Василий Аксенов - О, этот вьюноша летучий!
…Юра проходит под аркой, на которой и впрямь электрическими лампочками выписано слово ИКАР.
Ярко освещенная аллея пустынна, но впереди и по бокам сквозь деревья и кусты мелькают какие-то не очень отчетливые фигуры. Юра недоуменно оглядывается и вдруг…
…Вдруг шквал искрометного вальса обрушился на него вместе с лентами серпантина и конфетти. Аллея мгновенно заполнилась людьми. Что это? Вместо суровых рыцарей воздуха в аэроклубе «Икар» его встречают… маски! Прельстительные коломбины, домино, пьеро, сицилианские разбойники, мавры, мушкетеры кружатся в бездумном золотом вихре.
– Господа, настоящий авиатор! – вдруг совсем близко воскликнул мелодичный девичий голосок, и шею Юрочки обвивает голая рука. Мгновение – и он окружен.
– Ах, какой блестящий летун!
– Откуда вы, месье, и как ваше имя?
Бокал шампанского уже пенится в руке Четверкина.
– Господа, тост за бесстрашных гладиаторов пятого океана!
«Главное – молчание, – думает Юра, пытаясь взять себя в руки среди бушующего карнавала. – Два-три слова в час, не более. Мрак, молчание, фатум. Многозначительное молчание…»
Не будет секретом сказать, что первые глотки шампанского суть первые глотки шампанского в жизни Юры.
– Мое имя Иван Пирамида, медам и месье, – медленно говорит он, а глаза его с каждым словом разгораются и разгораются, и вот он уже закусил удила. – Я только что из Франции, мадмуазель. Участвовал в круговой гонке Версаль – Марсель – Исси-ле-Мулино – Пале-Рояль и Плас Этуаль. Взял второй приз после Сержа Ле-Крем, леди и джентльмены…
– Браво! Виват! – закричали маски. – Гип-гип-ура!
О, не секрет и то, что второй бокал шампанского суть второй бокал шампанского в жизни Юры Четверкина.
– Я представитель южной школы, – распространяется он. – Одесса! Мы с Мишей Ефимовым начинали на планерах, а еще в русско-японскую войну я корректировал огонь с воздушного шара.
Очаровательная коломбина вспрыгнула на стул и в музыкальной паузе пылко продекламировала:
Я не люблю тургеневских романов,
Мне не понятен милый Гончаров,
Не изучавший действия паров
В шестицилиндровых моторах монопланов!
И тут же коломбиночка спрыгнула прямо в стальные руки Ивана Пирамиды.
– Аргентинское танго! Сто пар! – прозвучал громовой голос.
Юра и опомниться не успел, как оказался в толпе танцующих.
В разных концах парка за столиками только и разговоров было, что о вновь прибывшем летуне.
– Пирамида… Пирамида… Кажется, он фигурировал в последнем бюллетене «Авиатик Сэсаэти». Неплохие результаты!
– Я думаю предложить ему ангажемент.
– Так сразу?
– При хорошей рекламе, батенька, тысячное дело.
Среди танцующих пара мушкетеров, один – высокий, плечистый, второй – маленький, стройный. Они внимательно разглядывают Ивана Пирамиду.
– Этот Пирамида очень похож на моего брата, – говорит маленький мушкетер.
– Ты с ума сошла, – шепчет высокий.
В это же время в полумраке под пальмой Пьеро и Арлекин говорили приглушенными голосами хлыщеватому денди с моноклем в глазнице.
– Господин полковник, гляньте на карточку и на авиатора.
– Панкратьев, мерзавец, я запретил называть меня по чину. Мы участники тайной войны, мерзавец.
– Пардон, мусью Отсебятников. Изволите фужер шустовской рябины?
– Изволю! – «Монокль» осушил фужер и с удовольствием закусил огурцом, извлеченным Пьеро из длинного рукава.
– Сфотографировать и установить наблюдение.
– Слушаюсь, господин пол… мусью!
– Панкратьев, мерзавец, в Скотланд-ярд ты не годишься.
…Иван Пирамида и «коломбиночка» плыли в ломком танго по аллее.
– Вы графиня или герцогиня? – спросил Юра.
– Я баронесса Вера фон Вирен, – с улыбкой ответила «коломбиночка».
– Посмотрите, баронесса, Иван Пирамида еще потрясет мир! Я сделаю беспосадочный перелет из Петербурга в Москву!
– Возьмете меня пассажиром?
– Бесстрашная! – прошептал после минутной паузы авиатор.
«Откуда только нахальство-то берется?» – подумал Юрочка.
Братия, кто здеся из Царевококшайска?
А в это время о. Илья бредет по пустынной ночной перспективе. С тоской вглядывается в туманную бесконечность.
Братия, милыя братия,
Пастырь ваш сир и убог!
Уж не раскроет объятия
Наш уж родимый порог… —
всхлипывая, бормочет он и слюнявит карандашик.
