Гарольд Роббинс - Охотники за удачей
— Ты и сам неплохо выглядишь.
Невада сконфуженно улыбнулся:
— Приходится так одеваться. Мальчишкам это нравится. А я читал о тебе в газетах. О перелете из Парижа в Лос-Анджелес, о твоей свадьбе. Жена с тобой?
Я покачал головой.
Он бросил на меня проницательный взгляд, сразу поняв, что между мной и Моникой что-то не так. Я никогда не мог ничего от него не утаить.
— Жаль, — сказал он. — Мне бы хотелось с ней познакомиться.
Чтобы сменить тему, я взглянул на второго мужчину. Невада сразу же спохватился.
— Это мой агент, Дэн Пирс.
Мы пожали руки, и я сразу перешел к делу.
— Я вчера вечером видел твою картину. Мне понравилось. Жаль, ее придется переделывать.
— Я думал, что звуковые ленты — это ненадолго.
— Дело не только в этом, Невада, — сердито вмешался Пирс. Он повернулся ко мне. — Невада действительно задумал этот фильм как немой. Но к началу съемок он понял, что был неправ. Мы попытались превратить его в звуковой, но не смогли.
— Почему?
— Норман не дал. У него была всего одна студия звукозаписи, и она была нужна ему самому. Он настоял, чтобы мы начали снимать как есть.
Вот теперь мне все стало ясно. С самого начала было задумано обчистить Неваду. Я посмотрел на него, не понимая, что случилось: он всегда отлично играл в покер.
Невада опять прочел мои мысли.
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, парень, — быстро сказал он. — Но мне хотелось сделать эту картину. В ней было то, чего не было во всей остальной лаже.
— А как же Норман? — спросил я. — Почему он не дает денег, чтобы переснять его?
— У них кончился кредит, — сказал Невада.
— Чушь! — снова взорвался Пирс. — Нас просто прижали. Берни Норман заставил банк отозвать кредит, чтобы картина перешла к нему. Он получит ее почти даром, за треть цены!
— Сколько нужно для того, чтобы переделать твой фильм?
Невада посмотрел на меня.
— Около миллиона.
— Плюс банковский кредит, — быстро добавил Пирс.
Я повернулся к нему.
— А прокат вы все равно отдадите Норману?
— Конечно. У него контракты с десятью тысячами кинотеатров, и звуковой фильм возьмут все.
— А немой?
— В лучшем случае тысячи полторы. Сейчас все хотят только звуковые ленты.
Невада пристально посмотрел мне в глаза и сказал:
— На твоем месте я бы этого не делал. Вполне можно пролететь.
Я видел, как на него посмотрел Пирс. В его глазах была ярость — и в то же время особое уважение. Для него я был просто очередным кровососом, но надо отдать ему должное: он понял, что для Невады я был кем-то еще.
Я повернулся к Рине. Она продолжала сидеть на диване с безучастным видом. Только глаза ее умоляли.
— Пожалуй, я рискну, — сказал я, снова поворачиваясь к Неваде. — Но при одном условии. Я выкуплю твою долю, и это будет моя картина. И когда мы будем ее переснимать, то сделаем это так, как захочу я. И чтобы никто со мной не спорил, включая тебя. Уж если я проиграю, то хочу сам сдавать карты.
Невада кивнул. Он частенько слышал эту фразу от моего отца. И он сам учил меня играть с высокими ставками.
— А что вы смыслите в производстве картин? — спросил Пирс.
— Ничего. Но много ли людей делали звуковые картины?
Тут я его поймал. Действительно, это был совершенно новый бизнес. Я повернулся к Неваде.
— Ну как?
— Не знаю, — медленно проговорил он. — Получается, ты берешь на себя весь риск. Я же ничего не теряю.
— Ты неправ! — поспешно возразил Пирс. — В случае провала твоя карьера пропала!
Невада улыбнулся.
— Я неплохо жил и до этого. Я слишком стар, чтобы переживать из-за того, на что наткнулся случайно.
— Так как, Невада?
Он протянул мне руку: морщинки вокруг его глаз мигом разгладились — он снова стал молодым.
— По рукам, Джонас!
Пожав ему руку, я подошел к телефону и позвонил Морони в банк.
— Переведи обеспечение кредита по картине Невады на «Взрывчатые вещества Корда».
— Желаю удачи, Джонас, — хохотнул Морони. — Почему-то мне казалось, что ты на это пойдешь.
— Значит, ты знал больше, чем я сам.
— Хорошему банкиру так положено.
Я положил трубку и повернулся к остальным.
— Первое, что я сделаю — это уволю Ван Эльстера.
Невада поразился.
— Но Ван Эльстер — один из лучших! — запротестовал он. — Он ставил все картины, в которых я участвовал. Он открыл меня.
— Он — жулик и мерзавец. Как только ему показалось, что дела плохи, он тут же попытался тебя продать. Они с Норманом пришли сюда в гостиницу в семь утра. Хотели дать мне бесплатный совет. Я не стал с ними разговаривать.
— Может быть, теперь ты поверишь, что я был прав, когда говорил, что за этим стоит Берни? — сказал Пирс.
— Нравится тебе это или нет, Невада, но мы с тобой договорились. Это моя картина, и решения принимаю я.
Невада молча кивнул.
— И пусть в ближайшие три дня Пирс организует мне просмотр как можно большего количества звуковых фильмов. В конце недели мы все полетим в Нью-Йорк. Походим в театр. Может, даже подыщем нового режиссера. — Я замолчал, прикурил, и тут заметил странную улыбку на лице Невады. — Чему ты улыбаешься?
— Тому, что ты все больше походишь на отца.
Я ответно ему улыбнулся. Вошел официант с завтраком. Невада и Пирс пошли помыть руки, и на какое-то время мы остались с Риной наедине.
Она тепло посмотрела на меня:
— Знаешь, Джонас, ты еще мог бы стать человеком.
Я посмотрел ей в глаза и сухо произнес:
— Мы оба прекрасно знаем, почему я это сделал. Вчера вечером мы с тобой заключили сделку.
— Может быть, расплатиться прямо сейчас? — спросила она.
Я понял, что задел ее за живое, и улыбнулся.
— Могу подождать.
— Я тоже. Сколько угодно.
В эту минуту зазвонил телефон.
Рина сняла трубку и, послушав несколько секунд, протянула трубку мне.
— Твоя жена.
— Привет, Моника.
Ее голос был полон гнева.
— Дела! — пронзительно вскрикнула она. — А когда я звоню, трубку берет какая-то дешевая шлюха. Может быть, скажешь, что это твоя мачеха?
— Ты угадала! — ответил я.
Моника бросила трубку. Я посмотрел на замолкнувший телефон, а потом расхохотался.
7
Я стоял у окна и смотрел на летное поле, где прогревали моторы несколько самолетов с опознавательными знаками моей фирмы авиаперевозок — «Ай-Си-Эй». Потом я перевел взгляд на доску и конструктора.
Морриси был молод, даже моложе меня. Он окончил Массачусетский технологический институт по специальности самолетостроение. Он не был пилотом, а принадлежал к новому поколению, ходившему по небу. Он предложил нечто радикальное. Моноплан с двумя двигателями, который будет мощнее всех нынешних самолетов.
