Эльза Моранте - La Storia. История. Скандал, который длится уже десять тысяч лет
Гибнет Нино, его прикончил именно его витализм, уведший в криминал, но гибнет и Давиде — угодив в духовный тупик, он ищет выхода в «четвертом измерении», в наркотиках.
В конце романа действие словно замирает, ритм же повествования все нарастает, словно предвещая трагедию.
Давиде произносит в харчевне, при массе посетителей, не обращающих на него ни малейшего внимания, свой ключевой монолог. Опустошенный, алчущий какой-то веры, ставший, сам того не зная, на путь, ведущий к Богу, он дает волю своему Супер-Эго, иначе говоря, своему обострившемуся подсознанию, которое позволяет ему обнаружить фашизм, то есть насилие, всегда и во всем: и в древней Греции, и в цивилизации ацтеков и инков. В мире всегда была всего лишь одна общественная система, утверждает Давиде. В разные времена люди действовали во имя религии или любимого вождя, славы и чести, национального духа, светлого будущего… Но все это были лишь псевдонимы и маски, и они порождали лишь очередную порцию насилия. Апология анархии, столкнувшись с осознанием противоестественности и одновременно неизбежности насилия, приводят Давиде к краху, и единственное, что остается ему в жизни после гибели всей его семьи, — это наркотики и свидания с «профессионалкой» Сантиной. Его ждет одиночество, тупик, гибель, только вот перед гибелью он успевает бросить беззаветно любящему его Узеппе смертельную для того фразу — «Убирайся вместе со своим псом, мерзкий идиот!» — и этим уничтожает ребенка. Узеппе гибнет, собаку, охраняющую его, приходится пристрелить, но жизнью расплачивается и Давиде — бумеранг насилия поражает и его. Насилие несет гибель и субъекту, и объекту — вот какую истину открывает нам и себе Эльза Моранте.
Мы уже успели сказать, что моторика действия в романе, его сюжет предельно просты, система же идей, сплетенных в нем, значительно сложнее. После гибели героев остаются идеи, и нас, естественно, интересует: а что же в конечном счете с идеями?
С идеями, увы, далеко не все благополучно, и это «неблагополучно» образовалось уже после выхода романа, и безо всякого участия автора.
В качестве послесловия на последних страницах мы видим цитату: «Все семена погибли, кроме одного. Не знаю, что из него вырастет, — возможно, цветок, а не сорняк. Заключенный 7047 тюрьмы города Тури». Заключенный 7047 — это Антонио Грамши, основатель итальянской коммунистической партии, а фраза взята из письма к его русской свояченице от 3 июня 1928 года. Моранте, разочаровавшись вместе со своими героями во всех идеалах, витавших вокруг нее, все же надеется на лучшее. Только вот там ли она хочет увидеть это лучшее? С семенами что-то не получилось. Может быть, мир действительно спасут ребятишки?..
Как бы там ни было, нам остается История. Она празднует свой бессмысленный и беспорядочный шабаш, и нам никуда ее не деть, мы все поневоле должны играть в ней какую-то роль. Мы думаем, что управляем Историей, но ведь не думаем же мы, что управляем, скажем, движением планет?
Счастливцы, Которых Мало, и Несчастливцы, Которых Много, тоже делают Историю, это Великое Совершение. Или это История «делает» их?
Вокруг центральной жертвы романа — мальчика Узеппе — выстроены и другие жертвы, и имя им легион. Это не только Нино, Ида и Сантина, не только замерзающий в русских снегах солдатик, и не только Давиде, этот анархист-неудачник. Тут и члены пресловутой «Гарибальдийской тысячи», и евреи из гетто, и даже животные и птицы… Всех их съела История, та самая, что затиснута в преамбулы к частям романа. Если мы будем об этом помнить, то куски этой самой Истории прочтутся, словно обвинительное заключение в зале суда. Получится список насилий и геноцидов, перечень адских средств убийства, анатомия того самого «скандала, который длится уже десять тысяч лет». Есть ли на что надеяться? Да, определенно отвечает Моранте, мир спасет чистота и бескорыстие, «мир спасут ребятишки». Вспомним, что у Достоевского сказано в сущности почти то же самое: «Мир спасет красота Бога». Нужна, стало быть, любовь к ближним и к жизни?
