Рышард Капущинский - Путешествия с Геродотом
Фемистокл был избран предводителем[29] Афин. Это происходит в трудное время, в напряженной атмосфере, так как стало известно, что Ксеркс готовится напасть на город. В этот самый момент Афины получают много денег с лаврийского серебряного рудника. Популисты и демагоги сразу почуяли, откуда ветер дует, и бросили лозунг: «раздать всем поровну»! Наконец у каждого что-то появится, наконец все будут довольны.
Но Фемистокл не теряет самообладания и решимости: «Афиняне, — говорит он, — опомнитесь! Над нами нависла смертельная угроза. Единственное спасение не в том, чтобы раздать деньги, а в том, чтобы на них построить сильный флот, который сдержит персидскую агрессию!»
Картину этой великой войны древности Геродот воссоздает по принципу контраста. С Востока надвигается громадный, мощный вал: находящаяся в железных руках царя-властелина, царя-бога слепая верноподданническая сила. С другой стороны — раздробленный, раздираемый противоречиями, полный внутренних конфликтов, споров и антипатий греческий мир, мир племен и независимых полисов, у которых нет даже единого, общего государства. Во главе этой разношерстной стихии выступают два центра — Афины и Спарта, а сложные отношения и расстановка сил между ними определят ось всей истории древней Греции.
В этой войне противостоят два человека. Молодой, с сильным ощущением своей абсолютной власти Ксеркс — и Фемистокл, постарше, убежденный в своей правоте, смелый в мыслях и делах. Их положение несравнимо: Ксеркс правит, отдает приказы, Фемистокл же, прежде чем отдать приказание, должен получить согласие лишь номинально подчиненных ему вождей и одобрение всего народа. Каждого из них мы видим в разных ролях: один стоит во главе надвигающейся, словно лавина, армии, торопящейся одержать окончательную победу, второй лишь primus inter pares, время уходит у него на уговоры, аргументацию и дискуссии с беспрестанно митингующими и препирающимися по любому поводу греками.
У персов нет сомнений, их единственная мысль: лишь бы царь был доволен. Они точно русские солдаты из стихотворения Мицкевича «Редут Ордона»:
Несметное войско валом валит, владыку боготворя.
Пусть жизнь отдадим, но развеселим грозного царя.
А вот натура греков раздвоена: с одной стороны, они привязаны к своим малым родинам, своим мини-государствам, у каждого из которых есть свои интересы и собственные амбиции, а с другой — их объединяют общий язык и боги, а также смутное, но порой с новой силой оживающее чувство более широкого, панэллинского патриотизма.
Война идет на двух фронтах: на суше и на море. На суше, после взятия Фермопил, персы долгое время не встречают сопротивления. А вот их флот то и дело оказывается в драматичной ситуации. Прежде всего, он несет большие потери из-за бурь и штормов. Резкие порывы ветра бросают персидские суда на прибрежные скаты. Здесь они рассыпаются в щепки, а экипажи тонут.
И поначалу греческий флот представляет для персов опасность даже меньшую, чем бури. Кораблей у персов в несколько раз больше, и этот перевес оказывает влияние на моральное состояние греков: они то и дело впадают в панику, теряют присутствие духа и думают о бегстве. Их вообще трудно назвать прирожденными задирами. Война — не их стезя. Если есть шанс избежать столкновения, они обязательно им воспользуются. Случалось даже, что, желая избежать стычки, они предпочитали убраться на край света. Разве что им противостоит другой грек вот тогда они сражаются яростно.
Так и теперь: под напором персов греческий флот отступает и отступает. Фемистокл, его командующий, где может и сколько может пытается приостановить отступление. «Держитесь, — призывает он, — старайтесь не сдавать позиции!» Иногда его слушаются, но не всегда. Отступление продолжается, и в конце концов греческие суда находят укрытие в расположенном недалеко от Афин Саламинском заливе[30]. Здесь греческие капитаны чувствуют себя в безопасности. Вход в залив такой узкий, что перс со своим громадным флотом сто раз подумает, прежде чем решится войти в него.
