Реймонд Карвер - Если спросишь, где я: Рассказы
И тут мне в голову пришла отличная идея:
— Давай ее располовиним.
— Это как? — спросил парень, у него опять начали стучать зубы. Я почувствовал, что он сильнее сжал свой конец палки.
— Ну, разрежем ее на две части. У меня и ножик есть. Разрезаем ее надвое — каждому по половине достанется. Не знаю, но, по-моему, это единственный выход.
Парень почесал в затылке и снова посмотрел на рыбину:
— Ты этим ножом ее резать собираешься?
— А у тебя другой есть?
Парень покачал головой.
— Тогда режем, — сказал я.
Я вытащил из рыбьей башки палку, положил рыбу на траву около велосипеда. Пока я на глазок измерял ее, по рулежной дорожке успел проехать самолет.
— Здесь резать? — спросил я.
Он кивнул.
Самолет тем временем набрал скорость и пролетел прямо над нашими головами. Я воткнул нож в рыбу. Когда я добрался до кишок, я ее перевернул и вывалил все внутренности на траву. Я кромсал, пока две части рыбы не повисли на тонком лоскуте кожи на брюхе. Я взял оба куска в руки, взвесил их и только тогда окончательно разорвал рыбу пополам.
Я протянул пареньку заднюю часть.
— Нет, — сказал он, — я хочу вон ту, другую.
— Какая разница? Они же одинаковые! Так, не беси меня, слышишь?
— А мне плевать, — ответил он, — раз они одинаковые, я беру голову. Ведь они же одинаковые, верно?
— Да, одинаковые, — ответил я. — Только голова моя, в конце концов, кто ее резал?
— Я хочу голову. Я первый увидел рыбу.
— А чьим ножом я резал? — спросил я.
— Не хочу хвост.
Я посмотрел по сторонам. Не было ни машин, ни других рыбаков. Лишь самолет гудел, да солнце уже собиралось садиться. Я весь промерз, била дрожь. А парень тоже стоял и трясся, и ждал.
— У меня идея, — я открыл корзинку и показал ему форель. — Смотри! Зеленая… Я больше таких никогда не видел. Так что одному достается голова, а другому хвост и зеленая форель, идет?
Парень посмотрел на зеленую рыбу, достал ее из корзинки и взвесил на ладони. Потом взвесил оба куска большой рыбины.
— Идет, — сказал он, — бери голову, на задней части мяса больше.
— Мне плевать, — сказал я. — Я все равно его счищу. Ты в какой стороне живешь?
— Вниз по Артур-авеню. — Он засунул мою форель и свою часть рыбы в грязный парусиновый мешок. — А что?
— А где это? Рядом с парком, что ли? — спросил я.
— Да, а зачем тебе? — он явно испугался.
— Я там тоже неподалеку живу, может, вместе на твоем велике поедем, я на раму сяду? Педали можно крутить по очереди. У меня есть сигаретка, можно покурить, если она, конечно, не промокла.
Но он только и сказал:
— Мне очень холодно.
Я промыл свою часть рыбы в реке, открыл ее пасть и подставил так, чтобы вода заливалась ей в рот и вытекала с другого конца, вернее, из того, что от нее осталось.
— Мне очень холодно, — повторил парень.
Я увидел, как Джордж катается на велосипеде на другой стороне улицы. Он меня не заметил. Я прошел на задний двор, чтобы снять ботинки, потом отвязал корзинку и открыл крышку, приготовившись войти в дом с победной ухмылкой.
Я услышал голоса и заглянул в окно. Они сидели за столом. Кухня была вся в дыму. Дым шел из сковороды, стоявшей на плите. Но им как будто бы было все равно.
— Я тебе святую правду говорю, — сказал он. — Ничего дети не знают, вот увидишь.
— Ничего я видеть не хочу, если бы я раньше знала, то молилась бы, чтоб они умерли, — ответила она.
— Да что с тобой? Ты смотри не заговаривайся!
Она заплакала. Он бросил сигарету в пепельницу и встал со стула.
— Эдна, посмотри, сковородка горит! — крикнул он.
Она обернулась, отодвинула стул, на котором сидела, схватила сковородку за ручку, да как шмякнет ею о стену над раковиной.
— Ты что, с ума сошла? Смотри, что ты наделала! — Он схватил тряпку и начал стирать гарь со сковородки.
Я вошел через заднюю дверь, встал на пороге и говорю, а сам улыбаюсь:
— А я такое поймал на речке. Вы такого еще не видели. Только взгляните. Нет, вы гляньте. Гляньте, что я поймал.
У меня тряслись колени. Я едва стоял на ногах. Я протянул ей корзинку, только тогда она заглянула внутрь.
— О, Боже, что это? Змея! Пожалуйста, забери ее, пока меня не стошнило!
— Быстро выкинь! — заорал он. — Ты что, не слышал, что мать сказала? Быстро убери это с глаз!
— Но, пап, посмотри, что я поймал, — сказал я.
— Я не хочу на это смотреть, — ответил он.
