Уинстон Грум - Гамп и компания
— А теперь, — говорит Ден, указывая на Саддама Хуйсейна, — давайте доставим этого ублюдка, захватчика Кувейта, в главный штаб.
Начиная с этого момента все кажется одним безмятежным плаванием — по крайней мере пока мы не приближаемся к нашим. Тут Ден говорит, что настала пора «разоблачиться». Он останавливает танк и говорит нам с сержантом Кранцем выбраться наружу, избавиться от иракского флага и соскрести грязь с американского флага на нашем борту. Так мы и сделали. И вот что я вам скажу: первый раз в жизни я соскребал грязь и при этом чувствовал, что чем-то таким занимаюсь. Выяснилось, что это был и последний раз.
Со сплошь ярким и сияющим американским флагом на борту танка мы запросто пробились сквозь американские ряды. По пути нам пришлось проехать сквозь огроменные облака дыма от тех мест, где Саддам Хуйсейн приказал своим людям взорвать кувейтские нехтяные скважины. Это поразило всех нас как гнусная проделка — типа «ни себе, ни людям». Дальше мы спросили у нескольких сотрудников военной полиции, как нам найти штаб генерала Шайскопфа. Как полагается, нашли мы его через пять часов поисков и езды кругами, после чего сержант Кранц заметил, что указывать дорогу — явно не самая сильная сторона сотрудников военной полиции, зато арестовывать людей они большие мастаки. На это Ден откликнулся, что, мол, Гамп тут — «живое доказательство».
Мы с сержантом Кранцем прошли в штаб генерала, чтобы сказать ему, какую славную добычу привезли в нашем танке. Внутри генерал Шайскопф как раз давал большой брифинг для прессы по поводу военных действий за этот день. Все камеры крутились, а все фотоаппараты вспыхивали. Генерал показывал репортерам один эпизод, снятый камерой на носу нашего реактивного истребителя, когда тот сделал пике к мосту и сбросил бомбу, чтобы его взорвать. Впереди от того места, куда упала бомба, виднелся танк, которому чудом удалось улепетнуть на ту сторону, когда мост рухнул.
— Как вы здесь видите, — говорит генерал Шайскопф, указывая на танк своей указкой, — в зеркало заднего вида этой машины смотрит самый счастливый а-раб во всей проклятой а-рабской армии. — При этих его словах все в помещении громко хихикают — кроме, понятное дело, меня и сержанта Кранца. Мы стоим в ужасе, понимая, что на этой пленке именно наш танк сваливает с чертова моста, а в зеркало заднего вида смотрю как раз я!
Но мы никому про это не сказали, потому как это подпортило бы историю генерала Шайскопфа. Мы просто дождались, пока он закончит, а потом сержант Кранц подошел и прошептал ему на ухо несколько слов. У генерала, здоровенного, веселого на вид чувака, тут же сделалась какая-то странная физиономия, и сержант снова зашептал ему на ухо. Тут глаза генерала полезли на лоб, он схватил сержанта Кранца за руку и приказал вести его наружу. Я за ними последовал.
Когда мы добрались до танка, генерал Шайскопф на него забрался и сунул голову в люк. Несколько мгновений спустя он выдернул ее обратно.
— Боже милостивый! — произнес он и снова спрыгнул на землю.
Тем временем Ден подтянулся из люка и устроился на палубе танка, а Сью, тот тоже вылез. Пока мы были в штабе, Ден и Сью связали старину Саддама Хуйсейна по рукам и ногам, а чтобы он больно много не балаболил, вставили ему кляп.
— Не знаю, черт побери, что здесь произошло, — говорит генерал, — но вы, парни, все капитально испортили.
— Чего-чего? — говорит сержант Кранц, на секунду забывая о субординации.
— Вы что, не понимаете, что захват Саддама Хуйсейна противоречит моим приказам?
— Что вы хотите сказать, сэр? — спрашивает Ден. — Он главный враг. Ведь это из-за него мы тут воюем, разве нет?
— Ну-у, э-э, да. Но все приказы приходят ко мне напрямую от президента Соединенных Штатов — Джорджа Герберта Уокера Буша.
— Но, сэр… — начинает сержант Кранц.
— В данных мне приказах, — говорит генерал, вроде как озираясь по сторонам и убеждаясь, что нас никто не подслушивает, — особо указывалось на то, чтобы не захватывать в плен того мудозвона, которого вы заполучили в свой танк. Что же вы теперь наделали? Вы что, хотите подставить мою жопу под пращу самого президента?
— Что ж, генерал, — говорит Ден, — насчет этого мы сожалеем. Мы не знали. Но я что хочу сказать. Ведь мы все-таки его заполучили, разве нет? То есть, что нам теперь с ним делать?
— Везти назад, — говорит генерал.
— ВЕЗТИ НАЗАД? — заорали мы хором.
