Мари-Од Мюрай - Oh, Boy!
Жозиана Морлеван говорила подчеркнуто холодно. Она не какая-нибудь простушка, и надо дать это понять с самого начала.
— Сожалею, что нарушила ваши планы, — парировала Лоранс, у которой без шоколада начиналась ломка. — В самом деле, ведь речь-то всего о трех детях, у которых отец ушел, а мать умерла.
— Спасибо за нравоучение, — съязвила офтальмолог, усаживаясь. — Теперь, если можно, факты. Бабушек и дедушек у этих детей, значит, нет?
— Никаких родственников, кроме вас и…
— Они мне не родственники, — отрезала Жозиана.
— Вы Морлеван по усыновлению.
— Ну, если хорошенько разобраться, мы все окажемся родственниками, — не удержалась от колкости Жозиана. — Сколько лет этим детям?
— Четырнадцать, восемь и пять.
— Пять лет… Это мальчик?
— Девочка.
— Девочка… Ну, если уж никак иначе… — протянула докторша с видом покупателя, который, так уж и быть, поддается на уговоры. — Она хоть хорошенькая?
— Не знаю. Я ее еще не видела.
Бенедикт и Лоранс обменялись возмущенными взглядами. Они не знали, что г-жа офтальмолог три года безуспешно старалась забеременеть, а три неудачные попытки искусственного оплодотворения едва не довели ее до депрессии. Так что уже готовая пятилетняя девочка, если она еще хорошенькая и умненькая, — почему бы и нет, в самом деле? К тому же Жозиана слышала, что некоторым удавалось забеременеть после того, как они брали приемного ребенка.
— Разумеется, остальные двое — это уж увольте, — добавила она, одним взмахом руки отметая Моргану и Симеона. — Они слишком большие.
— Мы стараемся не разлучать братьев и сестер, — вмешалась социальная сотрудница.
— Это что, лот? — осведомилась Жозиана с иронией, совсем не вязавшейся с ситуацией. — Желаю выигравшему получить массу удовольствия.
Три робких удара в дверь прервали разговор.
— Дети пришли, — объявила секретарша жалостливым голосом, который сочла наиболее подходящим к случаю.
Судью словно что-то толкнуло в сердце. Сейчас она увидит своего одаренного мальчика. Сама того не сознавая, она много думала о нем. Она тоже мысленно уже отделила одного из детей Морлеван от остальных.
И вот они вошли в кабинет. Брат подталкивал перед собой сестренок, и судья с офтальмологом сразу поняли, что перед ними единое целое. Чтобы отделить одного или другого, пришлось бы воспользоваться электропилой. При виде Симеона Лоранс не удержалась и разочарованно охнула. «Прекрасный отрок» оказался тощим парнишкой в круглых очках, из-под которых он недоверчиво щурился на присутствующих. Средняя, Моргана, тоже имела все права на кличку «очкарик»: очки в красной оправе на вздернутом носу и оттопыренные уши, заботливо подчеркнутые стягивающим волосы обручем.
— А судья тут кто? — спросила Венеция.
Ее голосок мгновенно вызвал улыбки у всех трех женщин.
— Прелесть, — чуть слышно вырвалось у Жозианы.
Венеция была как раз такая девочка, какую могла пожелать себе дама, носящая пуловеры от Родье. Волосы теплого золотистого цвета, лучистые голубые глаза — ну прямо куколка, к которой невольно тянешь руки со словами: «Хочу вот эту!» Однако Жозиана сдержалась, потому что Симеон, почувствовав что-то, положил руку на плечо сестренке.
— Судья тут я, — сказала Лоранс. — Но ты не бойся, я просто хочу вам помочь. Садитесь, все садитесь.
Лоранс краем глаза наблюдала за Симеоном. Он сел, откинувшись на спинку стула, и скрестил руки на груди. Судья решила представить всех друг другу.
— Бенедикт вы уже знаете, она ваша социальная сотрудница. А это Жозиана Морлеван…
— Почему-то здесь все девушки красивые, — удивилась маленькая Венеция.
Замечание было настолько же верным, насколько и неожиданным. Женщины рассмеялись.
— Жозиана Морлеван носит ту же фамилию, что и вы, — продолжала судья, обращаясь в основном к девочкам. — Но она вам не совсем родственница. Она, как бы это сказать…
Лоранс на секунду задумалась. Нетерпеливый Симеон не выдержал:
— Она сводная сестра нашего сводного брата, — сформулировал он.
Судья с этой точки зрения вопрос еще не рассматривала.
— Ну да, можно и так сказать. У вас очень развито логическое мышление, Симеон.
Мальчику понравилось, что к нему обращаются на «вы». Он слегка наклонил голову в знак признательности.
— Вам удалось нагнать пропущенное в школе? — спросила его Лоранс.
— За последнюю контрольную по физике у меня 19. Это, думаю, как раз не проблема.
