Александр Минчин - Актриса
— Как вам город, наша жизнь? Утомляет?
И вдруг я неожиданно рассказываю про редакции, издательства, редакторов, мотания целые дни, запах вонючих папирос или сигарет, пот из-под мышек и бесконечные обещания. Я говорю и говорю, а она внимательно слушает. И я очень удивлен.
— А можно посмотреть, что вы даете им читать?
Я удивлен еще больше и достаю свои книги, изданные в Нью-Йорке. Она придвигает их и сразу начинает рассматривать.
— Очень интересно, — говорит Тая как будто про себя.
— У вас что, еще не исчезло желание читать?
— Без чтения я вообще бы не смогла жить. А можно мне это почитать?
Я не то что удивлен, но слегка озадачен, приписывая это дани приличия.
— Я могу вам оставить первую книгу, так как остальные мне нужны завтра, а потом…
— Спасибо. Я очень рада.
— Выпьем еще, — предложил я. И разлил.
Она выпила до дна и закурила. У меня потеплело в голове и засосало в желудке. Видимо, она услышала.
— Вам все-таки надо чем-то закусывать. А у меня только — батон, масло и помидор.
— Соль еще — и тогда все будет прекрасно.
— Соль — всенепременно. — Она поднялась и стала быстро доставать и нарезать. Через минуту мокрый кровавый помидор разливал свой аромат на тарелке. Она сама намазала масло на отрезанный тонко кусочек батона. Я поблагодарил ее и налил в третий раз. Бог любит троицу.
Водка начала действовать, и я не хотел упускать момента. Она поставила для меня тарелку.
— А вы?
— Я не ем после шести, — извинилась она.
— Какие у вас планы на лето? — спросил гость. Я.
— Кончается театральный сезон. В августе я собираюсь в Нью-Йорк.
— A-а, теперь я понимаю, почему вы меня так быстро приняли, — кисло сказал я.
— У меня там ближайшая подруга детства, она и пригласила.
Я задумался.
— Так что не бойтесь! — пошутила серьезно она.
— Я не из пугливых. Буду рад вас видеть, — сказал я банально.
— Моя здешняя знакомая говорила, что вы не в восторге от наших гостей.
— Долгие гости — трудные гости. Хотя то, что произошло с ней, надеюсь, не произойдет в моей жизни больше никогда.
Я ожидал вопроса, но она не задала. Она вообще никогда не задавала вопросов.
— Я даже не попрошу у вас номер телефона…
— Я его сам дам.
— Когда уедете?..
Я взял белую салфетку и написал свои номера телефонов.
Она изогнула бровь в удивлении.
— Право, в этом нет необходимости. Вы чересчур любезны.
Я откусил долгожданный бутерброд с маслом и подцепил круг помидора. Посолив солью и то, и другое, я подумал: зачем я здесь сижу? У нее были изящные руки. Ее изящная рука взяла бутылку и разлила нам снова.
— Выпьем за вас и ваши успехи у нас!
— Благодарю. — Я выпил до дна и почувствовал, что мне жарко.
— Вы не против, если я сниму пиджак?
— Я повешу его на вешалку, жалко будет, если помнется: он очень красивый.
Я посмотрел на нее, не поняв, шутит она или всерьез. Она была в голубой котоновой майке и немодной пестрой юбке прошлых лет. Она отнесла пиджак и вернулась.
— Вы не против, если я положу водку в испаритель, она уже не холодная.
— Конечно, конечно.
Я встал, чуть не зацепив стол. Что-то рано. Мне показалось это быстротечным симптомом.
— Когда у меня гости, я после каждого розлива кладу бутылку в испаритель. Гости, особенно американцы, недоумевают. Я сразу объясняю, что мне не жалко и я налью опять (еще три охлаждаются), просто водка должна быть замороженной и ледяной. В запотевшей бутылке, чтобы легко пилась.
— Я с вами согласна. Хотя мой любимый напиток — джин. Водку я обычно не пью. Только по особым случаям.
— Напрямую?
— Я обожаю его с тоником и льдом.
— Жаль, что я не знал…
— Ничего страшного, я могу и водку с вами за компанию. Скажите, когда пора.
Через пять минут я кивнул.
Она достала бутылку, сама аккуратно разлила по стаканчикам и тут же убрала в испаритель. Меня это почему-то очень тронуло.
— Я все правильно сделала?
Я улыбнулся и взял намазанный хлеб из ее рук.
— За вас — я завидую вам.
Мы выпили, она взяла, спросив предварительно взглядом, жевательную резинку.
— Чему? — спросила она.
— Вы давно в театре?
— Кажется, что вечность. Хотя всего десять лет.
— Какое училище вы закончили?
— Таировское.
Это было училище, куда я поступал.
— Кто сейчас там ректор?
— Есть такой актер Буаш, — без выражения сказала она.