Вот Ксеркс и думает; Фемистокл, впрочем, тоже. Ксеркс думает: входить или не входить? Фемистокл думает: заманю Ксеркса в заливчик, его площадь так мала, что численное преимущество использовать невозможно, а значит, у меня есть шанс выиграть. Ксеркс думает: я выиграю, сев на морском берегу на троне — персы увидят, что царь смотрит на них, и будут сражаться как львы! Фемистокл еще не знает, о чем думает Ксеркс, и чтобы заманить персов в залив, прибегает к хитрости: посылает на лодке человека в стан персов, наказав ему, что тот должен передать. Звали этого человека Сикинн, и был он слугой и учителем детей Фемистокла<…> Прибыв на лодке к военачальникам варваров, Сикинн сказал вот что: «Послал меня военачальник афинян тайно от прочих греков (он на стороне Ксеркса и желает победы скорее вам, чем грекам) сказать вам, что греки объяты страхом и думают бежать. Ныне у вас прекрасная возможность совершить величайший подвиг, если вы не допустите их бегства. Ведь среди греков нет единства, и они не окажут сопротивления: вы увидите, как станут сражаться между собою те, кто в их стане на вашей стороне, и те, кто против». После этого Сикинн тотчас же возвратился назад.
Фемистокл оказался хорошим психологом. Он знал, что Ксеркс, как каждый властитель, человек тщеславный и что слава ослепляет его, отнимает способность разумно мыслить. Так случилось и на этот раз. Вместо того чтобы подальше держаться от ловушки, какую для большого флота представляет маленький залив, Ксеркс, ободренный к тому же донесением о распрях между греками, отдает приказ войти в Саламинский залив и тем самым закрыть им пути к отступлению. Персы совершают этот маневр ночью, под покровом темноты.
В ту же ночь, когда персы скрытно и тихо приблизились к заливу, среди ни о чем не догадывавшихся греков разгорается очередной спор: Между тем военачальники греков под Саламином продолжали жаркий спор, не зная еще, что варварские корабли уже окружили их. Они думали, что враги стоят еще на прежнем месте, где они видели их днем.
Когда они узнают о подходе персов, то поначалу не могут поверить в это, но в конце концов принимают весть и, подгоняемые Фемистоклом, готовятся к битве.
Битва начинается на заре, так что Ксеркс, сидящий на троне у подножья горного массива Эгалеос, что напротив Саламинского залива, может наблюдать за ее ходом. Всякий раз, видя, что кто-нибудь из его людей отличился в сражении, он спрашивает имя смельчака, и писцы записывают имя начальника корабля с прибавлением имени отца и названия его родного города. Ксеркс верит в свою победу и хочет потом наградить ее героев.
Многочисленные описания битв, какие мы находим в литературе всех времен, имеют одну общую черту: они дают картину большого хаоса, страшного замешательства и космических масштабов суматохи. Даже прекрасно подготовленный строй в момент фронтального столкновения превращается в беспорядочную окровавленную толпу, в которой трудно найти концы и которой трудно управлять. Одни спешат убить других, а те смотрят, как бы увернуться или хотя бы смягчить направленный на них удар, и все тонет в крике, стонах, скрежете, гаме и дыме.
Так же было и у Саламина. Если противоборству двух человек присуща определенная ловкость и даже грация, то залив, где происходило столкновение двух флотилий, состоящих из деревянных кораблей и приводимых в движение тысячами весел, должен был напоминать большой сосуд, наполненный сотнями вяло ползающих, неуклюже взбирающихся на стенки и беспорядочно переплетенных крабов. Судно билось о судно, одно переворачивалось, другое со всей командой шло на дно, третье пыталось сдать назад; где-то несколько намертво сцепившихся кораблей трепали друг друга; кто-то пытался развернуться, ускользнуть из залива; во всеобщей неразберихе греки нападали на греков, персы — на персов, пока наконец, после нескольких часов морского ада, эти последние не решили, что проиграли, и не пустились на уцелевших кораблях в бегство.
Как реагирует Ксеркс на поражение? Его охватил великий испуг. Первым делом он отсылает в Персию своих сыновей, которые сопровождали его в походе. В качестве опекуна он посылает с сыновьями Гермотима родом из Педаса, главного царского евнуха.
Судьба этого человека заинтересовала Геродота, и он расписывает ее в деталях: [Гермотим] отомстил за нанесенную ему обиду самой страшной местью, которую я только знаю. Гермотим был взят в плен врагами и выставлен на продажу в рабство. Купил его хиосец Панионий, который зарабатывал себе на жизнь постыднейшим ремеслом: он покупал красивых мальчиков, оскоплял их, приводил в Сарды или в Эфес на рынок и там продавал за большие деньги. У варваров же евнухи ценятся дороже, чем неоскопленные люди из-за их полной надежности во всех делах. Панионий оскопил уже много других мальчиков, так как этим ремеслом он жил, и, между прочим, и этого Гермотима. Впрочем, Гермотим не во всем был несчастлив: из Сард вместе с прочими дарами он прибыл к царю и спустя некоторое время достиг у Ксеркса наивысшего почета среди всех евнухов.