— Но это ведь гигантская радужная форель, которую я поймал в Берче. Вы только посмотрите! Ведь она огромная! Настоящее чудище! Я ловил ее, бегал туда-сюда по течению, как сумасшедший! — голос мой был и вправду безумным. Но я не мог замолчать. — Я и другую поймал! — я начал говорить быстрее. — Зеленую. Честное слово! Она вся была зеленая! Вся-вся! Вы когда-нибудь видели зеленую форель?
Он заглянул в корзинку и открыл рот от удивления.
Он заорал:
— Выкинь эту чертову тварь! Что, черт возьми, с тобой такое? Унеси эту пакость с кухни и выброси на помойку!
Я вышел на улицу. Посмотрел в корзинку: на крыльце, при свете лампы, то, что лежало внутри, блестело точно серебро. То, что лежало внутри, наполняло всю корзину.
Я вынул рыбу. Я держал ее в руках. Свою половину.
Велосипеды, бицепсы, сигареты
(Перевод А. Нестерова)
Позавчера Эван Гамильтон бросил курить, и уже два дня его преследовало ощущение: все, что он делает и говорит, напоминает о сигаретах. Он глянул на свои руки, залитые светом кухонной лампы. Поднес правую к лицу и понюхал пальцы:
— Пахнет.
— Ну да. Будто потеешь этим запахом, — кивнула Энн Гамильтон. — Я, когда бросала, — он меня три дня преследовал. Выходишь из ванной, а он все равно с тобой. Противно… — Она поставила на стол тарелки. — Я ведь понимаю… Знаешь, слабое утешение, но поверь: на второй день — хуже всего. Третий тоже не сахар, но, если продержался, считай, легче. Я рада, что ты всерьез надумал бросать… — Она коснулась его руки. — Позовешь Роджера? И сядем ужинать.
Гамильтон вышел за дверь. На улице уже стемнело. Было начало ноября, когда дни короткие и прохладные. На дорожке, ведущей к дому, Гамильтон заметил парнишку на приземистом, явно недешевом, велосипеде. Раньше Гамильтон его никогда не видел. Парнишка сполз на сиденье вперед и стоял, касаясь носками земли, удерживая равновесие.
— Мистер Гамильтон? — спросил он.
— Да… А в чем дело? Роджер?
— Ну… Роджер… Он у нас — с ним мама, они там выясняют… Он, Кип и, как его… Гэри Берман. Что-то про велосипед брата. В общем, не знаю… — пробормотал парнишка, сжимая резиновые ручки на руле велосипеда. — Но мама сказала, чтоб я поехал и позвал вас. Ну, кого-нибудь из родителей Роджера.
— Но с ним ничего не случилось? — спросил Гамильтон. — Нет, конечно… Ну, пойдем…
Он зашел на минуту в дом, надеть ботинки.
— Нашел его? — спросила жена.
— Да там какие-то проблемы — что-то с велосипедом, — пожал плечами Эван Гамильтон. — На улице ждет парнишка — не разобрал имя… Сказал, чтоб кто-нибудь из нас сходил к его маме.
— Но ничего не случилось?
— Да нет, не случилось, — Гамильтон посмотрел на жену и покачал головой. — Какая-то мальчишеская ссора, мать парня вмешалась…
— Может, мне пойти?
На мгновение Гамильтон задумался:
— Наверно, лучше тебе… Ладно, сам схожу. Подожди пока с ужином. Оно вряд ли надолго.
— Не нравится мне, что Роджер гуляет по ночам, — покачала головой Энн Гамильтон. — Ох, не нравится.
Парнишка сидел на велосипеде и то нажимал, то отпускал ручной тормоз.
— Далеко идти? — спросил Гамильтон, когда они двинулись в путь.
— На Арбакл-корт, — ответил парнишка и, поймав взгляд Гамильтона, добавил: — Рядом. Два квартала.
— В чем дело-то? — спросил Гамильтон
— Я не все понял… Брат был на каникулах, а Роджер, Кип и этот, Гэри Берман, катались на его велосипеде… Ну, и раздолбали его. Вроде того… Не знаю. Они говорили: брат не может найти велосипед, а Кип и Роджер последними на нем катались. А мама пытается выяснить, где велик.
— Кипа я знаю, — кивнул Гамильтон. — А еще кто?
— Гэри Берман. Эти Берманы — они недавно сюда переехали. Его отец… Он придет. Вернется с работы и придет.
Они свернули за угол. Парнишка ехал чуть впереди. Гамильтон приметил какой-то сад, потом они свернули еще раз — в тупиковую улочку. Он и не подозревал о ее существовании и не знал никого, кто здесь живет. Окинул взглядом незнакомые дома — и его скребанула мысль: а что он знает о жизни сына?
Парень свернул на дорожку, ведущую к дому, соскочил с велосипеда. Поставил велосипед у стены. Открыл дверь — и Гамильтон прошел вслед за ним через гостиную в кухню, где увидел сына. Они сидели за столом — Роджер, Кип Холлистер и еще какой-то мальчишка. Гамильтон пристально посмотрел на сына, потом перевел взгляд на полную темноволосую женщину, сидевшую на другом конце стола.