Не успев договорить, Симеон понял, что допустил промах. Выставил себя зазнайкой. И, как это с ним часто бывало, он не сказал того, что рвалось из души. Ему надо было бы ответить: «Мне все равно, что там со школой. Я хочу видеть Бартельми. Я хочу, чтобы у меня был старший брат. Он мне очень нужен». В его глазах за круглыми очками стояли слезы.
— А где Бартельми? — спросила Моргана, которая служила брату переводчицей, даже когда он ничего не говорил.
— Опаздывает, — сказала Лоранс.
— Сложности с парковкой верблюда, — шепотом предположил Симеон.
Сестренки прыснули.
— И вы вообразили, что он явится? — бросила Жозиана. — Не знаете вы Бартельми. Он только о себе и думает. И вообще, он го…
Тук-тук-тук. Секретарша объявила:
— Г-н Морлеван.
Трое детей вскочили, не усидев, — слишком они были взволнованы. С тех пор как они узнали о существовании брата, они ни о чем другом думать не могли. Венеция уже нарисовала ему четыре картинки. Бартельми вошел, несколько запыхавшись, — последнюю часть пути он бежал.
— К судье сюда? — выдохнул он, озираясь, словно свалился с луны.
Лоранс и Бенедикт смотрели на него, чуть ли не разинув рты. Прекрасный принц! Наконец-то! Судья, однако, отметила кое-какие настораживающие детали: серьгу в ухе, безупречный загар в середине декабря и мелированные волосы.
— Где моя картинка? Ну, скорей, давай, ту, где я дом нарисовала, — ныла Венеция.
Симеон никак не мог нашарить рисунок.
Появление старшего брата потрясло его. В мечтах он рисовал себе Бартельми двухметровым гигантом, который войдет и гаркнет: «Все, ребята, нечего нам тут торчать. Айда в Австралию!»
— Я что-то не понял, чего от меня хотят, но я, ей-богу, невиновен, — сказал Бартельми каким-то странным, жеманным голосом. — Oh, boy! И ты тут, Жозиана?
Его сводная сестра даже не потрудилась ответить.
— Г-н Морлеван, — довольно торжественно обратилась к нему судья, — здесь перед вами ваш сводный брат и ваши сводные сестры: Симеон, Моргана и Венеция Морлеван.
— Мои сво… мои… — у Бартельми отнялся язык.
Венеция наконец отыскала свой рисунок и теперь протягивала его брату.
— Я тебе нарисовала дом, — объяснила она. — Это где мы будем с тобой жить. Вот тут моя кровать, а вот холодильник.
Бартельми наклонился пониже, стараясь вникнуть в пояснения девочки. На каждую новую подробность он отзывался беспомощным: «Oh, boy!»
— Я нарисовала около твоего имени три сердца, потому что я тебя вот как люблю: немножко, очень и безумно.
Они смотрели друг на друга, почти нос к носу, и Венеция задала самый главный вопрос — тест, позволяющий провести первое деление на хороших и плохих:
— Тебя поцеловать?
Бартельми удивленно улыбнулся, от чего на щеках у него образовались две ямочки. Венеция обняла его за шею и чмокнула в то место, которое выбрала бы и г-жа судья, — прямо в ямочку на щеке. Симеон знал, что младшая сестренка инстинктивно делает именно то, что надо. И все-таки ощутил укол ревности. Жозиана Морлеван заерзала на стуле. Да что же это, неужели малютку доверят Бартельми! Ни мораль, ни здравый смысл такого не допускали.
— Садитесь, г-н Морлеван, — сказала судья.
Свободного стула не оказалось.
— Ничего, — сказала Венеция.
Она устроилась на коленях у старшего брата, и, глядя на них, каждый из присутствующих изнывал от зависти. Такие красивые, и тот и другая, как с картинки к волшебной сказке с идиотским названием «Сестричка и братик». В генетической лотерее не всем везет. «Глаз голубенький, всем любенький» — это было про Венецию и Бартельми. А «Глаз карий — харя харей» — это про Моргану и Симеона.
— Г-н Морлеван, — сказала судья, — ваши сводные брат и сестры, которых вы здесь видите, остались без семьи: их отец, Жорж Морлеван, исчез, а мать, Катрин Дюфур, скончалась.
— Да, плохо дело, — признал Бартельми, поскольку судья явно ожидала от него какой-то реакции.
Прекрасный принц что-то слишком уж туго соображал, и Лоранс решила его подстегнуть.
— Поскольку вы их старший брат, мы думаем доверить вам опеку над ними.
— Вы что, не видите, он же совершенно не подходит, — вскинулась Жозиана.
— Смотря для чего, — обиделся Бартельми. — А что это за фишка такая, опека?
Г-жа судья, не в восторге от «фишки», ответила довольно раздраженно, цитируя Гражданский кодекс:
