Владимир Владмели - 11 сентября и другие рассказы
Парню было около 60 лет, русского он не знал, но мимику понял правильно и, зло блеснув глазами, стал что-то быстро говорить.
— Ну, вот, ругаться начал. Я же тебе ничего плохого не сделал, просто я такой сорт не люблю, может другой мне понравится больше. Вон тот. — Гена ткнул пальцем в направлении верхней полки. Продавец взял огромный нож и, используя его, как указку, дотронулся до головки сыра.
— Нет, — сказал Гена.
Хозяин показал на соседнюю.
— Да нет же, балда бестолковая, во-о-н тот, — Гена перегнулся через прилавок и протянул руку, показывая на сыр, лежавший в самом дальнем углу верхней полки. «Парень» буркнул что-то себе под нос, достал сыр и отрезал от него два маленьких кусочка. Попробовав, Гена кивнул и начал торговаться. Ему удалось сбить цену почти в два раза, но когда продавец сделал решительный жест ножом и сказал «Баста», Гена развёл руками:
— Как хочешь, амиго, для меня это дорого, — и, взяв Илью за рукав, повёл его дальше.
— Ты же знал, что не будешь покупать, зачем было торговаться? — спросил Илья.
— Чтобы не потерять квалификацию.
Эта сцена повторялась несколько раз и когда Илья уже начал нервничать, Гена сказал:
— Пошли в сквер, покупки посмотрим.
— Какие к чёртовой матери покупки? Из-за тебя мы только время потеряли.
— Не горячись, Илюша, не горячись. Спешка нужна только при ловле блох, да и то в военное время.
Они сели на свободную скамейку, Гена положил на колени свою сумку и стал вынимать из неё куски сыра и батоны колбасы.
— Так ты?..
— Что?
— Ты, — Илья сделал паузу, — ты…
— Я беру компенсацию за Крылья Советов.
— Какие Крылья Советов?
— Ты даже этого не знаешь, деревня, а ещё говоришь, что из Ленинграда.
— Из Москвы, — автоматически поправил Илья.
— Всё равно, одинаковые лохи. Слушай сюда, как говорят у нас в Одессе. До начала русской эмиграции итальянцы выбрасывали куриные крылышки как отходы, но когда увидели, что мы их подбираем, стали их продавать. Сначала за бесценок, потом всё дороже и дороже. А теперь они просто оскорбляют мои патриотические чувства, когда кричат, что продаются Крылья Советов. Ты ведь и сам это слышал. Ну, скажи, слышал?
— Да.
— Так что бери свою долю и скажи спасибо.
— Свою долю возьму, а спасибо говорить не буду, да и в игры эти больше играть не хочу.
— Тогда тебе придётся сумку с продуктами сторожить, а то она мне работать мешает, — сказал Гена, — а пока, раз уж мы всё равно на скамейку сели, давай перекусим. Он достал перочинный нож, сделал сэндвичи, положил их на салфетку и протянул Илье. Потом он посмотрел по сторонам и добавил, — не люблю я всухомятку есть, пойду, сок возьму. Ты какой хочешь?
— Я обойдусь, — ответил Илья, прикидывая свои финансовые возможности.
— Не бойся, говори какой, я угощаю.
— Мне всё равно.
— Подожди.
Гена подошёл к автомату, засунул в отверстие для монет согнутую в виде крюка проволоку, легонько ударил по боковой стенке, выбил банку сока, повертел её в руках, потом таким же образом выбил ещё три банки и, вернувшись к скамейке, поставил их рядом с бутербродами. Получилось у него это так быстро, что никто, кроме Ильи ничего не заметил.
После обеда одессит пошёл на промысел, а Илья лёг на лавочку и положил сумку под голову.
…Разбудил его вопрос Гены:
— Эй, соня, где продукты?
Илья сунул руку под голову, но там были какие-то старые тряпки.
— Украли, — сказал он, садясь и потягиваясь, — это нас Бог наказал.
— Меня наказывать не за что, а если ты такой грешник, то проверь на месте ли у тебя кошелёк.
Илья сунул руку в карман, потом в другой и побледнел.
— У меня там были деньги на весь месяц, Надя меня убьёт.
— Правильно сделает, нечего рот разевать, это тебе не Ленинград, итальянцы работают не хуже наших, с ними надо держать ухо востро.
— Пошёл ты со своими советами.
— Я и ходил, пока ты здесь ушами хлопал, проверял итальянцев на вшивость. Вот, смотри, — он достал кошелёк Ильи и зажал его между большим и указательным пальцем.
— Свинья, — сказал Илья, вырывая кошелёк.
— Ну вот, уж и пошутить нельзя, — ответил Гена, наклоняясь и вытаскивая из-под лавки сумку с продуктами.
— Шути с кем-нибудь другим.
— Ладно, я тебе за причинённое беспокойство кусок сала дам.[47]
Они вошли в метро и сразу же им бросился в глаза невзрачно одетый мужчина со скрипкой в руках.
— Наш человек, — сказал Гена.
— Откуда ты знаешь?
— У него же печать на лбу.
Они подошли к музыканту, но ещё до того как успели с ним заговорить, он положил скрипку на плечо и заиграл. Около него быстро собрались люди и когда толпа была уже достаточно большой, он эффектно закончил пьесу. Слушатели захлопали и стали бросать деньги. Через несколько секунд подошёл поезд и все разошлись.