— О, это прекрасный актер! Он приходится вам каким-то родственником?
— Это мой папа.
Она смотрела на меня абсолютно ничего не выражающим взглядом.
— Это ваш папа?! Он играл в одном из моих любимейших фильмов.
Она даже не спросила в каком.
— Да, он много снимался. Вы совсем не едите, и мне неудобно, я чувствую, что вы голодный.
Она трогательно ухаживает за мной: мажет опять бутерброд с маслом, предварительно осведомившись, можно ли сверху положить помидор.
Я согласно киваю. Ее красивые пальцы, продолжение изящной руки, опустили хлеб на мою тарелку. Я задержал пальцы и поцеловал ее руку. У нее были красивые ухоженные руки.
Мне становилось совсем тепло и уютно. На нее, казалось, водка не действовала. Я решил проверить: достал из холодильника ополовиненную бутылку и щедро разлил по стаканчикам. Неожиданно мне пришла в голову мысль (редко, но они приходят ко мне, мысли): я никогда не пил водку с женщиной, вдвоем. Обычно спаивались шампанским или вином. Впрочем, здесь была совершенно другая ситуация, мне абсолютно не хотелось пьяную женщину.
— Выпьем до дна! — провозгласил я.
Она подняла стаканчик и сказала:
— Глупо было бы не выпить. В создавшейся ситуации.
Фраза рассмешила меня. Она закусила закуренной сигаретой.
С этого момента, по-моему, мы начали куда-то двигаться, к какой-то пристани. Этот момент никогда не определим. По крайней мере, у нас получался дуэт: мы пили в унисон. Мне было приятно с ней пить. Я расслабился, впервые за проклятую неделю жизни в Империи!
— Ешьте помидоры, они вам, кажется, нравятся.
— У нас таких душистых нет, у нас убивают запах. А у этих обалденный аромат.
Я уронил вилку и взял помидор.
— Откусите хоть немного, — попросил я, протягивая руку, — как же можно водку — без ничего.
Она поколебалась, потом наклонилась чуть-чуть и, вытянув подбородок, откусила половину дольки.
Я забросил оставшуюся половину в рот, попав, и мы рассмеялись.
— Выпьем опять! — встряхнулась Тая.
— У вас это хорошо получается. Совсем не пьянеете.
— Годы школы… — загадочно улыбнулась Тая. — Я пьянею, просто это незаметно. Даже мне…
Она налила до верха. Я взял помидор. Кони наши куда-то неслись, я уже не мог понять куда. Да и не пытался.
Сказав очередной тост, мы выпили. Капелька протекла, и она коснулась изящно ладонью уголка губ. Я подумал о ее губах. Но никакой мысли не…
— Говорят, у вас красивые дети. Как ангелы.
Я постучал по столу, она тоже.
— Милые детишки, хоть с этим повезло. Я чувствую, вам много обо мне рассказывали.
— Не много, но кое-что.
— Если вам это интересно, я разошелся полгода назад, а сейчас у меня идет великая супружеская война. Я ушел из дома… пятнадцатого января…
— Нет, меня это совсем не интересует, — поспешно проговорила она. Я посмотрел пристально: она говорила правду.
— Лучше расскажите о вас.
Последний стаканчик меня раскачал немножко, то ли это стул такой был…
— А вы не против, если мы пересядем куда-нибудь? — сказал я и поводил плечами. — Как-то нелегко в седле удерживаться.
Искал ли я причину?..
— Вместе пересядем? — спросила она. — Или вы один?
— Как вам угодно, — произнес я, — вы дама.
Мы перешли и сели на плюшевый, темного стекла, зеленый диван.
— О чем мы будем говорить? — спросила Тая.
— Ни о чем не будем, — сказал я.
— А что же тогда мы будем? — как будто декламируя, произнесла она.
— Можно я вас поцелую? — спросил я.
— Да, — задумчиво ответила она.
Я наклонился к ее щеке. И коснулся губами. Она ответила и коснулась губами моей щеки. Ресницы мягко закрылись. Наши губы встретились. Проникновение началось очень мягко, почти нежно, без всякого напора, силы или жажды. Я начал целовать ее шею. На редкость стройную. Она откинула голову назад, на спинку дивана. Я поднялся опять к подбородку, щеке, глазам, касаясь их поцелуем. Я взял ее за грудь, она положила мне руку на плечо. И вздохнула. Вздох был какой-то особый. Я поцеловал ее в тот угол губ, где пролилась капелька, и почувствовал сладость губ и горькость капли.
Она сдвинула руку мне сзади на шею и, как бы не притягивая, словно магнит, притянула. Губы сплавились, у нее были мягкие, безвольные губы. Мне хотелось, чтобы они были тверже, но они таяли и расплывались в моих губах. Хотя я не давил и целовал ее вполсилы.
