Элиот Шрефер - Тусовка класса «Люкс»
Под «Стратегиями и навыками» лежал настоящий СЭТ. Края брошюры были коричневые, как хлебная корка. Ной осторожно ее открыл и увидел дату: 1971 год. Каким-то образом тест добрался до Тираны, и Олена раскрывала его бесконечное множество раз. В тех местах, где должны были вписываться вычисления, бумага стала тонкой и мягкой. Каждую задачу она решала снова и снова, всякий раз аккуратно стирая ластиком предыдущее решение. Текстовые задания были усыпаны пометками, отсылками к прежде прочитанному. В разделе аналогий возле каждого слова было выписано: «Второе и третье словарные значения». Рядом с «радуга: цвет» она написала мелкими печатными буквами: «Возможно, речь идет о третьем значении слова „цвет“: „эмоциональный фон“, а не просто „оттенок“?»
Ключей к брошюре не было, и Олене приходилось постоянно бороться с сомнениями. Она писала ответы, потом стирала их, потом снова писала и снова стирала. Ной пробежал глазами одну страничку из математики и одну – из текстовых заданий. Все сложные задания она решила правильно, однако при решении задач средней сложности она сочла их более трудными, чем они были на самом деле, и оттого во многих допустила ошибки. Текстовые задания давались ей хуже: зная почти все слова, она умудрялась предложить в качестве ответа самые невероятные варианты. Писала она примерно следующее:
Преподаватель попросил учеников приложить больше стараний при подготовке к предстоящему тесту, поскольку результаты последней проверочной работы были крайне неудовлетворительными.
A. – прилежно
Б. – умеренно
B. – апатично
Г. – традиционно
Д. – равномерно
В качестве ответа она вписала «традиционно»: «Если результаты последней проверки были, как указано, низкими, значит, обычно результаты бывали выше и преподаватель хочет, чтоб его ученики показали то, на что они в принципе способны, – поэтому „традиционно“. Это лучше, чем заведомо неправильное „приемлемо“ – чересчур очевидно».
Ной оставил тумбочку в том виде, в каком ее нашел, и уселся на стол в гостиной. Он посмотрел в окно: было ясное утро, несколько ребятишек болтали о чем-то, прислонившись к стене заброшенного здания. Он думал об Олене, сначала о ее язвительной и такой сексуальной манере поведения, потом – об изгибе спины, потом о том, что бы он ей посоветовал, будь она его ученицей. СЭТ был честным и точным тестом: очень способные учащиеся выполняли его очень хорошо, менее способные – хуже. Были, однако, и исключения: те, кто имел тот же склад ума, что у Ноя, – напористый, быстрый, интуитивный, – сдавали СЭТ без проблем; те же, кто, как Олена, привык обдумывать все основательно, до деталей, приходить к правильному решению окольными путями и делать выбор с учетом специфики всего окружающего мира, эти глубокие мыслители, как правило, не умели сориентироваться. Они яростно строчили ответы и без конца стирали написанное, время проходило, а у них зачастую была готова лишь половина заданий.
Когда такие ученики были детьми людей состоятельных, а Ной только с такими и имел дело, проблема не была особенно острой. Они писали целую кучу психологических тестов, за которые их родители выкладывали кругленькую сумму, и получали справку о том, что им необходимо добавочное время. Так, примерно половина учеников Ноя это добавочное время имела. В масштабах всей страны их, должно быть, было процента два. С помощью добавочного времени и интенсивной подготовки таким учащимся удавалось выдать результат, который более-менее верно отражал их способности. Но те абстрактные мыслители, которые были лишены таких возможностей, выполняли тест за обычное время и едва успевали обдумать половину заданий. Талантливые ребята или в конечном итоге попадали в какой-нибудь непритязательный колледж – или не попадали в него вовсе. Судя по всему, Олена входила именно в эту категорию. Балл за математику у нее был довольно значительным – что-то около 610, и мог бы быть намного выше, если бы она перестала все усложнять, но балл за текстовые задания был, вероятно, не выше 450-460. О ее орфографии он мог только догадываться – она занималась со старым СЭТом, куда еще не входили ни грамматика, ни сочинение. Таким образом, у нее выходило около 1100, что было выше средненационального уровня, но не Давало ей шанса попасть в сколько-нибудь престижный вуз.