— Ты не из Одессы? — спросил скрипача Гена.
— Нет.
— У нас тоже есть хорошие исполнители, один даже в «Гамбринусе» играл, Сашкой звали, может слышал?
— Меня тоже Сашей зовут, но я в Москве учился, у профессора Шульмана.
— Надо же, и я у Шульмана учился, — сказал Гена, — тоже профессор в своём роде.
— Может родственник?
— Вряд ли.
— А чем он занимается?
— Он, — Гена сделал неопределённый жест рукой, — он артист оригинального жанра. Специалист высочайшей квалификации. Импровизировал на ходу и зрители никогда не знали, чем закончится очередной его номер. Теперь таких уже не осталось. Впрочем, что я говорю, ты тоже хорошо играл, я бы тебе с удовольствием заплатил, но у меня только 10 миль одной бумажкой.
— Я тебе сдачи дам.
— Давай, — обрадовался Гена, — я положу десять, а возьму шесть, ты не обидишься?
— Можешь даже взять семь.
— А восемь?
— Бери, сколько хочешь.
— Вот этого моему приятелю говорить нельзя, — предостерёг скрипача Илья, внимательно наблюдая за одесситом. Проследить за ним было невозможно и когда они сели в поезд, Илья спросил:
— Сколько ты взял?
— Десять миль.
— Не больше?
— Нет.
— Зачем же надо было дурака валять?
— Хотел человеку удовольствие доставить. Для нас, артистов, деньги — это мелочи, самое главное — признание зрителя. Тебе этого не понять.
— Почему это не понять? Я тоже музыкой занимался, несколько лет с ансамблем выступал.
— Тебе за это платили?
— Конечно.
— А чего же ты здесь теряешься?
— У меня гитары нет.
— Я дам тебе свою.
— У тебя-то она откуда?
— Для дела нужна была, а продать её я не успел, так что возьми, попользуйся.
Илья промолчал.
— Бери, чудак, я чувствую, что базарная часть твоей натуры недоразвита и на рынке ты много не заработаешь, а с гитарой у тебя есть шанс.
Всю дорогу до дома Гена уговаривал Илью, а в Травояниках сам принёс ему гитару.
Илье действительно не хотелось торговать. Да и что он мог выставить на продажу? Грубо размалёванные шкатулки и дешёвую посуду в псевдорусском стиле.
На следующий день он поехал в Рим, выбрал оживлённое место и стал исполнять русские романсы. Прохожие замедляли шаг, некоторые даже останавливались, но ни толпы, ни аплодисментов, ни гонорара не было. Пел он с перерывами почти весь день. После концерта, к нему подошёл нищий и энергично жестикулируя, начал что-то говорить. Илья только развёл руками, показывая, что ничего не понимает, тогда нищий, проспавший всё его выступление, заложил два пальца в рот и изо всей силы подул, но вместо свиста из его беззубого рта вылетели какие-то шипящие звуки пополам со слюной. Самолюбие Ильи было уязвлено, физиономия оплёвана и ему оставалось только утереться и поехать домой. Рассказывать жене о своём фиаско он не стал, а Гена к его провалу отнёсся философски.
— Не расстраивайся, — сказал он, — ты ещё легко отделался. Меня после неудачного выступления зрители вообще ногами били и неизвестно как бы всё закончилось, если бы не профессор Шульман.
— А что он сделал?
— Он сыграл роль народного дружинника и попросил пострадавших пройти в отделение милиции для дачи показаний.
— А они?
— Разбежались как тараканы.
— Зря, — сказал Илья, возвращая гитару.
— Значит, ты не будешь больше петь?
— Нет.
— Тогда приноси своё барахло на рынок, я научу тебя торговать.
— Ген, а может ты у меня оптом всё купишь? Я тебе за полцены продам. Всё равно мне скоро придёт разрешение на Америку.
— Придёт — куплю и не за полцены, а за треть, а завтра приходи на рынок.
— Завтра не могу, мы с Надей в Помпеи едем.
— Приходи, когда отпомпеишься.
* * *Экскурсия была шоком и для Нади и для Ильи. Они увидели цивилизацию, которая ничуть не уступала современной. У жителей города, погибшего от землетрясения два тысячелетия назад, были бани и пекарни, гончарные мастерские и уличное освещение, водопровод и канализация. Около входа в здания в камнях тротуара были проделаны дырки, чтобы можно было привязать лошадей. Помпеяне соорудили прекрасный стадион для традиционных видов спорта и ещё один, для гладиаторов. Строения гармонировали с окружающим ландшафтом и создавали удивительный ансамбль. Уже 2000 лет назад у людей было всё: для нарушителей порядка — тюрьма, а для развлечения законопослушных граждан — театр и публичный дом. У входа в это заведение стояли эротические скульптуры, а внутри на стенах красовались порнографические фрески. Интерьер полностью соответствовал назначению. В каждой комнате посетителей обволакивал дух похоти. Илья и Надя были под таким впечатлением от увиденного, что несмотря на усталость до утра не сомкнули глаз, а на рассвете у них произошла неприятность, с которой Илья и начал письмо брату.
