Василина Орлова - Квартет
Веников угукал, как филин. Соглашался.
Когда дискотечное месилово закончилось и розовый туман рассвета пополз по столичным улицам, утомленные, с мозгами, полными дыма, качающиеся от ветра посетители клуба стали расползаться по домам. Метро еще не открылось, и обреченные, прогулявшие последний стольник здесь же, вынуждены были остаться, подпортить головокружительный драйв неизбежной горечью, которая, говорят, таится всегда на дне стакана.
Народ пообеспеченнее разлетелся кто куда, вскакивая в мимо плывущие такси. Рамзан, к утру трезвый и злой, с больной головой, уехал на собственной машине, а Сергей, счастливый и утомленный, свободный от всего на свете, решил прогуляться. Он шел, загребая комки снега, и ему нравилось смотреть на свои модные ботинки с блестящими носами, он сковыривал коросту льда с края тротуара.
Он вдыхал сигаретный дым, смиксованный с сырым воздухом, и, ему самому казалось, улетал в набухшие с утра небеса, идя по кольцу к Новому Арбату. Любил этот район. Истомленное, словно избитое ночными танцами тело молило об отдыхе, и ему особенно нравилось еще немного оттянуть блаженство. Однако через пятнадцать минут он уже принял решение ехать домой и, прибавив шагу, пошел к Смоленской.
У тяжелой дубовой двери метро на холодном крупнозернистом камне подмостка лежала враскидку полуголая женщина. Будь она бомжихой, прошел бы мимо, но, хоть правое, на котором лежала, плечо да и бок были изгвазданы в жидкой и холодной грязи, она была, видно, какая-то более успешная неудачница. Сергей оглянулся в поиске сердобольной бабульки, мучимой бессонницей, или стража правопорядка.
Никого. Он вошел в метро и направился к будке, где клевала носом утренняя дежурная.
— Слушайте, там у вас женщина валяется.
— Да видела я ее. Пьяная лежит. В шубе.
— Нет, она совсем голая. Прямо в грязи.
— Значит, сняли шубу.
— Хоть милицию надо вызвать.
— Ты ее знаешь, что ль? — проворчала дежурная и с неохотой стала вертеть ручку старого аппарата с красным дулом-рожком.
Сергей думал, он тут для общего антуража висит, а оказывается, работает.
Женщина лежала совершенно без движения и даже, кажется, не дышала. Сергей попробовал ее поднять, но она была такая тяжелая, что он удивился: на вид должна быть в два раза легче. Поискал взглядом, кто мог бы ему помочь.
Увидел дворничих. Замешкался, не знал, как обратиться. «Тетки» — обидятся, «госпожи» — смешно, «гражданки» — странно.
— Вот, поглядите!
— Да, безобразие, — сказала одна, почмокав губами, над которыми виднелись темные усики. — Сорок минут уже валяется, и хоть бы что.
— Упилась вусмерть. Надо же так наклюкаться-то.
— Ходят тут, ходят, пьют до бесчувствия, наблюют, подтирай за ними.
— Да вы что! Она уже сорок минут?
— Сперва так лежала, потом какие-то мужики подошли, шубу сняли.
Матюгаясь, Сергей волоком втащил бессознательный куль в двери метро, где обдувало теплым воздухом, и стал ждать. Он уже ничего не хотел — только развязаться с историей и поскорее залечь, выспаться. Через двадцать минут приехала милиция. Стали шлепать женщину по щекам, пытаясь привести в чувство.
— На морозе по меньшей мере сорок минут пролежала.
— Пьяная?
— Ну, пахнет вином, но не так чтобы очень. Может, сыпанули ей чего в бокал — и готова.
— А вы ее знаете?
— Впервые вижу.
— Да? Тогда откуда такое участие?
— Ну, ё-мое! — И Сергей снова выматерился. — Мимо должен был пройти? Да хватит ее трясти, в больницу надо.
— Пьяная.
— Тогда в вытрезвитель заберите. Не лежать же ей тут.
— А пусть полежит, — сказал тот, кто помоложе, и хохотнул.
Видно, милиционер не успел еще намертво привыкнуть к тому, что каждый день видел, пытался шутить.
— Или ты ее лучше с собой забери, раз так приглянулась.
Старший из группы посмотрел внимательно, и Сергей вдруг заметил, какие старые, усталые, словно пылью припорошенные у милиционера глаза. И веер морщинок, тонких, как паутинки, на висках.
— Сама виновата. Пьют где придется, незнамо с кем. Вот так и попадают бабы. У нас знаешь какой случай был…
— Ну, давайте еще обсудим, почему она напилась.
— Может, она под клофелином. У нас знаешь какой случай был…
— Да помолчи ты, Маринина нашлась, — оборвал старший.
