Евгений Гришковец - Год жжизни
Ура! Мне удалось сделать хоть что-то для Интернета. «Идите в ИМХО», оказывается, до этого никто не употреблял. Вот и мой вклад.
Сумка стоит собранная, скоро в аэропорт. Лечу в Москву, а утром — в Алма-Ату. Приятно было собирать только летние вещи: Алма-Ата, Тель-Авив… А вообще сбор сумки — уже отработанное дело. Не любимое, но отработанное. Особенно сложно собираться, когда выезжаешь недели на три, да ещё в середине марта: ясно, что погода изменится, да и перемещаться придётся по городам с разными климатическими условиями, а нужно собрать всё в одну небольшую сумку. И выбор вещей производится очень тщательно и критически. Наверное, почти так же космонавты собирают любимые предметы, чтобы они радовали в космосе.
Забавно читать некоторые комментарии по поводу «Асфальта». Забавно, когда кто-то недоволен тем, что герой романа обманывает, изменяет, недолюбливает, недопонимает, и вообще не очень симпатичный. Моя бабушка, царство ей небесное, говорила про актера Болтнева, который блестяще сыграл в фильме «Противостояние» Кротова. Она говорила: «Какой же плохой артист!» Я ей возражал, мол, артист он хороший, просто прекрасно сыграл плохого человека. А она говорила: «Нет, он артист плохой, гадкий». И ничего ей невозможно было втолковать. А какие-нибудь совсем даже ничего из себя не представлявшие актеры, которые играли передовиков производства или военных, короче, положительных мужиков или эпизодических работяг, были для неё «артистами хорошими». Наверняка она точно так же отнеслась бы к персонажам «Асфальта», поделив их на хороших и плохих, и если бы плохих оказалось, по её мнению, больше, книга сразу стала бы плохой.
Как же она несколько раз забавно высказалась по поводу музыки, которую я слушал! Однажды слушал я Шаде, она прислушалась и говорит: «Ишь как девка сладко поёт! Кого-то хочет затащить в постель!» А Леонарда Коэна слушала долго и внимательно, а потом спросила: «Мужик, наверное, в годах?» Я сказал, что да, немолодой, скорее пожилой. «Ох и бабник, наверное! Ох и бабник!» — сказала она и с удовольствием покачала головой.
Очень хочется, чтобы спектакли в Алма-Ате прошли хорошо. Хочется найти своего зрителя. Хочется, чтобы эти два спектакля, эти четыре часа на сцене были прожиты с радостью, профессиональной и человеческой.
Вернусь домой только 25-го. Пропускаю четвёртый день рождения сына Саши. До 25-го будут только короткие путевые заметки, да и то, боюсь, нерегулярные. Но будут, обещаю.
13 маяВчера вернулся из Алма-Аты, как же мне там понравилось…
Как-то однажды сказал, что для меня существует столько городов Москва, сколько людей мне её показывали. Сейчас у меня уже есть и моя собственная Москва, которую я могу кому-то показать. Ровно так же случилось и с Алма-Атой. Ничего я толком не увидел, времени не было. Но зато увидел её глазами очень хороших людей. И почувствовалась атмосфера города…
Организовали гастроли две барышни, Саша и Лена, которые не являются профессиональными организаторами гастролей. Так случилось, что эти две барышни из Алма-Аты были в Москве по делам, хотели пойти на мой спектакль и не попали, не было билетов. И тогда они решили организовать мои гастроли в своём городе, ничего не зная про то, как это делается. И пустились они в этот трудный и нервный путь, полгода трудились, и всё у них получилось: посмотрели, что хотели, да ещё порадовали многих людей. Гастроли были организованы безупречно — редкий и прекрасный случай.
А вчера они провожали нас в аэропорт и Саша сказала: «А завтра — тишина». А я так хорошо помню как когда я жил в Кемерово и ждал приезда каких-нибудь своих друзей, ждал подолгу, готовился, придумывал чем буду их радовать и занимать, они приезжали и случался праздник на несколько дней, и я показывал им свой родной город и вводил их в свою жизнь. А потом провожал их в аэропорт, весёлых, с подарками… и сам был весел. А потом ехал на автобусе из аэропорта в город, один, и чувствовал как на меня наваливается повседневность, повседневная жизнь в моём городе и сам мой город. И мне становилось так тоскливо и так непонятно как жить дальше… А потом повседневность затягивала и всё опять шло и шагало до какого-то следующего праздника.
