Наталья Солнцева - Копи царицы Савской
– А кровь?! Кровь?!
– Крови нет, – повторил Колбин. – Я сам все облазил, проверил...
– Где этот кретин Лавров?
Босс недолюбливал начальника охраны, и Колбин это знал.
– Был с нами... Его знакомый из ДПС обнаружил машину Глории. Они думают, имело место дорожное ограбление.
Он чего-то недоговаривал.
– Почему Глория бросила «Тойоту»? – упавшим голосом спросил Зебрович.
Заместитель мялся...
– Да говори же! Черт тебя дери!
– Мы осмотрели окрестности... никаких следов. Собака тоже покрутилась по асфальту, и на том все. По моему мнению, машину нарочно оставили на обочине...
«Зачем Глорию понесло на Дмитровское шоссе? – недоумевал бизнесмен. – В той стороне никто из наших общих знакомых не проживает, дач не держит...»
До него постепенно доходил смысл намеков Колбина. И от этого волосы на голове зашевелились.
– Полагаешь, ее похитили?
Заместитель нервно кашлянул.
– Похоже на то... Судя по всему, Глория сама вышла из машины... и больше в нее не садилась. Автомобиль отогнали подальше от места похищения, чтобы... В общем, сам понимаешь...
– Это тебе Лавров наговорил?
– На сей раз он прав.
Зебрович застонал и запустил телефоном в стену. Тот жалобно хрустнул, на паркет со стуком посыпались детали. Супруг Глории догадывался, чего потребуют похитители. Заплатит он или нет, жену в любом случае убьют.
– Господи... – пробормотал он дрожащими губами. – За что?..
Глава 3
Она судорожно вздохнула и приоткрыла глаза. Веки были тяжелыми, в горле стоял запах и привкус эфира. Ее окружала тусклая белизна... вверху, по бокам... везде. Такая белизна бывает только в больницах... «Я в клинике! – осенило Глорию. – Отхожу от наркоза... Что со мной? Была операция?» Страх пробудился раньше остальных чувств и наполнил тело и разум. Она терялась в догадках, сердце забилось, по коже прокатился озноб.
«Какая операция? Я ничего не помню...»
Губы и язык не слушались, руки и ноги затекли, не шевелились. Глория не сразу сообразила, что привязана к койке. Где это связывают больных? Она что... в психушке?
Ужас застыл в груди ледяным комом, во рту пересохло. Она с трудом повернула голову – ничего не увидела, кроме белизны. Может, позвать сестру? Ужас сковал голосовые связки, и, сколько она ни напрягалась, из уст вырывалось только слабое шипение.
«Такое бывает во сне... Я сплю, мне снится кошмар... Нужно сделать усилие и проснуться...»
Набрякшие веки опустились, и сознание Глории снова погрузилось во тьму. Постепенно темнота рассеивалась, в ней возникали цвета и звуки... движения... запахи... Опять эфир! Глория вспомнила молодое, гладко выбритое лицо, чью-то руку у себя на шее... потом все обрывалось.
«Давай же! – мысленно подбадривала она себя. – Давай, Глория, начни сначала... Ты сможешь! Ты всегда была умницей...»
Она шаг за шагом восстанавливала в памяти свое недавнее прошлое. Оно дробилось на множество фрагментов, которые не желали складываться в общую картину. Но кое-что ей удалось вспомнить...
Письмо! Его доставил посыльный... Он был похож на встрепанного испуганного воробья – маленький, юркий, с бегающим взглядом. В обычной одежде, с немытыми волосами, с хохолком на макушке. Он ждал вознаграждения, и Глория сунула ему пару мелких купюр. Парень суетливо поблагодарил и побежал вниз по лестнице. А она стояла, ощущая бешеное биение пульса в висках, и смотрела ему вслед...
Когда дела у Толика стремительно пошли в гору, они поселились в приличном доме с консьержем. Посыльный откуда-то узнал ее новый адрес. Впрочем, о чем она? Ведь человек, который прислал ей письмо... давно умер.
Глория попробовала пошевелить руками и ногами, что отозвалось болью в лодыжках и запястьях. Очень хотелось пить.
– Эй... – прохрипела она. – Воды...
У нее получилось лучше, чем в первый раз. Уже не сипение, а членораздельные слова, хоть и едва слышные. Правда, никто на ее просьбу не откликнулся...
Перед ее внутренним взором все еще стояла та тревожная картина – прихожая их с Толиком квартиры... она с письмом в руках, с дрожью в коленках... с пустотой под ложечкой. Адрес на конверте напечатан, получателем указана Глория Зебрович, а отправителем...
У нее перехватило дыхание, потемнело в глазах, буквы расплылись, разбежались в разные стороны. Отправителем был... Павел Нефедов! Глория без сил съехала по стенке и опустилась прямо на мягкий восточный ковер...
Кажется, она потеряла сознание... на миг или несколько минут. Все смешалось в ее голове, в ушах зазвенело.
– Этого не может быть... не может быть...
Она проводила его в последний путь... бросила горсть земли на крышку его гроба... Закрытого гроба! Но ошибка исключалась. Пашку опознали родители. Ни у кого не возникло сомнений по поводу найденного в реке тела... ни у следователя, ни у близких.
– Не может быть... – словно помешанная, шептала Глория. – Он мертв и лежит на кладбище...
Ее зубы выбивали мелкую дробь. Почему-то вспомнились их первые жаркие ласки в лесу, на поляне, заросшей медвяными травами... среди колокольчиков и кашек, под гул пчел и стрекот кузнечиков... Тогда Глории казалось, что она любит Павла. Он был у нее первым, с ним она познала вкус страсти, удовлетворила свое сексуальное любопытство и осознала свою чувственность. Любопытство – вот что толкнуло ее в объятия молодого человека. Безрассудная юность жаждала наслаждений! Ее ли вина, что вспыхнувшее влечение длилось не больше месяца?.. Полюбила – разлюбила... остыла...
Пашка же загорелся всерьез. Близость с Глорией стала для него мучительным и болезненным опьянением, словно первые затяжки курильщика опиума. Он уже не мог без нее, а она не хотела продолжения. Прежняя дружба казалась невозможной, но Нефедов, в надежде на возобновление отношений, превозмог себя и ничем не выдал их общую тайну. «Трое неразлучных» все так же проводили время вместе: встречались, гуляли, отмечали дни рождения и праздники. А потом жизнь... вернее, смерть одного из них сама поставила точку в этой неразделенной страсти. Для Глории такая развязка грянула громом. В глубине души она раскаивалась, искала причину своего охлаждения, однако не находила. Есть вещи, которые не имеют очевидного объяснения. Сначала она как будто бы соблазнила парня, а затем безжалостно отвергла. Ее мимолетный каприз привел к непоправимым последствиям. Не то чтобы она считала гибель Павла самоубийством... но мысль об этом приходила ей в голову. Если бы не удар, который нанесла ему Глория, он был бы жив. Когда у человека ломается внутренний стержень, он невольно ищет смерти...
Почему на месте Пашки не оказался Анатолий? Задавать себе этот вопрос было бесполезно. Пашка выглядел более решительным, более самоотверженным в любви... Он не стеснялся открыто выражать свои чувства, оставаясь с ней наедине. Тогда как Зебрович сдерживался, боясь получить отказ. Самолюбие брало в нем верх над любовью, и это отталкивало Глорию. Она безотчетно желала полной власти над мужчиной... полного подчинения, полной отдачи.
Был и другой сдерживающий фактор. Друзья понимали, что в случае, если Глория окажет одному из них предпочтение, второму придется не сладко. Вряд ли даже самая крепкая мужская дружба выдержит подобное испытание. Павел интуитивно оттягивал момент признания, а когда Глория остыла, это вообще потеряло смысл. Догадывался ли Зебрович о том, что произошло между другом и Глорией? Если да, то не менее тщательно скрывал свои догадки...
Правда ли, что любовь окрыляет и делает человека ясновидящим? Бытует мнение, что она ослепляет и лишает рассудка. Верно и первое и второе. Любовь – самая загадочная из всех страстей человеческих. Самая изнурительная, самая иллюзорная и самая непостижимая...
Почему Павел, а не Толик? Глория много думала над этим после гибели Нефедова. Просто обстоятельства сложились так, а не иначе. Есть же судьба, рок! Зебрович был слишком красив, слишком умен, слишком предприимчив. Рядом с ним женщина рисковала стать тенью... А Глория могла играть в любовной партии только первую скрипку. Во всяком случае, она так думала.
Замужество никогда не прельщало ее. Она не строила планов будущей жизни. Она бунтовала, ломала прутья клетки, куда ее пока что никто не запер. Она ни о чем не мечтала! Перед ней словно расстилался чистый лист, на котором не проступало ни строки, начертанной провидением...
Смерть Павла надломила Глорию. Хотя этого не должно было произойти. Она сожалела о чувстве, которое не успело поселиться в ее сердце. Трепет плоти не стал трепетом души. Любовный треугольник как будто бы распался, но вечный третий продолжал существовать. Возможно, необъяснимая пугающая безысходность толкнула ее на брак с Зебровичем. Возможно, земное и плотское заявило о себе в полный голос... а она не сумела противиться этому зову. Да и зачем? Разве не следует всему живому стремиться к блаженству?..
Скрип железной двери заставил Глорию вздрогнуть и очнуться. Она вынырнула из смутного полубреда и увидела мужчину... его лицо показалось знакомым.
