Жиль Легардинье - Совсем того!
Кот проследовал к тому месту, где ему обычно оставляли еду. Он понюхал сухой корм, не прикоснувшись к нему, потом полизал тарелку, в которой накануне была еда, на случай, если от нее остались какие-нибудь молекулы. Удостоверившись, что миска для молока пуста, он повернулся к находящимся в комнате людям и жалобно мяукнул.
— Я знаю, что сейчас у тебя время пить теплое молоко, — принялся объяснять ему Блейк, — но твоя хозяйка все еще занята с Мадам, и ей не понравится, что мы отнимаем у нее эту роль. Тебе придется подождать, когда она спустится…
Кот, словно поняв, о чем его просят, покорно сел и принялся умываться.
Манон уже ушла заниматься уборкой, когда появилась Одиль. Даже не взглянув на Блейка, она открыла холодильник и достала молоко для кота.
— Прости меня, малыш. Сегодня было трудное утро. Ты хорошо погулял?
Кот принялся тереться о ее ноги, пока она наливала в кастрюльку молоко. Одиль включила газ.
— Вы все обижаетесь на ту мою шутку? — осторожно спросил Блейк.
Окунув палец в молоко, чтобы определить его температуру, Одиль, не глядя на Блейка, ответила:
— У меня все еще болит лоб, но я на вас уже не сержусь. У меня трудности с Мадам.
Она вылила молоко в миску и, поставив ее возле плиты, спросила у мажордома:
— Вы действительно способны дать ей совет по поводу размещения средств?
— Думаю, да.
— А мне?
— Я что-то не понимаю.
— Вот уже три года я доверяю все свои сбережения людям, которые занимаются размещением капиталов Мадам, и я начинаю в самом деле думать, что они не вполне честны. Мне грозит потеря всего, что я скопила. Если я вам покажу бумаги, вы сможете сказать мне свое мнение?
Одиль повернулась к Эндрю. Тревога и отчаяние и беспокойство были написаны на ее лице.
— Я боюсь в старости оказаться ни с чем, вы понимаете? — добавила она.
— Почему вы не поговорили со мной об этом раньше? Вы ведь знаете, что можете на меня положиться. Пойдемте посмотрим вместе. Не волнуйтесь.
Одиль явно воспрянула духом.
— Есть еще одно обстоятельство, — продолжила она. — Мадам вот уже два дня совсем ничего не ест. Ни крошки. Когда я помогаю ей одеваться по утрам, я вижу, что она тает на глазах. Ее гложут заботы. Я не говорила вам, думала, что она вот-вот соберется с силами. С ней часто такое бывало, но в этот раз…
— Я иду к ней.
46
Несмотря на то что почта еще не пришла, Эндрю постучал в дверь, ведущую в комнаты Мадам.
— Входите, Одиль. Блейк приоткрыл дверь.
— Это не Одиль, мадам, это Эндрю.
— Что случилось?
— Нам надо поговорить.
— Поговорим чуть позже, месье Блейк, во время нашей обычной работы с почтой. Сейчас я занята.
— Простите, но, я полагаю, что дело не терпит отлагательств.
Блейк переступил порог. Мадам Бовилье сидела за письменным столом с калькулятором в руках, перед ней на столе лежали выписки с банковских счетов. Увидев, что Блейк открывает дверь, она напряглась.
— Я же вам сказала, что мы поговорим о вашей проблеме чуть позже.
— И все же я настаиваю, с вашего позволения.
— А если я не позволяю?
— Мадам, Одиль и я очень беспокоимся за вас. За ваше здоровье, оно не в лучшем состоянии…
— Сейчас осень, в это время года все выглядят усталыми…
— Я все же думаю, что причина в другом. Ваши финансовые консультанты…
— Это вас не касается, — прервала его Мадам.
— Я вовсе не собираюсь вмешиваться в ваши дела…
— И однако же вмешиваетесь.
