Карлос Сафон - Игра ангела
— Добрый вечер! — окликнул я.
Не успело эхо моего голоса затихнуть в коридоре, как ритмичное постукивание, раздававшееся где-то в доме, прекратилось. Я оказался в полной тишине, и поток ледяного воздуха коснулся лица.
— Сеньор Корелли? Это Мартин. Давид Мартин…
Не получив ответа, я осмелился пройти дальше по коридору, который вел во внутренние покои. На стенах во множестве висели фотографические портреты разной величины, оправленные в рамки. Судя по манере позировать и туалетам людей, запечатленных на фотографиях, большинство снимков насчитывало лет двадцaть-тридцать, не меньше. Под каждой рамкой имелась табличка, где были указаны имя изображенного персонажа и год, когда сделали портрет. Я принялся рассматривать лица, смотревшие на меня из прошлых времен. Дети и старики, дамы и кавалеры. Их роднило выражение глаз: в них угадывалась тень печали и читалась немая мольба. Все смотрели в камеру с таким отчаянием, что кровь стыла в жилах.
— Интересуетесь фотографией, любезный Мартин? — раздался голос рядом со мной.
Я, вздрогнув, повернулся. Андреас Корелли рассматривал фотографии вместе со мной с улыбкой, исполненной меланхолии. Я не слышал и не видел, как он подошел. Когда он мне улыбнулся, меня пробрал озноб.
— Я думал, вы не придете.
— Я тоже.
— Тогда позвольте предложить вам бокал вина, и мы выпьем за наши заблуждения.
Я проследовал за ним в большую гостиную с широкими окнами, обращенными на город. Корелли предложил мне кресло и налил в бокалы вино из бутылки, стоявшей на столе. Он протянул мне бокал и уселся в кресло напротив.
Я пригубил вино, оказавшееся превосходным. Я выпил его почти что залпом и вскоре почувствовал, как согревающее тепло, пролившееся по пищеводу, успокаивает мои нервы. Корелли вдыхал аромат вина и наблюдал за мной со спокойной дружелюбной улыбкой.
— Вы были правы, — сказал я.
— Как всегда, — отозвался Корелли. — Обыкновенно так и случается, что редко приносит мне хоть какое-то удовлетворение. Иногда мне кажется, что наибольшую радость мне могло бы доставить лишь подтверждение моей ошибки.
— Это легко устроить. Спросите меня, как это происходит. Я всегда ошибаюсь.
— Нет, вы не ошибаетесь. По-моему, вы видите вещи почти так же ясно, как и я, и это также не приносит вам никакого удовлетворения.
Я слушал его и думал, что в настоящий момент единственное, что могло бы принести мне некоторое удовлетворение, — это если бы весь мир сгорел и я тоже сгинул бы вместе с ним. Корелли, словно прочитав мои мысли, широко улыбнулся и кивнул:
— Могу вам помочь, друг мой.
Неожиданно для себя я отвел глаза, уклоняясь от его взгляда, и сосредоточил внимание на маленькой серебряной броши в форме ангела, приколотой к его лацкану.
— Красивая брошь, — сказал я, указав на вещицу.
— Фамильная реликвия, — отозвался Корелли.
Я решил, что мы довольно наговорили банальностей и любезностей — хватит до конца вечера.
— Сеньор Корелли, зачем я здесь?
Глаза Корелли полыхнули тем же оттенком красного вина, что тягуче колыхалось у него в бокале.
— Все очень просто. Вы находитесь тут потому, что наконец поняли: ваше место — здесь. Вы находитесь тут потому, что около года назад я сделал вам предложение. Предложение, которое в тот момент вы не были готовы принять. Но вы о нем не забыли. Я же здесь нахожусь потому, что по-прежнему считаю вас тем человеком, кто мне нужен. Следовательно, я предпочел выждать двенадцать месяцев, прежде чем утратить к вам интерес.
— Вы сделали предложение, не уточнив условия, — заметил я.
— В сущности, я излагал вам только условия.
— Сто тысяч франков за один год работы на вас. И за этот год я должен написать книгу.
— Именно так. Многие подумали бы, что это и есть самое главное. Но только не вы.
— Вы сказали, что когда объясните, какого рода книгу вы хотите, чтобы я для вас написал, я бы взялся за работу даже бесплатно.
— У вас хорошая память.
— У меня прекрасная память, сеньор Корелли, вот только не помню, чтобы я видел, читал или слышал хотя бы об одной книге, изданной вами.
— Сомневаетесь в моей платежеспособности?
Я покачал головой, пытаясь скрыть жажду и вожделение, терзавшие меня изнутри. Чем большее равнодушие я демонстрировал, тем соблазнительнее мне представлялись обещания издателя.
— Я всего лишь заинтригован вашими мотивами, — подчеркнул я.
— Как и должно быть.
— В любом случае напоминаю, что я связан эксклюзивным контрактом на следующие пять лет с Барридо и Эскобильясом. На днях я удостоился весьма показательного визита с их стороны в компании с довольно расторопным адвокатом. Но, полагаю, это не важно, поскольку пять лет — очень долгий срок, а временем я как раз располагаю в наименьшей степени, и это единственное, в чем я твердо уверен.
— Не беспокойтесь по поводу адвокатов. Мои не в пример расторопнее, чем те, кого наняли эти прыщи. Мои адвокаты не проигрывают дел. Предоставьте мне разобраться с юридическими проблемами и тяжбой.
Увидев, как он улыбнулся, промолвив эти слова, я подумал, что мне лучше никогда не встречаться с юридическими консультантами издательства «Люмьер».
— Охотно верю. Таким образом, остается открытым только один вопрос. Каковы условия по существу?
— Невозможно объяснить это в двух словах, поэтому лучше, если я буду говорить без обиняков.
— Сделайте одолжение.
Корелли наклонился вперед, впившись в меня взглядом.
— Мартин, я хочу, чтобы вы создали для меня религию.
Сначала я решил, что ослышался.
— Что?
Корелли продолжал сверлить меня взглядом бездонных глаз.
— Я сказал, что хочу, чтобы вы создали для меня религию.
Я долго смотрел на него, не произнося ни звука.
— Вы смеетесь надо мной?
Корелли покачал головой, смакуя вино с видимым удовольствием.
— Я хочу, чтобы вы употребили весь свой талант и на год всем существом, душой и телом, предались работе над самой грандиозной историей из тех, что выходили из-под вашего пера: над религией.
Я мог только рассмеяться, ничего иного мне попросту не оставалось.
— Вы совершенный безумец. В этом и состоит ваше предложение? Вы хотите, чтобы я написал такую книгу?
Корелли серьезно кивнул.
— Вы выбрали не того писателя. Я ничего не знаю о религии.
— Из-за этого не волнуйтесь. Я знаю. Мне нужен не теолог. Мне нужен рассказчик. Известно ли вам, что такое религия, любезнейший Мартин?
— Смутно припоминаю Господа Нашего.
— Красивая, складно сложенная песнь. Но оставим поэзию. Религия, в сущности, это некий нравственный кодекс, оформленный в виде легенд, мифов или любого другого литературного произведения, с тем чтобы закрепить систему верований, ценностей и этических норм, регулирующих жизнедеятельность культуры или общества.