Генерал Шайскопф тут же машет руками, чтобы мы так не орали.
— Но, сэр, — говорит сержант Кранц, — вы должны понять, что мы были на волосок от смерти, пытаясь его сюда привезти. Не так просто быть единственным американским танком в Багдаде в самый разгар войны.
— Вот что, парни, — говорит генерал. — Я знаю, что вы чувствуете, но приказ есть приказ, и я вам приказываю: везите его туда, откуда взяли.
— Но, сэр, — говорю я, — может, мы просто оставим его в пустыне, и пусть он там сам домой добирается?
— Как бы мне этого ни хотелось, это было бы негуманно, — благочестивым тоном произносит генерал Шайскопф. — Хотя скажу вам так: просто доставьте его в пределы четырех-пяти миль от Багдада, чтобы он сам смог его увидеть, а потом отпускайте.
— ЧЕТЫРЕХ-ПЯТИ МИЛЬ? — снова заорали мы хором.
Но, как уже было сказано, приказ есть приказ.
В общем, заправились мы, раздобыли кое-какой еды в палатке-столовой, а затем залезли в танк и собрались в обратную поездку. К тому времени уже наступала ночь, но мы прикинули, что по крайней мере будет не так жарко. Сержант Кранц притащил Саддаму Хуйсейну огроменную тарелку жирных свиных отбивных, но тот сказал, что ему насрать на такую еду, а потому, голодные или нет, мы пустились в дорогу.
В пустыне было теперь очень живописно, и из-за всех тех горящих нехтяных скважин она чем-то напоминала стадион. Несмотря ни на что, мы провели чертовски славное время, вместе прикидывая, как нам лучше объезжать весь этот хлам, оставленный целой проклятой а-рабской армией. Похоже, когда она захватила Кувейт, она также захватила кое-какие вещички кувейтских граждан — типа их мебели, «мерседесов» и тому подобного. Когда же она в такой спешке бежала, то не позаботилась все это барахло с собой прихватить.
Обратная поездка к Багдаду на самом деле выходила вроде как скучной. Тогда я вынул кляп изо рта Саддама Хуйсейна, чтобы посмотреть, что он нам скажет, и, может, как-то развеяться. Когда я сказал ему, что мы везем его домой, он снова стал плакать, орать и молиться, потому как решил, что мы врем и что на самом деле мы собрались его убить. Но в конечном итоге мы его угомонили, и он начал нам верить, хотя так и не смог понять, почему мы это делаем. Лейтенант Ден сказал ему, что это вроде как «жест доброй воли».
Я вмешался и сказал Саддаму, что дружил с иранским аятоллой и что один раз мы с ним даже кое-какое дельце провернули.
— Этот старпер, — говорит Саддам, — причинил мне массу бед. Надеюсь, он поджаривается в аду и всю остальную вечность будет жрать требуху и рубленые свиные ножки.
— Вижу в вас человека великого христианского милосердия, — говорит лейтенант Ден.
На это Саддам никак не откликнулся.
Очень скоро мы уже могли видеть вдалеке огни Багдада. Ден сбавил скорость, чтобы танк производил меньше шума.
— Осталось миль пять, как я прикидываю, — говорит Ден.
— Ни хрена собачьего, — говорит Саддам. — Там скорее семь или восемь.
— Такова уж твоя горькая доля, браток. Нам надо другим говном заниматься, а потому доедешь ты только досюда.
С этими словами Дена мы с сержантом Кранцем вынули Саддама из танка. Затем сержант Кранц заставил Саддама снять с себя всю одежду, кроме ботинок и красного берета. Дальше он указывает ему на Багдад.
— Вперед, говно дегенеративное, — говорит сержант Кранц и от души дает старине Саддаму под зад. Когда мы в последний раз его видели, он трусил по пустыне, пытаясь прикрыться сразу и спереди, и сзади.
Теперь мы направляемся обратно в Кувейт, и все вроде бы идет более-менее гладко. Хотя я скучаю по малышу Форресту, по крайней мере я теперь снова с лейтенантом Деном и Сью. А кроме того, как я прикидываю, срок моей службы уже почти закончился.
Внутри танка царит почти угольно-черная тьма, и не слышно никаких звуков, если не считать шума мотора. Еще приборная панель попыхивает тускло-красным во мраке.
— Ну вот, Форрест, как я прикидываю, мы и увидели нашу последнюю войну, — говорит Ден.
— Хотелось бы, — говорю.
— Война — не очень приятная вещь, — продолжает он. — Но когда приходит время на ней воевать, идти туда должны именно мы. В мирное время мы говно копаем, но в военное: «Марш вперед, труба зовет…» Спасители отечества и всякая такая ерунда.
— Может, это верно для тебя и сержанта Кранца, — говорю, — но для нас со Сью это не так. Мы народ мирный.
