Кэндес Бушнелл - Все на продажу
Длинные, светлые и густые волосы. Почти безупречный овал лица, высокий лоб, аккуратный подбородок. Синие, с чуть приподнятыми внешними уголками, глаза светились умом, а полные губы (недавно пополневшие еще сильнее после инъекций у косметолога) свидетельствовали как будто о детской невинности. Подкачал разве что нос — с чуть вздутым, вздернутым кверху кончиком, но без такого носа ее красота была бы классической, холодной. Благодаря носу красота делалась доступной, создавала у мужчины впечатление, что Джейни будет принадлежать ему, надо только с ней повстречаться.
Созерцание собственной внешности увлекло Джейни, и она не заметила, как машины тронулись. Из задумчивости ее вывели резкие гудки сзади. Волнуясь и немного стыдясь, она посмотрела в зеркальце заднего вида и обнаружила, что сигналит поразительно красивый мужчина за рулем темно-зеленого «феррари». Сначала Джейни испытала зависть — ей всегда нравились «феррари», но зависть сменилась ревностью, когда она узнала пассажирку красавчика.
Пиппи Мос! Пиппи и ее младшая сестра Нэнси, уроженки Чарлстона, Южная Каролина, были киноактрисами. Личики у обеих как у мышат, зато обе могли похвастаться завидными фигурами, редко встречающимися в природе: худышки с большой грудью. Кроме груди, обеих отличало вопиющее отсутствие таланта, и вообще, с точки зрения Джейни, они олицетворяли все дурное, что есть на свете, но это не помешало им сделать карьеру, играя дурочек в картинах независимых режиссеров. Джейни было невдомек, с какой стати Пиппи едет в Хэмптон, ведь Пиппи там не место. Еще удивительнее то, что в ней нашел такой сногсшибательный мужчина. Даже низкое кресло «феррари» не могло скрыть его высокий рост — наверное, целых шесть футов четыре дюйма, и стройность; к тому же у него были полные губы и безупречное лицо манекенщика. Не исключалась его принадлежность к гомосексуалистам — с кем еще, как не с геями, якшаться Пиппи? Впрочем, воинственность, с какой сигналил незнакомец, выдавала в нем скорее гетеросексуала.
Гудением оскорбление не ограничилось: «феррари» резко вильнул в сторону, выехал на обочину и через секунду проскользнул мимо нее, как мимо надоедливого насекомого. Под восторженный визг Пиппи Джейни успела рассмотреть водителя. Их взгляды встретились, и Джейни не поверила своим глазам: он был так потрясен, словно вдруг увидел ангела…
Но зеленая машина быстро скрылась за поворотом, и у Джейни снова возникло чувство, что ее обошли, обставили. Если ей не видать гидроплана до Хэмптона, то ее место по меньшей мере в такой машине, рядом с таким мужчиной… Рассеянно выкусывая несуществующий заусенец, она утешала себя мыслью, что водитель, несомненно, влюбился в нее с первого взгляда и что он может оказаться именно тем мужчиной, кого она ищет. Лихо стартуя сразу с третьей передачи, она подумала, как здорово было бы увести его у Пиппи Мос.
2
Традиционный прием у Мими Килрой в честь Дня памяти Погибших в войнах[1]
Был громким событием, вошедшим в легенду. Поскольку этот прием расписывали все газеты и журналы города, сделать вид, что его не существует, было невозможно, — но только это оставалось тем, кого не пригласили. Джейни никогда прежде у Мими не бывала, и каждое лето ее терзала мысль, что приглашена сотня самых модных, блестящих, самых талантливых и значительных людей Нью-Йорка, а ее намеренно обошли. Как она ни выбивалась из сил, сколько ни повторяла насмешливым тоном: «Избавьте меня, это такая глупая вечеринка!» — ее не оставляло чувство, что Мими сознательно и жестоко вычеркнула ее из списка.
Логики в этом не было ни на грош — ведь Мими попросту не знала о ее существовании. Тем не менее год за годом Джейни лезла из кожи вон, чтобы попасть на «глупую вечеринку»: делала минет плохо знакомому мужчине в надежде, что он возьмет ее с собой, даже проводила разведку береговой полосы позади дома Мими на предмет незаметного просачивания. Но самый сокрушительный удар она получила четыре года назад, когда на прием был приглашен Питер Кеннон, с которым она в то время встречалась.
— С какой стати Мими тебя пригласила? — спросила Джейни тогда недоверчиво.
Он окинул ее взглядом и бросил презрительно:
— Почему бы и нет?
— Потому! — упрямо сказала Джейни. Ей хотелось добавить: «Потому что ты — никто», но она промолчала, ведь тогда получи лось бы, что она встречается с ничтожеством. Кроме того, ей очень хотелось, чтобы он взял ее собой на прием.
