Мацуо Монро - Bang-bang
Музыка гремит, вывеска мигает, а я постигаю смысл учения дзен со стаканом в руке. Я пытаюсь слушать тишину внутри себя и жду выброса эндорфинов, как наркоман ждет новой дозы.
И в момент, когда я приближаюсь к очередной клинической смерти, пищит телефон. Из-за музыки, сотрясающей тонкую перегородку между мной и этим придурком-меломаном, я не сразу соображаю, что мне звонят.
— Акихико повесился, — говорит Юрико, и я слышу, что там, где она находится, очень тихо. Гораздо тише, чем у меня.
— Что? — я переспрашиваю не потому, что плохо расслышал, просто мне нужно придумать, что ей ответить.
— Акихико умер. Повесился. Сегодня днем, в три часа, — повторяет она и ждет, что я скажу.
Сегодня днем я относил старые книги букинисту. Как раз когда я торговался со стариком из-за каждой иены, парень по имени Акихико просовывал голову в петлю. Сегодня каждому нашлось занятие…
— Я зашла к нему узнать, почему он не отвечает на звонки. Дверь в квартиру была открыта. Он повесился на дверной ручке… На столе записка… Я вызвала полицию…
Каждая сказанная ею фраза падает, как булыжник в колодец. Бульк! Не оставляя после себя ничего. Никаких чувств, никаких ассоциаций, никаких мыслей. Может быть, потому, что никаких эмоций в ее голосе я не слышу.
— Что ты молчишь? — спрашивает она.
Бумс-бумс по голове. Мне приходится закрыть одно ухо, чтобы слышать голос Юрико.
— Мне жаль.
— Ага.
— Да нет, правда… Он был неплохим парнем.
— Ага.
— Я серьезно. Не скажу, что я сильно скорблю, но мне действительно жаль, что так получилось…
— Ладно, — смягчается она. — Слушай, мне не хочется сегодня сидеть одной. Давай встретимся?
— Что?
Парень за стенкой прибавляет громкость. Чашки на столе начинают подпрыгивать в такт музыке. У них сегодня тоже вечеринка. По случаю смерти Акихико.
— Сделай музыку потише! — кричит в трубку Юрико.
— Это не у меня. Это у соседа. Так что ты там говорила?
— Давай встретимся сейчас. Я бы чего-нибудь выпила.
— Давай, — что-что, а выпить я всегда готов. — Где?
— Жди, я за тобой зайду… Я тут недалеко, — она вешает трубку.
Последние слова тонут в мощном гитарном соло, доносящемся из-за стены.
Я тоже кладу трубку и сажусь обратно в кресло. Мне представляется, как Акихико с выпученными глазами и распухшим языком сидит, привалившись спиной к двери… Тонкая веревка глубоко врезалась в зеленоватую, с багровыми подтеками, шею…
Не знаю, как на самом деле выглядят повесившиеся на ручке двери после нескольких часов в душной квартире. Может, я что-то и упустил. Но и без того картина получилась такой, что захотелось налить еще один стаканчик виски.
Я превращаюсь в алкоголика. Знаю наверняка. Ну, и что? Глупо переживать из-за этого, пока есть деньги на выпивку.
Два года назад, вынужденно отказавшись от прежней жизни счастливого потребителя, я обрел свободу. Но свобода оказалась не сказочной страной, где счастливчики беззаботно сидят в цветках лотоса и напевают незатейливые мантры. Свобода — крошечная квартирка, в которой по вечерам дрожат стены. Свобода — гигантский плотоядный кролик, караулящий меня за дверью. Свобода — полупустая бутылка виски в руке. Свобода — немой вопрос: «Когда же все это закончится?», в опухших от бессонницы глазах. Свобода — мертвая жена и не рожденная дочь.
Мой цветок лотоса — продавленное кресло в темной комнате.
Каждую секунду один процент населения Земли пьян в стельку Статистика. Я хочу присоединиться к этим ребятам. Эй, пьяные в стельку, примите меня в свой клуб! Я хочу стать частью этого счастливого процента.
Я далек от мыслей о самоубийстве. Пустое существование алкоголика лучше, чем небытие. Там я уже был, и у меня не осталось приятных воспоминаний. Но каждый раз я беру бутылку, как пистолет с последним патроном. Кто-то надевает себе на шею петлю, кто-то подносит к губам стакан, а кто-то медленно умирает от рака. Дармовщины не будет, парни. Вся наша жизнь — это одно длинное самоубийство.
Да, я превращаюсь в алкоголика. И знаю это наверняка. Ну и что?… Что это меняет?
Бумс-бумс, бумс-бумс, бумс-бумс…
Когда мы с Юрико выходим из моей квартиры, я говорю:
— Подожди секунду.
