Андрей Ильин - История высоты № 6725
— На северном фронте отбиты две атаки на высоту 6725. Убито двадцать тысяч солдат противника… — успокаивающе забубнил дежурный офицер.
Император заинтересовался:
— Двадцать тысяч — это сколько?
— Это сто раз по двести, — объяснил офицер по особым поручениям.
Император не понял.
— Это если пальцы на руках и ногах у десяти рот, — наглядно показал генерал-каптенармус.
Генералы дружно растопырили пальцы. Император опять не понял и стал угрожающе хлюпать носом.
— Начальник караула! — шепнул дежурный офицер, гремя перед лицом императора орденами. Величество заворожено смотрел на блестящие звездочки и кружочки.
Во дворе спешно строились босые солдаты дворцового караула. Десять рот! Босые офицеры носились между взводами, придерживая эфесы шпаг.
— А ну быстро! А ну равняйсь!
— Ваше величество! Взгляните! — предложил офицер ставки и скомандовал в распахнутое окно: — Караул! Слушать меня! Делай раз! Делай два! Стоять!
Солдаты подняли, растопырили пальцы на руках и ногах.
— Много! — удивился император, подсчитав потери противника. — Я хочу их наградить! Тех, которые убили двадцать тысяч!
Адъютанты притащили ящик с наградами. Император двумя руками выгреб кучу медалей.
— Вот, — сказал он. — Мы любим наших солдатиков! Еще пошлите им нашего любимого варенья. Состав!
* * *Состав с ананасовым вареньем из запасников дворцовой кухни загнали в 12-й пакгауз. Ржавые рельсы прикрыли шелковыми государственными флагами. Для высоких гостей соорудили просторную трибуну. К трибуне в назначенный час согнали толпу для выражения верноподданнических чувств, состоящую исключительно из женщин, потому что все мужчины были на фронте. Толпа чувства выражала слабо, и перед трибуной на всякий случай установили крупнокалиберные пулеметы.
Толпа оживилась.
Первым выступал генералиссимус. Он сказал:
— Милость императора не знает границ! Он жалует наших солдат двумя горстями медалей и вареньем из своих личных погребов! Вот оно, это варенье, — показал генералиссимус на 10 вагонов, стоящих у платформы. — Теперь император будет пить чай без варенья! Потому что он любит своих солдат больше, чем себя! Слава императору!
— Угу! — загудела толпа. В пулеметы загнали ленты.
— Воодушевленные вниманием государя и ананасовым вареньем, наши доблестные солдаты к зиме непременно закончат войну!
— Ура! — нестройно закричала толпа, косясь на пулеметы.
Триста специально подготовленных женщин завалили генералиссимуса поцелуями и венками из живых цветов.
Вторым выступал министр военных финансов.
— Наш любимый император выказал пример национального патриотизма. Он лишил себя сладкого! Он любит Родину! И вот тому доказательство! — министр финансов указал на 9 вагонов с ананасовым вареньем. Один отцепленный вагон дюжие фельдфебели откатывали на нужды генерального штаба. Для производительной работы лучших военных умов требовалось много сахара.
— Будем достойны нашего императора! Поможем армии. Поможем своим братьям, мужьям и сыновьям, проливающим кровь на полях сражений! Сделаем посильные взносы в фонд военных действий! Помогая армии, вы помогаете своим родственникам!
Солдаты с четырех сторон врубились в толпу, вытряхивая из зазевавшихся кошельки, срывая с простолюдинок серьги вместе с ушами. За трибунами, заглушая вопли добровольных пожертвователей, духовой оркестр грянул марш «Слава добрякам!».
Инспектора налогового управления сортировали обильные пожертвования.
Через четверть часа толпа стояла совершенно голая, прикрывая ладонями то немногое, что не могли оприходовать чиновники «Фонда помощи».
— Спасибо за ваш патриотический порыв! — прослезился министр военных финансов. — Земной вам поклон! — и министр наклонил голову к голубому персидскому ковру, на котором стоял После чего со словами: «И вам достанется от государевых щедрот!» — министр приказал всем присутствующим на площади выдать по одной упаковке трофейных противозачаточных таблеток и открытки с портретом монаршей особы.
От состава отцепляли второй вагон для нужд министерства военных финансов.
Толпа разошлась, сжимая в руках бесполезные таблетки и прикрываясь портретами императора.
Трибуну разобрали. Флаги сдали в арсенал. К составу подцепили паровоз.
Начальник транспортных перевозок вызвал военного кладовщика.
