Захар Прилепин - «Лимонка» в тюрьму (сборник)
Я зашёл. В комнатке площадью примерно два с половиной – три на пять метров стоял мягкий диван и два больших кресла. На журнальном столике – книжечки дешёвых романов, глянцевые журналы, конфеты, фантики и недопитый чай. Плоскоэкранный телевизор с СD-видеомагнитофоном, встроенным в стенной шкафчик слева при входе. Цветы, новые обои.
Тогда я немного был удивлён комнатой отдыха, где старшина комнаты этапа, как я потом узнал, не просто жил, но ел и спал. Бывало, уединялся там со своими друзьями, старшинами из других отрядов. Там же, мне сказали, с этапным пидором Володей и с офицерами, которые для общения проходили к нему прямо туда, когда не вызывали к себе. Но формально это не была его спальня или кабинет. И официально называлось это помещение «Комнатой психологической разгрузки», которая, согласно подписанным Россией международным и европейским нормам, обязательна в любом отряде всех лагерей без исключения. Но психологически расслаблялись в этой комнате только старшина этапки и его близкие друзья. В других отрядах, не сомневаюсь, было то же самое. Простой зэк мог туда зайти только в качестве жертвы для допросов, давления и наездов. Или для рассказа о его финансовой поддержке с воли, его возможностях, чтобы договариваться об освоении капитала его друзей, родственников или диаспоры, «за спокойную жизнь».
Позже в ШИЗО мне рассказывал один из редких сокамерников, что до этого старшины, сидевшего сейчас напротив меня, там был другой, тоже рэкетир-убийца, со сроком как у Бармуды, но ещё и «злой бандит». Тот просто после первого отказа подписывать бумаги тупо начинал избивать. Помогал ему один освободившийся недавно дневальный, бывший омоновец. Но сейчас «Комната психологической разгрузки» предстала перед моими глазами с нынешним её хозяином немного иной.
Прозвище у этого нынешнего хозяина этапки было Бармен, от его фамилии – Бармуда. Имя, кажется, Андрей, боюсь ошибиться только. У меня всегда была плохая память на имена. Но это не важно. Если этой книге суждено выйти в свет, этот парень себя узнает.
У самого Бармена было всё отлично. Какой психологический стресс в «Комнате психологической разгрузки», где за стенкой была расположена его собственная кухня с личным поваром? А в той комнате, где был шкаф, где хранились вещи этапников, стояли тренажёры, турник, штанга, боксёрская макивара и постель дневального Вовы-пидора.
На вид Бармену 35–36 лет. В блестящей, мокрого шёлка чёрной рубашке. Таких же чёрных хороших брюках. Твёрдый и матёрый, самоуверенный взгляд на слегка скуластом лице. Чувствовалась, что, если он ударит меня, я сознание потеряю мгновенно.
С ходу он стал наезжать:
– Ты что зашёл в комнату в незастёгнутых брюках? Тебе что, по х… на людей? Ходишь, как будто у себя дома. Тебя что, родители не учили?..
И понёс безостановочно, не давая вставить слова… Как директор интерната для трудных подростков в плохих фильмах.
– Выйди, застегни ширинку и зайди опять.
Я вышел и отправился искать дневального. Попросил ножницы, он выдал. Я привёл, наконец, себя в порядок. Стукнул в дверь несколько раз и, выждав паузу, вошёл.
– А тебя не учили стучаться?
– Я стучал.
– А не нужно было дождаться разрешения войти? Ты вообще тупой? Из леса к нам в Уфу приехал? Ах ты…
И понёс опять… При этом он не кричал, говорил на автомате, как бы вроде насмехаясь, но не смеясь, а скорей причитая.
Тут я его прервал и сказал негромко:
– Вам что, нахамить некому? Что вы материтесь?
Он остановился, медленно соображая, что ответить.
Автомат, знающий ряд операций, столкнулся с нестандартной деталью, и его на время заклинило.
Я рисую забавную картину, но на самом деле нам обоим было не до смеха. Директор интерната, наверное, влепил бы вновь прибывшему воспитаннику мощную оплеуху. Но это был не тот случай, перед Бармудой стоял чужой ученик, который вырос не здесь и которого могут в любой момент забрать влиятельные родители. Привычное поведение с бессловесными и безродными рабами не помогло.
Не думаю, что он разглядел всю партию за моей спиной, с многочисленными друзьями. Но что-то он определенно понял своим чутьём зэка, отсидевшего уже лет семь и отгрызшего такое тёплое место, как старшина комнаты этапа. Людей, кто метит на это место, достаточно, но он оказался круче и проворнее всех. Лучше места только в столовой и на промышленных складах. Ну, может, ещё «на кресте», то есть в больничке. Но не факт, там больше мороки…
– А ты что, вообще не материшься?
– Нет.
– И никогда не матерился?
– Да матерился когда-то, но сейчас-то я уже не подросток.
– А что, только подростки матерятся? – заулыбался он, видимо раскачивая тему, думая, что сейчас меня таки просто «разведёт» на противоречиях.
– Конечно, не только подростки, но и взрослые все матерятся, как подростки. Только редкие люди могут правильно и по-взрослому материться. Даже подростки такие иногда попадаются. Но вы меня разве о мате позвали расспросить?
Видно было, что Бармуда стал играть на своём поле, но по мной уже навязанным правилам. Конечно, я не просчитывал стратегию, делал это всё спонтанно. Просто изначально знал, что бояться нечего, всё равно убьют. Если смерти не избежать, то приму её без позора.
Просто мне терять было нечего, а он этого не знал. Я был уверен, что меня везут убивать, слишком ощутимую пощёчину я нанёс царю всея Руси. Но система решила иначе, им нужно было меня сломать, а потом показать по всем телеканалам моё раскаяние.
Старшина этапки без какого-либо энтузиазма, с кисловатым выражением лица вернулся в свою шкуру. Откуда он вернулся? Не знаю, он напоминал мне мою пятилетнюю дочь, пытавшуюся осмыслить моё поведение, когда я впервые взял её с собой на прорубь. Она не могла поверить в то, чего быть не могло ни с кем. Папа купается, когда нельзя ходить даже в курточке, а только в пальтишке или шубке. Купается, как летом на Волге, да ещё с дядями.
Он слышал, может, о чём-то подобном, но не думал встретить, общаясь с меркантильными сильными и слабыми, но нормальными людьми или меркантильными тоже сильными и слабыми сумасшедшими столько лет. Он впервые видел не меркантильного сумасшедшего. Я приехал из Бутырки худощавым, с камерно-белым лицом, невысоким и нестарым человеком.
Сейчас, спустя столько времени, я могу уже осмыслить его чувства. Но тогда я его всё ещё всё-таки опасался, помня слова старого зэка:
– Все, кого ты встретишь на своём пути, будут пытаться сделать только одно: плохо тебе и лучше себе. В людскую зону тебя не посадят. Улыбаться будут все, чтобы не больно зарезать, чик – а ты уже на небесах. Только на самом деле у них не ножички, а звериные клыки. И надо им от тебя только крови, да не так, чтоб сразу всё выпить. А чтоб ты долго мучился. Может, подкормят хлебушком, чтоб ещё крови нагулял, и так весь срок. Только кровь им твоя нужна, а лучше автомат, производящий кровь регулярно. Упыри они все и подлюки. Пока это помнишь, ни сладкие речи, ни п…ли не позволят им вгрызться в твою шею. А мёртвой кровью они не питаются, умрёшь без дьявола на шее. Не ссы, Бог примет достойно.