Она облокачивается на перила балкона и закуривает, а я барабаню в дверь соседа. Долго никто не открывает, но я проявляю настойчивость. Я уже порядочно пьян. И почти по-настоящему сочувствую Акихико. Он ведь действительно был неплохим парнем. Во всяком случае, не любил дурацкую музыку. Он любил тишину и, как и я, не верил в будущее. Эта потеря чем-то сродни гибели однополчанина на поле боя. Ты плохо его знал, но он был с тобой в одном батальоне, и этого достаточно, чтобы хоть мимоходом поскорбеть о нем.
Наконец, дверь распахивается. На пороге — раздраженный хозяин квартиры. Оторванный от прослушивания музыки недомерок с длинными сальными волосами, крашенными в ярко-синий цвет.
— Чего? — недовольно спрашивает он.
Из квартиры несет травой. Я вижу, что в комнате на диване развалились два парня и полуголая девица. Еще кто-то расхаживает по кухне. Отсюда не видно, кто — мужчина или женщина и есть ли на этом «ком-то» одежда. Но детали меня не интересуют. Сейчас меня не интересует ничего, кроме укуренного недомерка, уже месяц не дающего мне спать.
— Ничего, — говорю я и впечатываю кулак в близоруко щурящийся глаз соседа-меломана.
Он пролетает крошечный коридор и с грохотом, на мгновение заглушающим музыку, врезается в стеллаж, прилепившийся к противоположной стене. Оттуда обрушиваются компакт-диски, комиксы, какие-то статуэтки и прочий мусор.
Желания разобраться, что случилось с хозяином квартиры, ни у кого из гостей не возникает. Может быть, просто не слышат, а может, им наплевать на этого засранца. Второе кажется мне более вероятным. Он непонимающе таращится на меня. Видно, не каждый день к нему приходят соседи и бьют по лицу. А жаль… Ему бы не помешало.
— Слушай свою долбанную музыку в наушниках! — кричу я. — И скажи своим приятелям, что дискотеки закончились, иначе будешь проводить их в больнице! Понял?!
По его глазам я вижу, что он разобрал не все слова. Но то, как он кивает, колотясь затылком о стену, убеждает меня в том, что основную идею он усвоил.
— Теперь пошли, — говорю я Юрико.
И мы спускаемся по лестнице. Кулак побаливает, но я знаю, что это скоро пройдет. Виски заглушает и не такую боль. За нашими спинами музыка обрывается на полуноте.
Пьяная в стельку Юрико глотает сливовое вино прямо из горлышка. Даже в таком состоянии она на редкость красива. Это единственное, что меня в ней злит. После гибели жены, которую любил, отношение к красивым женщинам меняется не в лучшую сторону. Психолог сказал мне, что это чувство вины, которое возникает из-за того, что ты хочешь эту женщину и в то же время воспринимаешь свое желание как предательство по отношению к своей мертвой жене. Может быть, оно и так…
— Я уверена, самоубийство как-то связано с тем, что он нашел другую группу… Помнишь, я тебе говорила, как встретила его? Тогда он сказал мне, что нашел кое-что получше наших собраний. Вот я и думаю — причина именно в этом.
Язык у нее заплетается, но взгляд ясный.
— Я хорошо знала его… Он никогда не говорил всерьез о самоубийстве… Ему было все по хрену, это да. Но убивать себя он не собирался. Это не так-то просто, я думаю… Ни с того ни с сего вешаться не станешь.
— Всякое бывает.
— Это не тот случай.
Она делает неудачный глоток и розовое вино течет по подбородку. Она вытирает влажный блестящий подбородок ладонью и вынимает сигарету из пачки.
— На самом деле мне плевать, — говорит она. — Честно. Он был классным парнем, но со своими бзиками. Иногда я его боялась.
— Мне казалось, что вы…
Она смеется, запрокинув голову. Я вижу ее нёбо, белоснежные зубы, ярко-красные губы и пульсирующую жилку на шее.
— Ему хотелось, наверное. Но не мне… Для меня он был просто хорошим приятелем. Как и ты.
Абсурдно, но я чувствую легкий укол разочарования. Совсем крошечный, но от этого не менее неприятный. Я хочу, чтобы меня любили… Хоть кто-нибудь. Любили, не требуя взаимности. Возможно, это было бы моим спасением.
— Теперь он умер, — мрачно говорит Юрико, пытаясь не уронить голову на скрещенные руки. Бутылка вина почти пуста. — Он умер, а я осталась одна.
— Я не в счет?
— Ты — другое дело. У тебя есть веская причина быть таким, какой ты есть. Не погибни твоя жена, ты сейчас был бы счастливым придурком. У нас с Акихико все не так. У нас причина внутри.
— О, ну конечно. Вы-то просто психи, которые с жиру бесятся.
Это моя маленькая месть.
— Ага. Так и есть. Но мне не лучше оттого, что я просто бешусь с жиру. Да и никому не лучше… Посмотреть хоть на Акихико. Хотела бы я знать, что же он такое нашел. Похоже, что-то интересное.
