Диана Петерфройнд - Доброе утро
— Семнадцать лет! — Оскар покачал головой, словно не веря.
Вот именно. Попробуй найди в наши дни кого-то, кто готов так долго работать на одном месте. Я, можно сказать, здесь выросла.
— И ты зарекомендовала себя как безупречный работник.
— Спасибо, — скромно кивнула я.
Он немного помолчал. Наверное, это он нарочно, чтобы придать торжественности моменту, когда мне предложат Настоящую Работу. Я послала ему самую очаровательную из своих улыбок. Я улыбаюсь так во время интервью тем, кого трудно разговорить.
Оскар встал и отошел к окну.
Я выпрямилась и расстегнула пуговицы на пиджаке. Оскар будет в восторге от футболки. А лет через десять, провожая его на пенсию, мы будем вспоминать мое назначение. То, как я согласилась на должность продюсера, показав надпись на футболке: «Я СОГЛАСНА!», войдет в историю Девятого канала.
— Видишь ли, Бекки… — проговорил Оскар, глядя в окно.
Ну, давай же. Давай! Я еще шире распахнула пиджак. Сейчас он произнесет заветные слова, и я молча покажу ему надпись: «Я СОГЛАСНА!».
— …Мы вынуждены тебя уволить.
«Я СОГ…» застряло у меня в горле. Что? Не может быть! Он ведь вовсе не это собирался сказать. Я запахнула пиджак.
— Мне искренне жаль, Бекки. — Оскар обернулся и увидел, как я кутаюсь в пиджак, пряча футболку. — Что ты там…
— Я… — я закашлялась. — Я не понимаю.
— Руководство хочет сократить расходы на персонал, — скороговоркой произнес Оскар, — грядут большие сокращения.
Большие… Господи!
— И мне велели нанять продюсера с опытом административной работы, чтобы сократить расходы. Даже если при этом придется кем-то пожертвовать.
Сократить расходы на передачу? На мою передачу? То есть меня не повысили! Меня… сократили!
Ушам своим не верю.
В попытках успокоиться я сделала несколько глубоких вдохов, больше похожих на всхлипы.
— Но вы ведь им сказали, что не можете на это пойти, правда? Вы сказали им, что не можете пойти на это, потому что… потому что я здесь уже так давно работаю, и столько всего делаю, и для меня «Доброе утро, Нью-Джерси» — будто мой собственный ребенок… в смысле, если бы не «Доброе утро, Нью-Джерси», у меня вполне могли бы уже быть дети…
— Его зовут Чип, — сказал Оскар.
Чип? Чип? Они что, вот так просто взяли и отдали мою программу какому-то недоноску по имени Чип?
— Он выходит на работу с понедельника.
Эта новость меня добила.
— У него диплом Эм-би-эй по журналистике. Колумбийский университет.
Ух ты! Здорово. В смысле, куда уж мне, закончившей три курса в «Фарлей Дикинсон». И плевать, что я столько лет угробила в этой студии, проливая кровь, пот и слезы. Отлично! И все же интересно, бывал ли хоть раз этот замечательный Чип в Нью-Джерси? Хоть раз в жизни? Или, может, он брал интервью у Бона Джови на церемонии открытия спортивного комплекса «Пруденшл-центр» в Ньюарке? Да и вообще, откуда человеку по имени Чип знать, кто такой Бон Джови?
— Лет через пять его прочат в руководители канала. Мне бы очень хотелось, чтобы ты осталась с нами, Бекки, но с твоим трудовым стажем…
Такое чувство, будто меня выпотрошили. Я в ужасе смотрела на Оскара. Он смотрел на меня. И видел маленькую жалкую девчонку с неоконченным высшим образованием, в дурацкой футболке и с дурацкими надеждами, которая, как последняя дура, отдала этому чертову каналу десять лет жизни. Я не выдержала и закрыла лицо руками.
— Черт, — пробормотала я, — черт-черт-черт-черт-черт.
— Прости, Бекки, — сказал Оскар, — я боролся за тебя до последнего.
Он обошел вокруг стола и накрыл мою руку своей. Может, он и правда хотел меня утешить, но мне в тот момент его рука показалась склизкой дохлой рыбиной.
— Единственное для меня утешение — это знать, что ты-то уж точно не пропадешь, — сказал он.
Я чуть было не выпалила, что рада за него. Вот только для меня это никакое не утешение, а самая настоящая задница! Но такой ответ недостоин профессионала. Недостоин человека, который «уж точно не пропадет».
Это при нынешней-то ситуации на рынке труда? Смешно. У меня даже нет диплома, иначе они не посмели бы выкинуть меня с работы, где я начала вкалывать еще будучи несовершеннолетней.
— Я? — наконец выдавила я. — Ну конечно не пропаду!
Угу, пойду только резюме обновлю. Вернее, напишу. Вернее, научусь писать.
Черт!
3
Не помню, как я вышла в коридор. Глаза застилали слезы. Я позорно разревелась. Меня уволили. Или выставили? Или… да какая разница.
Над Нью-Джерси вставало солнце, а у меня не было работы.