Роман «История» кончается на пороге семидесятых годов. Впереди мрачные тучи других войн — Вьетнам и Ближний Восток, наш Афганистан, наша Чечня и все, все остальное. Потому что История продолжается, и насилие над человеком не стихает…
В прежние времена большие надежды возлагались на «поэта», на «пророка», призванного «глаголом жечь сердца людей». В наши дни эта роль терпит кризис — во всяком случае, на Западе. Литература там все больше сближается с бизнесом, вдохновения все меньше, желания «рукопись продать» все больше, чтение книг превращается в развлечение. Поэтому для западного мира роман Эльзы Моранте — это сигнал тревоги для «успокоившихся в безнадежности» (выражение Элио Витторини), то есть для погрязших в преступном равнодушии. Но это и акт веры в литературу и в то, что просвещенная миссия интеллектуала-поэта все еще имеет место. Сегодня более, чем когда-либо смысл присутствия писателя в мире состоит в том, чтобы искать ответы для себя и для других, утверждает Моранте своим романом.
«Роман „Ложь и ворожба“ Моранте опубликовала в 1948 году, в пору расцвета неореализма — а в нем никакого неореализма нет вовсе. В романе же „История“ все оказалось наоборот — там есть и тон, и атмосфера, и техника, свойственная неореализму, хотя он, казалось бы, давно себя изжил. Моранте демонстрирует нам некий безотчетный антиконформизм, и при этом все ее произведения так связно гармонируют друг с другом…»
«Какая полная читаемость этого обширного полотна, какая искренняя удрученность и тревога за человеческую участь, обезображенную многовековым скандалом лжи, направленной против чистых и простодушных, какая воодушевленная и смелая вера в миссию поэта! Это делает роман „История“ одним из самых высоких и впечатляющих событий в литературе последних лет».
Так писала о романе итальянская критика.
Самая первая рецензия на роман появилась уже через четыре дня. Потом разразилась буря противоположных суждений. В пылу вспыхнувшей полемики между различными литературными группами подчас забывали и о Моранте, и о ее романе.
Были критики, называвшие «Историю» величайшим романом XX века и ставившие Моранте рядом с Гюго, Достоевским, Толстым, Вергой и Мандзони. Другие вменяли Моранте в вину манерность, мистицизм, визионерство, рваность сюжета, ненатуральность языка…
Потом кто-то примирил всех, сказав: любой писатель-неореалист был бы несказанно рад оказаться автором подобного романа.
Нет, роман не величайший. Он просто один из лучших, и таким он считается в Италии до сих пор, даже после того, как мало-помалу изжила себя сенсационность.
«История» — это роман о прошлом, которое, как иногда красиво выражаются, «не должно повториться». В Италии как раз в год выхода романа, то есть в 1974 году, прошлое явно обнаружило желание повториться: в августе месяце неофашистская террористическая организация «Черный порядок» взорвала бомбу в экспрессе «Италикус», убив ею двенадцать человек и ранив более пятидесяти. Вину неофашисты возложили на левых — они, дескать, не желают допустить легального восстановления фашистской партии… Были также взорваны бомбы в Милане и в Брешии. В конце 1974 года фашисты в Италии вообще собирались осуществить заговор и прийти к власти. К чести итальянцев, у них достало решимости сделать так, что переворот не состоялся, и вообще фашисты вдруг присмирели и как бы исчезли. Но они опять заявили о себе. За один только истекший 2000 год в объединенной уже Германии зарегистрировано двенадцать поджогов и надругательств, совершенных неофашистами. А самое интересное в том, что преображенную фашистскую свастику мы теперь можем видеть прямо у себя дома, на повязках «Русского Национального Единства». Теперь «они» готовы повториться в стране, в свое время уничтожившей фашизм… Пока что «они» занимаются «пустяками» — устраивают сборища и игрища, иногда оскверняют могилы и памятники. Не надо бы терять их из виду, они совсем не так безобидны, как кажется…
Кое-где их хорошо помнят, пожалуй, куда лучше, чем мы: этим летом в Швеции издали памятную книгу о холокосте, то есть тотальном уничтожении евреев, которое начали осуществлять нацисты. Именно холокост является одной из тем, затронутых в романе «История». Шведы написали на обложке своей книги «Передайте это детям вашим» и бесплатно раздали населению миллион экземпляров. Одновременно эта книга была переведена у нас, но издана скромнее — тиражом 20 000 экземпляров. Тираж этот рассосался как-то незаметно, словно уйдя в песок, о нем вскользь упомянули две-три радиостанции.
Помнят о холокосте и в Израиле: в одном из спектаклей театра Генриэтты Яновской, выехавшего туда на гастроли, на сцене по ходу действия пошел снег — и нескольким старикам в зале стало плохо, им показалось, что это пепел Освенцима. Они помнят…