Через полчаса Сергей проводил «скорую». Сунул врачу триста рублей — все, что нашлось в карманах. Записал на всякий случай телефонный номер больницы, куда ее повезли, и оставил свой.
Улицы начали оживляться, самые ранние работники всяких учреждений сновали туда и сюда, цветочницы, позевывая, отпирали киоски, табачница дождалась сменщицы, завертелась первая шаурма, тускло блестели в утреннем свете иномарки.
Сергей бессонными глазами обвел площадь: чего ради он стал возиться с пьяной? Заслонила собой всю славно проведенную ночь. Лишила хороших ощущений. Это надо поправить. Сейчас. Сергей полез в карман, вынул наушники, нащупал кнопку «играть» на черной пластине плеера, надавил.
«Щастье!.. ты-ты-ты-тыц… Щастье!.. ты-ты-ты-тыц…»
СЛИВШИСЬ С ЛИСТВОЙ, со стеблем молодого побега, богомол ждал. Он приподнял переднюю часть сухого тела и воздел к небу передние членистые лапы. Он сейчас сосредоточен. Его голени — зубчатые лезвия передних ног — вжаты в бедра. Задние ноги точно и прочно влиты в трещины древесной коры, крылья плотно прижаты к спине. Вот для чего ему крылья. Они скрывают, размывают, делают несуществующим его длинное, сухое, созданное для боя тело.
Еще и еще раз вокруг него есть лишь изломанный ветрами и временем карагодник, другие кусты, степь, горизонт. Есть медленно встающее, пока еще не раскалившееся огромное солнце над всем. Есть залитое утренним золотом, уходящее в ультрамарин и в глубокую синеву небо.
Выше, то есть еще выше, угадываются бывшие звезды, погасшая пыль Млечного Пути, скрипящая и накренившаяся набок галактика, брошенные в вечности другие миры.
Да зачем работа, если даже деньги — и то не знаешь, на что потратить. Катя спускает все, что к ней приходит, живет в свое удовольствие. Деньги ей прямо руки жгут. И добро бы на что толковое — нет, на всякую дрянь, на сущую мелочь, дешевку она умудряется тратить сотни и сотни долларов. Почему же она несчастна? А в том, что несчастна, Катя не сомневалась.
Впрочем, может, надо просто выспаться. Вместо сна приходится вот сидеть за компьютером и перебирать бумажки. Катя отложила расчетный счет, взяла телефонную трубку и набрала номер.
Замогильным голосом откликнулась Ирина:
— Ты не представляешь, что я изобрела.
— Начало не очень многообещающее, Ир. Я такой зачин уже слышала.
— Нет, на сей раз нечто удивительное. И сколько раз говорить тебе: зови меня Эльза, это имя мне было дано прежде рождения. Слушай. Я знаю способ предсказывать будущее.
— Лучше бы ты изобрела способ предсказывать прошлое.
— Напомни, это ты подарила мне на Новый год ежедневник?
— Ежедневник?
Будущего нет. Пока мы мечтаем о будущем, оно становится прошлым.
— Я мчусь на скорости сто кэмэ в час по Рублевскому шоссе. За рулем Владимир, — прибавила Ирина, трудно сказать зачем. Чтобы Катя не брякнула лишнее, когда-нибудь, при гипотетической встрече? — Но я не о том. Я в ежедневник стала записывать разные разности, просто так, от скуки. Всякие эпизоды. Но знаешь, что я обнаружила? Мы ходили к гуру, Ивану Лаптеву, он все понял. Дело в том, что Владимир — одно из трансцендентальных воплощений Лаптева, вроде как аватара, ипостась, понимаешь? Поэтому мы сейчас выполняем некий урок, а ты, кстати, получила благословение за благодеяние в прошлой жизни.
— Слушай, ты же собиралась ехать послушницей в монастырь. Православный.
— Одно другому не мешает, все дороги ведут наверх в одну точку. — Голос Эльзы звенит и подпрыгивает, как мягкий хлыст, пружинит, вот-вот щелкнет — и послышится смех. — Ты не представляешь…
— Что?
— Первая запись у меня приходится на первое января. Вот как ты думаешь, что было первого января?
Прошлого никогда не было. Разве можно уверенно сказать, что нечто существовало, раз этого больше нет?
— Новый год.
— Для всех людей был обыкновенный Новый год, подумаешь, Новым годом больше или меньше. А у меня первого января открылась аджн-чакра.
— Ну-ну, — сказала Катя, оживляясь.
Надо же. Рублевка, сто кэмэ, сосны, чакры, Владимир. Джип, наверное.
— Вторая запись начинается тринадцатого февраля. Между прочим, пятница. Ну, ты знаешь, что у меня произошло тринадцатого. Лучше не вспоминать.