Анна поджидала меня у своего стола. Она напялила футболку с надписью: «ПЕРЕД НАШЕЙ БЕККИ ОТКРЫТЫ ВСЕ ПУТИ!». Это точно: теперь я могу идти на все четыре стороны.
— Что случилось? — При виде меня у Анны с лица сползла радостная улыбка.
Я рассказала. Она была вне себя.
— И что ты собираешься делать?
— Для начала найду коробку и соберу вещи, — ответила я. — А ты мне поможешь.
— Правильно, — мрачно кивнула она.
— Но сперва, — я поморщилась, — давай снимем эти футболки.
За десять с лишним лет работы на канале у меня скопилась уйма вещей. Я заставила всех, кто напялил эти идиотские футболки «ПЕРЕД НАШЕЙ БЕККИ ОТКРЫТЫ ВСЕ ПУТИ!», помогать мне собираться. Оскар сказал, что мне выплатят выходное пособие в размере шестинедельного оклада, и — неслыханная щедрость! — я могу не отрабатывать эти шесть недель и подыскивать себе новое место.
Я не представляла себя нигде, кроме как на Девятом канале. Куда идти? Кем стать? Я начала здесь работать до того, как мама продала дом и умотала на юга. Я пришла в «Доброе утро, Нью-Джерси» в тот год, когда лишилась девственности. Мои сверстники подрабатывали в магазинах «GAP», раскладывая по полочкам свитера, а я уже была стажером на телевидении. А сейчас меня, наверное, даже в «GAP» не возьмут. Я ведь ничего толком не умею, кроме как готовить к эфиру утренние новости.
Что же мне делать?
Подошла Анна. Мне удалось кое-как справиться с паникой и изобразить самую отважную улыбку, на какую я была способна.
— Вещи упакованы, шеф! — Она взяла под козырек.
— Отлично! — Я подавила вздох. Впереди — пустота.
— Не переживай, ты справишься, — подбодрила меня Анна. — Я в тебя верю.
— А знаешь, — как ни в чем не бывало пожала плечами я, — на самом деле это даже хорошо.
— Конечно! — воскликнула Анна, но в ее голосе не было уверенности.
— В жизни столько возможностей…
— Вот именно! — поддакнула она, хотя мы обе знали, что все это чушь собачья.
— Взять хотя бы Чипа. Вот кто не упустил свой шанс, — продолжила я.
— Э-э… Ну, да… — На это Анне было нечего сказать.
Повисла неловкая пауза.
— На самом деле, — я прилагала героические усилия, чтобы не разреветься, — меня давно надо было вытолкнуть из гнезда. Я здесь засиделась.
— Вот-вот! — Анна очень убедительно исполняла роль сочувствующей подруги.
— Мне пора переходить на новый уровень, — сказала я, забирая последнюю коробку.
— Еще как пора!
— Может, подамся в какую-нибудь крупную вещательную корпорацию…
— Правильно!
— В конце концов, жизнь — это не только работа, да?
Анна открыла рот, чтобы в очередной раз поддакнуть, но так и не нашлась, что сказать.
* * *Глаза у меня открылись сами собой. Было темно. Я села на кровати и пригляделась. Вскоре глаза привыкли, и я смогла кое-что различить. В темноте мертвенно поблескивали экраны трех моих телевизоров. На табло электронных часов светились цифры 1:30. И ничего. Ни будильника. Ни музыки. Ни утренних новостей перед началом рабочего дня. Мне незачем было просыпаться в такое время. Мне нечем заняться.
Я потянулась к выключателю, зажгла свет и села, сложив руки на коленях. Делать было нечего. Совсем.
На прикроватном столике лежал компьютер. Вчера перед сном я составляла резюме. Писать мне было почти нечего. Одно место работы, несколько должностей, несколько мелких телевизионных наград. Уверена, Оскар даст мне отличную рекомендацию. Вот только как обратить все это в новую работу?..
Чисто по привычке я прошлась по новостным сайтам. Позвонить, что ли, Анне, вдруг они пропустят информацию о небольшом землетрясении в Неваде? Нет, не пропустят. А Анна наверняка еще и отругает меня за то, что вскочила ни свет ни заря вместо того, чтобы отсыпаться.
Если рай существует, то, может, папа сейчас смотрит на меня и с осуждением качает головой. Мама у себя во Флориде точно качает. Много лет назад, когда я бросила учебу, чтобы начать карьеру на телевидении, она мне и слова не сказала. У нее не было высшего образования. Когда папа умер, с деньгами стало совсем туго, а синица в руках — лучше, чем журавль в небе. И не факт, что мне бы удалось быстро найти работу, когда я и еще полторы сотни моих сокурсников по университету «Фарлей Дикинсон» получили бы дипломы бакалавров в области информации. Нам с мамой тогда казалось, что, приняв предложение работать на телевидении, я выиграю. Мы даже были в этом уверены. А на деле оказалось, что надо было вложить деньги в паевой фонд и получить журналистский диплом Эм-би-эй в каком-нибудь престижном университете. Действительно, что значит некий опыт работы по сравнению с тремя волшебными буквами на визитке?