— Я полагаю, что должен вмешаться.
Мадам Бовилье принялась раздраженно складывать документы и маленькими пачками засовывать их в ящик стола. Все более резкие движения выдавали ее нарастающий гнев.
— Я думаю, вам надо посоветоваться с врачом, — продолжал убеждать Блейк. — Выслушайте хотя бы его мнение, сдайте анализы…
— Вы, оказывается, не только эксперт по ценным бумагам, но и медик?
— Будьте же благоразумны. Вы почти ничего не едите. Я каждое утро вижу, как вы получаете почту, от которой делаетесь все более подавленной. Почему вы отказываетесь от помощи, которую вам предлагают?
Спрятав последние бумаги, Мадам резким движением закрыла ящик и встала.
— Я не нуждаюсь в помощи, месье Блейк. Хватит уже. Я вышла из возраста, когда получают уроки и советы.
Мадам Бовилье, не оборачиваясь, пошла в спальню.
— Теперь прошу вас оставить меня. Я не желаю сегодня вас видеть. Попросите Одиль принести мне почту в положенное время.
Мадам захлопнула за собой дверь. Эндрю колебался, не зная, как вести себя дальше. Он не представлял себе, как пойдет заниматься другими делами, не вскрыв этот нарыв. Подождать еще день — вряд ли это что-то даст. Он подошел к двери спальни и взялся за ручку.
— Мадам, пожалуйста, выслушайте меня…
Ответа не было. Блейк открыл дверь. Мадам Бовилье лежала на постели, свернувшись клубком. Увидев Блейка, она резко встала:
— Как вы смеете?
— Вы не оставляете мне выбора.
— Я же просила оставить меня в покое.
— Мне совесть не позволяет.
— Плачу вам я, а не ваша совесть.
— Вам необходимо проконсультироваться у врача. Если он вам не понравится, мы вызовем другого и будем звать столько раз, сколько потребуется.
— Я вам запрещаю…
— Я не подчинюсь, из уважения к вам. Речь идет о вашем здоровье и о судьбе поместья.
Мадам выпрямилась с непримиримым видом и устремила на Блейка испепеляющий взгляд. Блейк не сдавался. Он переступил порог комнаты. Мадам подняла руку, чтобы его остановить:
— Если вы сделаете еще один шаг, я вас уволю, — сказала она холодным повелительным тоном.
Эндрю отступил.
— Не надо меня увольнять, мадам. Мы много потеряем — и вы, и я.
47
Блейку не удалось узнать, с какой целью Мадам пригласила гостей на вторую половину дня, но он был уверен, что речь пойдет о финансовых вопросах. Хозяйка отстранила мажордома от дел, передав его обязанности кухарке, и категорически запретила ему обращаться к ней. Всем теперь занималась Одиль, а Эндрю, как приговоренный к заключению, должен был сидеть в своей комнате. Однако он не намеревался безропотно подчиниться. Когда в холле запищал домофон, он незаметно вышел на лестницу четвертого этажа и подошел к перилам, чтобы убедиться, что все идет по плану. Он услышал голоса, увидел спускающуюся вниз Мадам, потом Одиль, провожавшую троих гостей в маленькую гостиную. Для Блейка наступило время действовать.
С электрическим фонариком в кармане он спустился на второй этаж, проскользнул в комнаты Мадам и направился прямиком в спальню. Неубранная постель, наполовину выдвинутый ящик — комната производила совсем иное впечатление, чем тогда, когда он очутился здесь впервые. Он открыл встроенный шкаф и, просунув руку между одеждой, надавил на заднюю панель. Та не сдвинулась с места. Эндрю надавил еще — безуспешно. Растерявшись, он стал ощупывать панель в поисках открывающего механизма, но не обнаружил ни выемки, ни какой другой неровности. Может, тайная дверь — это плод его воображения? Он зажег фонарик и с головой нырнул в висящую одежду.