восприняла это, как должное, но, перед тем как покинуть кабинет, положила на угол стола длинный белый конверт.
Я вопросительно поднял брови:
— Что это, откуда?..
— Только что принесли с нарочным! Смешной такой рыжий парнишка в крагах и с красным шлемом, развозит на мотоцикле почту. Сказал, личное.
И действительно, на белой бумаге, насколько я мог видеть, стояли полностью мое имя, отчество и фамилия, а под ними, в лучшем стиле канувших в Лету времен, было выведено: «В собственные руки».
— Хорошо, оставьте!
Не дожидаясь, когда секретарша покинет комнату, я сделал большой глоток кофе и раскрыл лежавшую передо мной папку. Самое время было заняться, наконец, соглашением. Вооружившись отточенным карандашом, я собрал волю в кулак и углубился в текст, благополучно дошел до слов: «стороны договорились о нижеследующем», как вдруг отвлекся и кинул быстрый взгляд на угол стола. Лежавший там прямоугольник притягивал меня словно магнитом. Не люблю я получать письма, особенно личные. Добрые вести люди предпочитают сообщать, глядя в глаза, или, в крайнем случае, по телефону, а к услугам почты прибегают лишь вознамерившись сделать ближнему какую нибудь пакость. А тут еще вечер пятницы и корреспонденция доставлена с посыльным! Есть о чем призадуматься…
Подступившие сумерки наполнили комнату серой мглой и только конверт оставался ослепительно белым. Я колебался. Из глубин памяти всплыл яркий зимний день. Мальчишкой лет пяти, я шел за ручку с мамой и был страшно горд подпоясанным кушаком полушубком и ушанкой, в точности как у взрослых. Близился Новый Год, жизнь была полна радости и самых приятных ожиданий. А вечером перед традиционным чаем достали из почтового ящика такое же вот письмо и еще гадали от кого бы оно могло быть. Под низким красным абажуром стоял накрытый стол, из мягкого полумрака над диваном выступали старинные, доставшиеся родителям по наследству картины, в доме было тепло и уютно… только рухнуло все это в одночасье. Что было в том бумажном ящике Пандоры?.. Что было, то и было, догадаться не трудно. Начало было! Начало мытарств и хождения по мукам, начало долгого пути по кругам рукотворного ада. Отца бесконечно куда-то вызывали, мать нервничала и плакала, а у домашних появилась манера говорить тихо, а то и шепотом. Все вокруг стало другим и никогда уже не было веселым и радостным, как прежде. Страх, особенно перед собственным государством, калечит жизнь и разъедает душу, а у нас в семье он был еще и в крови.
Что-то в глубине меня отчаянно противилось тому новому, что вместе с лежавшим на углу стола посланием готово было войти в мою жизнь. Закурив и взяв, как если бы между прочим, конверт в руки, я принялся его разглядывать. Бумага на ощупь была плотной и, наверняка, дорогой. В левом верхнем углу находился вензель в виде державшего в лапах заглавную букву «В» льва. Зверь не выглядел страшным, но казался чем-то недовольным. Имя мое было набрано четким, стилизованным под готический шрифтом. Все еще не вполне уверенный, что письмо надо вскрывать, я уже тянулся за лежавшей на столе миниатюрной шпагой. Купил ее в сувенирной лавке в Толедо, а может быть у музея Прадо, когда путешествовали с Сашкой по Испании. Хорошее, как теперь представляется, выпало нам тогда время, но вспоминать его желания не было. Главным достижением эволюции, думал я, вспарывая плотную бумагу, следует считать умение человека не думать о том, о чем думать не хочется, да и не думать вообще, но это уже высший пилотаж, доступный далеко не каждому. Между тем, на полировку стола, выпав из конверта, скользнула размером с открытку золотистого цвета карточка. Короткий, выведенный каллиграфическим почерком текст гласил: «Виконт де Барбаро имеет честь пригласить господина Дорофеева Г. А. на обед, который состоится…» Далее следовало указание времени и места протокольного приема пищи.
Рука моя, по извечной российской привычке, сама собой потянулась к затылку. Приглашение не только удивило, но и порядком озадачило. И дело тут было вовсе не в титуле, с какими проходимцами мне только не приходилось пить. Если угодно знать, мне и самому предлагали заделаться князем, и недорого стоило, но я отказался. Дело было в другом: никакого виконта с таким именем я не знал! Был среди работавших на фирму людей один португалец со смешной, чисто русской фамилией Барбоссо, но Барбаро, как с приставка де, так и без нее, среди моих знакомых не числился.
Поскольку секретарша успела упорхнуть, в базе данных пришлось копаться самому, но и компьютер ничем помочь не мог. Поднявшись из-за стола, я наполнил рюмку коньяком и призадумался. Совершенно неизвестный заезжий виконт приглашал меня отобедать не как владельца крупной, набирающей обороты фирмы и даже не как ее руководителя, а в личном, так сказать, качестве. Что это значит?.. Веселые девяностые с их беспределом вроде бы прошли, но нарываться на незапланированные неприятности все равно не хотелось. Все, что я мог извлечь из текста послания, сводилось лишь к национальности аристократа, который, без сомнения, был французом. Этот факт автоматически наводил на мысль о его причастности к планирующейся сделке. В таком случае, продолжал я упражняться в логике, очень возможно, что перед заключительной фазой переговоров ребята из города Парижа хотят меня прозондировать и обсудить кое что приватно, а именно те вопросы, которые в официальной обстановке затрагивать нежелательно. Речь в таком случае пойдет о неких финансовых тонкостях, о которых надо говорить тет-а-тет, без лишних ушей, например, как лучше уйти от налогов, и надуть таким образом наши любимые до боли правительства. Логично?.. Логично! Я пригубил коньяк, но поздравлять себя с успехом было рано. Беспокоил тот факт, что до назначенного времени оставалось немногим больше часа, а значит меня намеренно загоняли в цейтнот. Как принято говорить на радио: интересный вопрос поступил от нашего слушателя из Воркуты: зачем им это надо? Редакция отвечает: все очень просто, старичок, чтобы ты не успел навести справки о приглашающей стороне!..
На то, чтобы прикончить содержимое рюмки, мне понадобился один глоток.
Только тут, друзья аристократы, вы обмишурились! Может быть в вашей цивилизованной Европе такая хитрость и сработала бы, но только не в России. Мы дикари, нам некогда миндальничать и заниматься политесами, поэтому и связи у нас налажены пусть специфические, но прямые и очень полезные. Как говорится: вся страна — свои ребята!
Вернувшись к столу, я набрал номер моего институтского однокашника. В друзьях мы с ним никогда не ходили, но взаимовыгодные отношения поддерживали. Мыслящему человеку, если он в невидимых погонах, приходится думать о том времени, когда погоны эти он снимет, тогда-то ему и понадобятся люди с хорошими деньгами и большими возможностями. Выслушав просьбу, приятель мой обещал минут через пятнадцать перезвонить, что в сложившихся обстоятельствах представлялось приемлемым. Четверть часа нужна была и мне, чтобы подготовиться к возможной теме разговора и собраться с мыслями. Голова работала четко, план доверительной беседы из туманного становился все более конкретным. С учетом вариаций я уже хорошо представлял себе ту позицию, которую следовало занять. Как бы ни сложился обмен мнениями, виконта надо сразу же взять под уздцы и показать ему кто в доме хозяин.