Питер был не прочь ее взять (Джейни замечала, что время от времени в нем прорезаются свойства нормального человека), но ему не позволила Мими. Когда он попросил приглашение на двоих, помощница Мими позвонила и спросила, как зовут гостью. Он ответил: «Джейни Уилкокс». Помощница перезвонила через два часа и попросила ее извинить.
— Кто, вы сказали, будет вашей спутницей?
— Джейни Уилкокс.
— Да, но кто это?
— Девушка, — резонно ответил он.
— Кто она такая? Чем занимается?
— Она… скажем, модель, — промямлил Питер.
— Мне придется перезвонить вам еще раз.
— Почему ты ей не сказал, что я актриса? — закричала на него Джейни.
— Не знаю… Наверное, потому, что ты уже лет пять не акт риса.
— Просто я жду настоящую роль! Помощница перезвонила.
— Мне так жаль! — сказала она. — Я поговорила с Мими. Оказывается, в этом году у нас перебор приглашенных. Мы отменяем для всех разрешение приходить вдвоем.
— Конечно, это было неприкрытое вранье.
Тогда Джейни возненавидела Мими. Не зная, все равно ненавидела, как ненавидят иногда кинозвезду или политика: ненавидела то, что та олицетворяла.
Она с горечью размышляла: в отличие от большинства людей Мими никогда ни в чем не ощущала недостатка. Ей никогда не надо было ни за что бороться, не приходилось бояться, что нечем будет платить за жилье. В техническом смысле она не сидела без дела (была моделью для Ральфа Лорена, ведущей на кабельном телеканале, дизайнером драгоценных украшений, а в последнее время импортировала дорогущие козьи шали, которые продавала друзьям), но, по мнению Джейни, Мими была воплощением праздности, всего-навсего никчемной светской дамочкой, щеголяющей в дизайнерских нарядах и позирующей для колонок светской хроники глянцевых журнальчиков.
Самым невыносимым в Мими была для Джейни ее внешность. Она была высокой и тощей натуральной блондинкой с не очень здоровыми волосами, тем не менее ее всегда называли красавицей. Джейни не верила своим ушам. Ведь не купайся Мими в деньгах, не родись она в такой привилегированной семейке, ни один мужчина в Нью-Йорке не потратил бы на нее даже дня! Короче говоря, Мими являлась ослепительным подтверждением несправедливости жизни: если бы не случайное счастье рождения, она была бы никем.
Мать Мими, Табита Мейсон, родилась в знатной филадельфийской семье и была кинозвездой пятидесятых годов, отец, Роберт Килрой, происходил из клана калифорнийских Килроев. К моменту их женитьбы в 1955 году он был одним из самых молодых сенаторов в американской истории. В 1956 году, произведя на свет первенца, Сэнди, Табита рассталась с Голливудом, чтобы заниматься семьей. Через два года она родила девочку Камиллу, которую все называли Мими.
В детстве Джейни знала о Мими все: от ее излюбленного цвета (розового) до клички лошади (Блейз), на которой Мими выиграла кучу трофеев и синих ленточек. Все это Джейни знала потому, что на протяжении шестидесятых и в начале семидесятых годов женские журналы — «Образцовый дом», «Дневник леди» и другие — без устали публиковали репортажи о блестящем семействе Килроев. Праздник Дня благодарения в доме Килроев был для менее удачливых американцев привычным и лакомым, как клюквенный сок. А еще они могли наблюдать, как взрослеет Мими: сначала девочка в розовом платьице с белым кружевным передником, с косичками или хвостиком с блестящей ленточкой, потом девушка, первый раз надевшая платье «хозяйки дома», с зачесанными назад или собранными в модный в начале семидесятых пучок не слишком здоровых волос. На этих фотографиях Мими всегда выглядела немного изможденной, с вылупленными синими глазами и выражением дерзости на лице, словно она понимала, как все это смешно, и предпочла бы проводить время с большей пользой.
Шестилетняя Джейни Уилкокс с пухлой мордашкой и густыми волосами неопределенного цвета рассматривала эти снимки и жалела, что не родилась в доме Мими Килрой. Жизнь, выпавшая на долю этой Мими Килрой, должна была достаться ей, Джейни!
Но время шло, в жизни случалось всякое, Джейни напрочь забыла о Мими Килрой и не вспоминала, пока не приехала в Нью-Йорк в конце восьмидесятых. Джейни только что исполнилось двадцать лет, за плечами было летнее турне по Европе с показом мод. Она сразу подцепила банкира-инвестора по фамилии Пити, мужчину тридцати с небольшим лет, казавшегося ей стариком. Он зачесывал блестящие черные волосы со лба назад, у него были слишком близко посаженные глазки и изящные мягкие ручки, как у девочки, зато им было легко вертеть. Однажды он взял ее с собой на частную вечеринку в клубе «Гройлер», куда не было приглашения даже у него самого, тем не менее его впустили, ведь он был для клуба одним из главных источников средств.
