Корбан Эддисон - Пусть к солнцу
Путь тянулся бесконечно долго. Тропическое солнце изнуряло. Легкий бриз, налетавший с океана, слегка облегчал нестерпимую жару, но Ахалья и Зита уже начинали выбиваться из сил. В размокшие сандалии набился песок; вытряхнуть его было невозможно, и очень скоро ноги обеих покрылись волдырями.
Когда они добрались наконец до Коваллама, с лица Зиты уже не сходила гримаса боли, а у Ахальи заплетались ноги. Судя по солнцу, было уже почти одиннадцать часов дня. Теперь они вряд ли сумеют попасть в монастырь до полуночи, подумала Ахалья. Ну разве что им очень-очень повезет.
В Ковалламе кипела бурная деятельность. Узкие, раскисшие от воды улицы были запружены повозками, запряженными быками, фургонами, машинами и пешеходами. Ахалья остановила какую-то женщину в заляпанном грязью сари и попыталась узнать у нее, ходит ли еще автобус до Ченнаи. Но та была вне себя от горя и, кажется, едва соображала.
— Мой сын, — зарыдала она. — Он был на пляже. Вы его не видели?
Ахалья грустно покачала головой и отвернулась. Потом она решила обратиться к мужчине, который нес на голове корзину со спелыми бананами. Он только молча посмотрел на нее, будто не понял ни слова. Еще один мужчина, с тележкой, груженной виноградом, в ответ на ее вопрос помотал головой.
— Вы разве не знаете, что случилось? — спросил он. — Никто понятия не имеет, ходят автобусы или нет.
Ахалья поборола очередной приступ отчаяния. Во что бы то ни стало надо сохранять спокойствие. Иначе она совершит какой-нибудь опрометчивый поступок и подвергнет их опасности.
Она повела Зиту на рынок. Как и ожидала Ахалья, было открыто всего несколько лавочек. Они подошли к торговцу тростниковым соком. Ахалья, нацепив на лицо свою самую обаятельную улыбку, объяснила, что волна унесла ее сумку, и у нее нет денег, и спросила, не мог бы он дать им бутылку воды. Торговец недружелюбно взглянул на нее.
— Надо платить, — мрачно буркнул он. — Здесь нет ничего бесплатного.
Ахалья взяла Зиту за руку и двинулась дальше. Поборов робость, она обратилась к мужчине, торговавшему овощами. Он отнесся к ее рассказу с сочувствием, дал сестрам две бутылки воды и предложил им посидеть немного в тени, под навесом.
— Nandri, — поблагодарила Ахалья, передавая одну бутылку Зите. — Спасибо.
Они спрятались под навесом и жадно осушили бутылки. Напившись, Зита опустила голову на плечо Ахальи и задремала. Ахалья же, борясь с желанием уснуть, принялась обводить глазами рынок в поисках знакомых. Отец знал многих в Коваллане, но она не могла вспомнить ни одного имени.
Так никого знакомого и не приметив, она стала мысленно прикидывать, сколько могут дать за украшения, лежавшие в ее сумке. Сколько будет стоить нанять машину, чтобы доехать до Ченнаи? Интуиция подсказывала Ахалье, что к таксистам лучше не обращаться, но за все время, пока они здесь сидели, через рынок не проехал ни один автобус. И вряд ли они появятся сегодня днем, решила Ахалья. Пешком они с Зитой идти не смогут, по крайней мере сегодня. А безопасного места, где можно переночевать, она тоже не знала.
Девочки просидели под зонтиком больше часа. Зита не шевелилась, и Ахалью в конце концов тоже сморил сон. Когда она проснулась, солнце уже миновало зенит. Пора принимать решение, что делать дальше.
Ахалья повернулась к торговцу, чтобы расспросить его насчет водителя с машиной, но тут в толпе вдруг мелькнуло знакомое лицо. Она напрягла память. Прием в Милапуре, в этом году. Этот человек еще поздоровался с отцом, очень тепло, и отец ему ответил, так же сердечно. Ахалья не могла вспомнить имя мужчины, но лицо она помнила прекрасно.
Она разбудила Зиту, велела ей сидеть на месте и никуда не уходить и бросилась к знакомому отца, огибая коров, автомобили и повозки рикш.
— Сэр. — Ахалья обратилась к нему по-английски. — Я Ахалья Гхаи. Моего отца зовут Нареш Гхаи. Вы меня помните?
Мужчина обернулся, и лицо его расплылось в улыбке.
— Конечно. — По-английски он говорил очень хорошо, почти без акцента. — Я Рамеш Нараянан. Мы встречались прошлой весной, на обеде, который устраивало Тамильское историческое общество. — Он посмотрел на нее слегка удивленно. — Что вы здесь делаете? Вы с отцом?
Ахалья отвернулась, собираясь с духом. Вопрос отозвался в ней острой болью. Спотыкаясь и то и дело останавливаясь, она рассказала о том, что случилось с семьей.