Хорошо понимаю и знаю суть выражения лиц тех людей, которые провожают меня в аэропортах или на вокзалах. И когда я улетаю или уезжаю, очень не хочется перелистывать страницу. Но она перелистывается сама собой.
Хорошо прошли гастроли в Алма-Ате, с радостью поеду туда снова. Город понравился. И снежные вершины над городом…. А завтра в Тель-Авив. Cтраница перелистывается с тихим шелестом. И хочется сказать спасибо.
22 маяРешительно никакой возможности выходить в ЖЖ с сообщениями из Израиля не было. Трудные получились гастроли, суетливые. Прошло два прекрасных спектакля, которыми я доволен, — в Тель-Авиве, в театре Гешер. И два спектакля, которыми я недоволен, в городе Хайфа. Недоволен прежде всего собой.
Странное дело, был в Израиле совсем недолго, а разумеется, кажется, будто долго. Когда приезжаешь туда, где всё по-другому, к вечеру второго дня появляется ощущение, что ты там уже давно. На самом-то деле я пробыл в Израиле меньше недели, правда, за это время «Зенит» стал чемпионом, и хоккеисты тоже стали чемпионами. А в данный момент англичане играют в футбол в Москве. В Израиле люди так радовались успеху «Зенита» и хоккеистов, что мне с моей скромной радостью по этому поводу было даже неудобно. Сильно радовались, я так не смог.
За время моего отсутствия в стране вышла пара злобных и ехидных заметок про «Асфальт». Прочитал, даже расстроиться не смог. Странное дело, мне предъявляются какие-то социальные претензии. Как будто речь идет не о книге, не о литературном произведении, а о каком-то манифесте. Я газеты, в общем-то, и так не очень читаю, но когда читаю — всегда удивляюсь — почему журналисты, то есть люди, намного больше и чаще меня пишущие, так страдают окончаниями предложения на глагол. Точнее на сказуемое. В жизни так никто не говорит, но пишут так часто. И в ЖЖ страдают этим многие, странно. Короче, сложно мне пробиться сквозь гущу смыслов, которую пытаются до вас и до меня донести пишущие в газетах люди. Те, кто писал про «Асфальт», пробовали вкратце пересказать содержание. Ни у кого пока не получилось, хоть это хорошо. А в целом книга скорее проигнорирована литературными критиками, что меня не радует, не огорчает, а, пожалуй, удивляет.
В Израиле была забавная и, можно сказать, лирическая ситуация. Покупал себе футболку в магазине. Народу было мало. Парень-продавец оказался не выходцем из бывшего СССР. Он заговорил со мной по-английски, я ему ответил по-английски. Как многие в Израиле, он спросил, откуда я. Я сказал, что из России. Он изменился в лице и заговорил на иврите. Я ему ответил, что я его не понимаю. Тогда он весьма строго и нравоучительно заявил, что раз я приехал в Израиль, должен говорить на иврите. На что я ему сказал, что вряд ли он, вдвое более юный, чем я, человек, может мне делать такие замечания, к тому же я как прилетел, так через пару дней и улечу. Он очень удивился и переспросил меня, действительно ли я приехал только на несколько дней. Я сказал — да. Он спросил — в гости? Я сказал, что по работе… Он очень долго извинялся, было видно, что искренне. Я всё никак не мог выбрать себе майку, а он всё извинялся. А потом наивно и опять же искренне спросил, почему я не хочу остаться. Я ответил, что… просто я в живу России. «А что, вам в Израиле не нравится?» — широко распахнув глаза, спросил парень. Досказал, что если говорить несерьезно, то нравится, а если говорить серьезно, то это длинный разговор. Когда он меня провожал, а майку я все-таки купил — скорее для того, чтобы он успокоился, он совсем обезоруживающе задумчиво произнёс: «Знаете, я нигде не был, но мне кажется, что у нас, в Израиле, так хорошо, как нигде». На что я ему сказал: «Это очень хорошо. Только поменьше спрашивайте приезжих про Израиль. Если любите — не сомневайтесь».