Карлос Сафон - Игра ангела
Наступила пятница, 13 июля.
23Педро Видаль и Кристина Сагниер в тот день поженились. Венчание состоялось в пять часов в часовне монастыря Педральбес, и на церемонию явилась ничтожная горстка членов клана Видаль. Самые почтенные представители семейства, включая отца жениха, не удостоили ее присутствием. Злые языки, если бы таковые нашлись, могли бы утверждать, что неожиданное решение наследного принца сочетаться браком с дочерью шофера подействовало на ревнителей династии как ушат холодной воды. Но они там не присутствовали. Вступив в заговор молчания, хроникеры светской жизни тактично нашли другие горячие темы для обсуждения, и на страницы газет не просочилось ни слова об этом событии. Журналистов в часовне не оказалось, и некому было рассказать о том, что на паперти собрался цветник из бывших возлюбленных дона Педро и они молча обливались слезами, напоминая сообщество увядших вдов, потерявших последнюю надежду. Некому было поведать о том, что в руках Кристина держала охапку белых роз и ее платье оттенка слоновой кости сливалось по цвету с мраморной кожей, так что казалось, будто невеста шла нагой к алтарю, не надев ничего, кроме белой вуали, закрывавшей лицо. А в янтарном небе над шпилем колокольни вихрем кружились облака.
Некому было припомнить, как невеста вышла из машины и, задержавшись на мгновение, смотрела на площадь перед церковным порталом, пока взгляд ее не упал на умирающего человека с трясущимися руками, неслышно шептавшего слова, которые он унесет с собой в могилу:
— Будьте вы прокляты. Будьте вы прокляты оба.
Два часа спустя, сидя в кресле в кабинете, я открыл шкатулку, перешедшую в мою собственность много лет назад, где лежала единственная вещь, оставшаяся у меня от отца. Я вынул револьвер, завернутый в сукно. Открыв барабан, я вставил в гнезда шесть патронов и вновь его закрыл. Я приставил дуло к виску, чуть надавил на спусковой крючок и зажмурился. И в этот миг шквальный ветер внезапно обрушился на башню, окна кабинета распахнулись настежь, створки с силой ударились о стену. Ледяной ветер обласкал мое лицо и повеял духом утраченных больших надежд.
24Такси на малой скорости ползло вверх по косогору, подбираясь к границам предместья Грасия, двигаясь в сторону одинокого и мрачноватого массива парка Гуэль. Склон был усеян россыпью особняков, знававших лучшие времена. Их крыши и стены проглядывали сквозь зелень рощи, колыхавшейся на ветру, как темные волны. На вершине холма я различил широкие ворота ограды. Три года назад, после смерти Гауди, наследники графа Гуэля продали мэрии по дешевке этот уединенный и пустынный парк, где никогда не было других обитателей, кроме самого архитектора. Забытый и заброшенный, сад колонн и башенок напоминал ныне проклятый рай. Я попросил водителя остановиться у решетки ворот и заплатил за проезд.
— Вы уверены сеньор, что хотите выйти здесь? — спросил шофер, усомнившись в моем рассудке. — Если желаете, я могу подождать вас немного…
— В этом нет необходимости.
Урчание такси затихло у подножия горы, и я остался наедине с ветром, завывавшим в кронах деревьев. Из парка к ограде ветер гнал сухие листья, и они водоворотом кружились вокруг моих ног. Я приблизился к воротам, стянутым проржавевшими цепями, и сквозь решетку заглянул внутрь. Лунный свет омывал контуры фигуры мозаичного дракона на нижней площадке парадной лестницы. Черная тень с глазами, поблескивавшими, как жемчуг под толщей воды, лениво скользнула по ступеням. Это была большая черная собака. Животное остановилось у подножия лестницы, и только тогда я заметил, что пес не один. Еще два зверя молча наблюдали за мной из-за ограды. Одна собака подкрадывалась ко мне, прячась в тени, падавшей от домика привратника справа от ворот. Другой пес, самый крупный из трех, вскочил на стену и с карниза следил за мной с близкого расстояния. Сквозь оскаленные клыки струился пар его дыхания. Я медленно отступил, глядя животному прямо в глаза и не смея повернуться спиной. Шаг за шагом я отступил на противоположную сторону тротуара. На стену запрыгнула вторая собака и теперь настороженно провожала меня взглядом. Я пошарил ногой по земле в поисках палки или камня, которые могли бы послужить оружием защиты, если псы решат прыгнуть вниз и наброситься на меня, но мне попадались только сухие листья. Я знал, что, стоит мне отвести глаза и обратиться в бегство, животные погонятся за мной. Не успею я пробежать и двух десятков метров, как они повалят меня и растерзают. Третий пес, тот самый, которого я заметил первым, выступавший, похоже, манком, начал карабкаться на верхнюю кромку стены, собираясь присоединиться к двум другим. Ну вот и все, подумал я.
В этот миг за спиной у меня вспыхнул свет, и занявшееся сияние осветило оскаленные морды трех псов. Собаки остановились как вкопанные. Я оглянулся через плечо и увидел темный фасад, возвышавшийся в полусотне метров от входа в парк. В окнах горел свет, и это было единственное освещенное здание на холме. Один из псов с глухим рычанием удрал в глубь парка. Спустя мгновение две другие собаки убежали следом.
Без долгих раздумий я направился к дому. Как и описывал Корелли в приглашении, он находился на пересечении улиц Олот и Сан-Хосе-де-Монтанья. Узкое угловатое трехэтажное строение, похожее на башню и увенчанное мансардой, несло караульную службу над городом и призрачным парком у подножия.
Дом стоял на возвышении, к его дверям вели широкие лестницы. Из больших окон струилось золотистое сияние. Когда я поднимался по каменным ступеням, мне показалось, будто я различил на балюстраде второго этажа очертания человеческой фигуры. Она застыла неподвижно, точно паук, распластавшийся в паутине. Ступив на площадку лестницы, я остановился перевести дух. Входная дверь была приоткрыта, и полоса света простиралась от порога к моим ногам. Я медленно подошел к входу и замер в проеме. Из дома тянуло запахом увядших цветов. Я постучал в дверь согнутыми пальцами и слегка толкнул ее внутрь. Моему взору открылась прихожая и длинный коридор, терявшийся в глубине дома. Из недр доносился глухой повторявшийся стук, будто хлопала на ветру створка окна. Этот звук напоминал биение сердца. Я вошел в прихожую и сделал пару шагов вперед. Слева я увидел лестницу в башню, и мне послышались наверху, на последних ее ступенях, шаги, легкие, как поступь ребенка.
— Добрый вечер! — окликнул я.
Не успело эхо моего голоса затихнуть в коридоре, как ритмичное постукивание, раздававшееся где-то в доме, прекратилось. Я оказался в полной тишине, и поток ледяного воздуха коснулся лица.