Рамеш сильно побледнел. Было видно, что он пытается подыскать какие-то слова утешения и не находит их.
— Где ваша сестра? — наконец выговорил он.
Ахалья кивнула в сторону овощной лавки.
— Нам нужно попасть в нашу школу при монастыре, в Тируваллуре, — сказала она. — Сестры о нас позаботятся.
Рамеш бросил взгляд на Зиту, потом снова посмотрел на Ахалью.
— В Тируваллур пешком не добраться. Кто-то должен вас отвезти.
Ахалья снова кивнула:
— Да. Сюда мы дойти сумели, но Зита очень устала.
Рамеш нахмурился:
— Мы с вами в одинаковом положении. Я приехал сюда на автобусе, но он больше не ходит. Я как раз пытался найти машину, чтобы попасть в Ченнаи. — Он помолчал и слегка улыбнулся. — Не волнуйтесь. Я позабочусь о том, чтобы до ночи вы добрались до Тируваллура. Это самое меньшее, что я могу сделать для дочерей Нареша Гхаи.
От облегчения Ахалья едва не потеряла сознание.
— Идите к сестре и немного подождите, — сказал Рамеш. — Я вернусь за вами, как только смогу.
Через некоторое время Рамеш действительно вернулся в сопровождении худощавого, жилистого мужчины, одетого в курту[5] и штаны цвета хаки. У него были острые скулы, неприятные холодные глаза и шрам на подбородке. Ахалья сразу почувствовала к нему неприязнь, какое-то инстинктивное недоверие, но у нее не было иного выхода, кроме как принять помощь Рамеша.
— Куда мы едем? — дрожащим голосом поинтересовалась Зита.
— У этого человека — его зовут Канан — есть грузовик, — объяснил Рамеш. — С полным приводом. Он единственный из всего Коваллама может рискнуть выехать на шоссе после потопа. И он запросил вполне справедливую цену. Нам очень повезло, что мы его нашли.
Ахалья взяла сестру за руку.
— Все в порядке, — сказала она.
Держась поближе к Рамешу, они двинулись вслед за Кананом через рынок, к узкому проходу между домами, увешанному яркими тканями. Грузовик — пыльная голубая «тойота», стоявшая рядом с аптекой, — явно знавал лучшие времена. Он был сильно помят и кое-где покрыт ржавчиной. Ахалья, которой вдруг овладел приступ клаустрофобии, вежливо отклонила предложение Рамеша сесть вместе с Зитой в кабину, и махнула сестре, чтобы та лезла в кузов. Ее пугала мысль провести несколько часов бок о бок с мужчиной со шрамом.
Канан завел мотор и дернул рычаг переключения скоростей. Грузовичок вздрогнул и рванулся вперед. Попетляв немного по извилистым улицам Коваллама, они выбрались на шоссе и направились к Ченнаи.
Волна превратила живописный пейзаж в топкое илистое болото. Дорога была покрыта коркой грязи и песка. Грузовик двигался очень медленно. Хотя других машин на шоссе не было, путь до Ниланкараи, самой южной окраины Ченнаи, занял больше часа. Еще час ушел на то, чтобы добраться до Тируванмиюра, в двух милях от реки Адьяр. Цунами разрушило большинство домов на берегу, затопило дороги, перевернуло сотни машин и вынесло на берег множество рыбацких лодок. Шоссе вдоль Восточного побережья было забито людьми, идущими пешком, и машины продвигались с черепашьей скоростью.
Примерно в полумиле к югу от дельты реки транспорт замер вообще. Водители яростно гудели и сыпали проклятиями, но невидимое препятствие, из-за которого образовался затор, никак не исчезало. Простояв в полной неподвижности минут десять, Канан развернулся и направился в противоположную сторону, к горе Святого Фомы. Когда они пересекали реку по мосту в Сайдапете, солнце было уже совсем низко. Вода, похоже, не повредила улицы к северу от реки. Во всяком случае, никаких видимых признаков не было.
Водитель повернул на восток, к Милапуру и побережью. На шоссе царил хаос. Машины, грузовики, автобусы, велосипедисты и рикши… Зрелище не добавляло Ахалье спокойствия. Она сжала руку Зиты.
— Скоро мы будем на месте, — уверенно прошептала она и улыбнулась.
Но глаза Зиты остались серьезными.
— И что с нами будет дальше? — спросила она.
— Я не знаю, — призналась Ахалья.
Все это время она мужественно сражалась с печалью, не давая горю овладеть собой, но в эту минуту боль показалась ей совершенно невыносимой. Глаза обожгло слезами, они покатились по щекам, щекоча подбородок. Ахалья обняла Зиту и поклялась Лакшми могилой своего отца, что никогда, ни за что не допустит, чтобы с Зитой случилось что-нибудь плохое. Она заменит сестре мать. Она пойдет на любые жертвы, чтобы Зита была счастлива. Чтобы ужасы этого дня остались в прошлом. Она в ответе за младшую.