Он прислоняется к каким-то железным воротам, закрывает усталые очи и вдруг слышит за железом нарастающий гул, шум сотен голосов, перерастающий наконец в громовой возглас:
– Долой!
О. Илья отскакивает от ворот и вовремя – ворота распахиваются, и грозная темная волна людей выплескивается на перекресток.
Некто в кожаной тужурке прыгает на ворота и кричит, потрясая в сумраке белым кулаком:
– Долой хозяев-толстосумов и грязных штрейкбрехеров!
– Долой! – отвечает толпа. – Стачка! Стачка!
Отброшенный к стене о. Илья быстро-быстро крестится и вдруг пугается еще больше: в одном конце проспекта появляются всадники, в другом – цепь вооруженных людей.
– Казаки!
– Полиция! – кричат в толпе.
– Товарищи, расходитесь! – надрывается с ворот кожаная куртка. – Не поддавайтесь на провокацию!
Забастовщики все быстрее и быстрее вытекают со двора фабрики. Всадники и полицейские врезались в толпу. Хлопнуло несколько выстрелов.
– Окружай! Не пущай! Вяжи агитаторов! – вопят хриплые глотки.
Люди бегут, озлобленно оборачиваются, грозят кулаками – погодите, псы! Смятению о. Ильи нет предела. Что за город такой, эта имперская столица – дьявольское наваждение! В полуобмороке опустился он на панель, закрыл голову руками и только слышал топот сотен ног. Потом все затихло. Он поднял голову и вновь увидел полнейшую каменную пустыню, будто и не промчалась здесь минуту назад бурлящая страстью толпа.
– Братия! Кто же здеся из Царевококшайска? – воззвал о. Илья.
Из-за угла медленно выехали автомобиль и две пролетки, забитые карнавальными масками: красные губы, белые лица, зеленые глаза.
Крик ужаса издал о. Илья и помчался прочь. Ряса путалась в ногах, он стянул ее через голову, и она вилась теперь за плечами, как крылы.
Ловок бес!
Скейтинг-ринг в последние годы стал самым популярным развлечением. Увлечение роликовыми коньками приобрело характер эпидемии, и аэроклуб «Икар», естественно, не избежал поветрия.
Увы, до Царевококшайска эта мода еще не дошла, и наш бедный Юрочка Четверкин, он же прославленный летун Иван Пирамида, поначалу напоминает корову на льду. А вокруг скользят хлыщи с английскими проборами, в пиджаках с раструбами, ловкие дамочки в жюп-кюлот. Гремит музыка.
– Хотел бы я посмотреть на этих шутов за рулем Фармана, – ворчит Юра.
– Да у вас уже получается, Пирамида! – изумленно воскликнула коломбина. – Какой вы право – талант!
И впрямь, Юрочка – ловок бес! – уже описывает вполне сносные круги и с каждым кругом все смелеет.
К нему ловко подкатывает денди с моноклем.
– Месье Пирамида, позвольте представиться. Теодор Отсебятников, скучающий богач. Хотите шампанского? Ящик? Два? Вы давно из Сибири?
– Я сейчас из Африки, – небрежно бросает Юра, – через Париж.
– У меня в Сибири прииски, – Отсебятников откупоривает бутылку шампанского и быстро выпивает ее всю сам, бокал за бокалом. – Эх, хороша «вдовушка»! Сочувствую политическим…
Юра в восторге от нового умения кружится на роликах.
– Я выбросил из своего лексикона слово «могу» и заменил его словом «хочу»!
Два мушкетера в масках по-прежнему приглядываются к нему сосредоточенно и напряженно.
– Он странно себя ведет для пилота. Словно мальчишка, – говорит высокий мушкетер густым баритоном.
– Мне кажется, я сплю, – говорит стройный мушкетер. – Он очень похож на Ивана… но этот как будто Иван из сна.
– Дай твою голову! Иван – в Питере? Ведь он не безумец.
– Нет, безумец. Мама его так и называла – безумец.
Через весь зал они едут к Пирамиде, который в этот момент разглагольствует среди своих поклонников возле стойки буфета.
– Не снимай маски, – говорит высокий. – Если он узнает тебя и если это действительно он…
– Думаешь, здесь есть ищейки?
– Была бы красная дичь, а собаки всегда найдутся.
Мушкетер пониже, более импульсивный, чем высокий, делает пируэт рядом с Иваном Пирамидой, вглядывается в него. Мужественный авиатор неожиданно для всех показывает ему «нос».
– Нет, это не он, – с облегчением говорит маленький мушкетер подкатившему большому.
– Что это значит? – возмущенно вскипает Иван Пирамида. – Вы хотите сказать, что я – это не он?
Зашумела, зашумела уже головка у Юрочки. Он надвигается на маленького мушкетера, но на пути его встает большой.
– В чем дело, сударь?
– Этот мушкетер сказал, что я – это не он! Может быть, он – это он?