— Вот что, братец, — сказал он, — отдели-ка мне пару банок варенья. Как ни крути, я тоже имею отношение к этой знаменательной победе!
Кладовщик согласно кивнул. Кладовщик не может возражать вышестоящему начальнику.
Паровоз отцепили, состав загнали в тупик, где кладовщик выдал присланному ординарцу 50 ящиков ананасового варенья. Не давать же ему в самом деле две банки! Так можно загреметь из теплого тылового склада в продуваемые всеми ветрами окопы.
— Еще один, лично для меня, — попросил ординарец. — Моя подружка страсть как любит сладкое!
Кладовщик выдал еще два ящика и пять взял себе.
Десять ящиков унес отдел по борьбе с хищениями военного имущества. Этим не откажешь. Пять — комендант вокзала.
Наконец шепоток о разбазаривании стратегического груза дошел до ушей командующего государственными арсеналами.
— Безобразие! Какое право имеет начальник транспортных перевозок хапать наградное варенье! — возмутился командующий арсеналами. — В конце концов двадцать тысяч солдат противника убиты моими пулями! Я имею больше прав на эту победу, чем какой-то транспортник!
Возмущенный командующий позвонил начальнику армейского снабжения. Начальник долго не отвечал — оттирал с ладоней варенье.
— На каком основании поощряется расхищение наградного императорского варенья с подведомственных вам складов? — вскричал командующий арсеналами.
— Кто сказал вам эту ерунду? — возмутился начальник снабжения, отдирая от губ прилипшую телефонную трубку. — Состав в количестве десяти вагонов ожидает отправки на фронт!
— Но я доподлинно знаю, что начальник транспортной службы…
Итого минус еще пятьдесят ящиков. Военного кладовщика вызвал фельдфебель.
— Ты что думаешь, скотина! Ты думаешь, что если у тебя воруют генералы, я не осмелюсь сгноить тебя на чистке полкового сортира?
Сможет! — понял кладовщик.
Еще пять ящиков.
В пакгауз нагрянула санитарная инспекция.
— Голубчик! Во вверенном вам складе царит форменная антисанитария! — удивился главврач санитарной инспекции. — Здесь дурно пахнет! Здесь пахнет трибуналом!
Кладовщик полез в вагон.
Потом поехали генеральские жены, тещи и другие родственники с записками от генералов, их жен и тещ.
По городу пополз слушок. К пакгаузу потянулись простые смертные, то есть полковники, подполковники и даже штабс-капитаны.
К исходу недели состав был выбран дочиста, и его выпихнули с пакгауза в сторону фронта. На бортах вагонов крупными буквами выписали: «Подарок его величества!» Рядом оттиснули трафарет: «Опасно! Яд!» и белый череп со скрещенными костями, чтобы отпугнуть мелких станционных воришек. Большое начальство страсть как не любит, когда подворовывают низы. Потому что большое начальство знает, если все начнут воровать, то воров не станет, так как воровать будет нечего! И тогда придется жить на твердые генеральские оклады, что очень обидно.
К составу с императорским вареньем подцепили купированный вагон с кинохроникой и еще один — с журналистами. К вагону с журналистами — вагон-ресторан, потому что голодный журналист государству опасен, так как пишет под диктовку урчащего желудка и может понаписать черт знает что! За вагоном-рестораном поставили восьмиосную цистерну с чернилами при двух кладовщиках и трех точильщиках перьев. К ним подогнаны четыре вагона с военной цензурой. Без военной цензуры в военное время никак нельзя.
Военная цензура притащила с собой платформу с готовыми, отпечатанными на 105 языках правлеными и переправленными статьями, заметками, информационными сообщениями, телеграммами и письмами с мест, с подробным описанием предстоящих событий. Беспристрастность цензуры охранял воинский эшелон с тяжелой артиллерией и пулеметами. Эшелон, естественно, тащил свою кухню, ремонтную мастерскую, прачечную и всякую хозяйственную мелочевку в размере 16 вагонов.
Для поддержания боевого духа среди означенных войск предназначались восемь платформ с передвижным театром «Война-шантан».
Для осуществления контроля за состоянием воинской дисциплины среди личного состава охранного эшелона и передвижного театра следовали, каждый в своем вагоне, следственный отдел, отдел дознания, трибунал, специальный бронированный пульман для приведения приговора в исполнение, столярная мастерская с запасом утвержденного образца армейских гробов и писарь со 100 тысячами бланков — «С прискорбием извещаем…».