Ной доел хлеб, подобрал крошки и отправил их в Рот. Он принял душ и постарался не думать больше об Олене, а думать о тех учениках, которые давали ему возможность расплатиться с долгами. Выбравшись из ванны, он пригладил волосы, потом надел рубашку и единственную свою пару дорогих слаксов и поехал в Верхний Ист-Сайд. Однако мысли его оставались в Гарлеме.
***Консьержи в доме 701 на Парк-авеню были отчего-то возбуждены. Обычно они и ухом не вели, когда приходил Ной, оказывали ему не больше знаков внимания, чем если б он был одним из них. Ноя только радовала их дружелюбная фамильярность, но сегодня они были чем-то встревожены и проводили Ноя наверх так официально, словно видели его в первый раз. Ной поблагодарил их, смущенный и немного уязвленный их чопорностью. В чем причина такого прохладного к нему отношения, он понял, едва вышел из лифта и постучал в массивную дверь Тейеров. Тот, кто стоял за нею, был предположительно сам мистер Тейер.
– Здравствуйте, – сказал он, загораживая проход, – чем могу?
Он был высокий, плотный, мускулистый – прямо масса сплетенных жил в элегантной рубашке и полосатых брюках. Он молча смотрел на Ноя поверх своего длинного носа.
– Вы, должно быть, мистер Тейер, – сказал Ной, протягивая руку.
Мистер Тейер не обратил на нее никакого внимания, продолжая свои попытки продеть во французский манжет серебряную запонку.
– Да, это я. Но вы до сих пор не представились.
Ной опустил руку.
– Прошу прощения. Ной. Я репетитор ваших детей.
– Вот как? И по какому же предмету?
Мистер Тейер откинул голову и с любопытством посмотрел на Ноя. На губах его играла легкая улыбка, словно он только что раскрыл «Тайме» и нашел там кое-что для себя интересное.
– Я готовил Дилана к письменной части, а Таскани – к Эн-ШВЭ, а сейчас занимаюсь с ней, чтоб она не отстала от школьной программы.
– Ах да! Ной.
Мистер Тейер прищурился, продел в манжету серебряную планочку и протянул руку. Взгляд его оставался все таким же бдительным; Ной был совершенно уверен, что он так и не выяснил для себя, кто такой этот репетитор. Ной подал руку и дал ее несколько раз энергично встряхнуть. Ладонь у мистера Тейера была сухая и жесткая, Ной ощутил все ее выпуклости.
– Простите, что не могу задержаться и поговорить с вами о Таскани и Дилане, но у меня через пару часов самолет. Все же было бы любопытно узнать, как их успехи.
– Ну, я не могу сказать…
– Не хотите ли апельсинового сока, или, может, печенье, или чего-нибудь еще? Фуэн, я полагаю, на кухне.
– Нет-нет, ничего не нужно. Я только хотел сказать, что уже не занимаюсь с Диланом. А Таскани делает большие успехи.
– Да, она справилась блестяще, когда поступала. Хорошая работа. Что касается Дилана, я очень надеюсь, что он перевалит за две двести. Если этого не случится, признаться, я буду огорчен. Если же вы справитесь – что ж, мои поздравления.
Говоря «мои поздравления», он показывает сжатый кулак, словно политик во время общения с избирателями.
Либо мистер Тейер был совершенно не в курсе дела, либо Дилана по-прежнему готовили к СЭТу, только уже без Ноя. Он вспомнил слова Кэмерон о том, что к Дилану по-прежнему ходит репетитор. Ной мысленно наметил себе найти способ выяснить подробности у Таскани. Он не мог позволить себе думать об этом, разговаривая с мистером Тейером.
– Я подготавливаю путешествие для Таскани. На следующей неделе, – сказал Ной.
– Прекрасно, – отозвался мистер Тейер. Он взял портфель и перекинул через локоть пиджак. – Я улетаю в Лондон. Компания, которую я запускаю, устраивает презентацию.
– Мои поздравления. – Ной отступил в сторону, давая пройти устремившемуся к двери доктору Тейеру.
– Пустяки, – ответил тот, – спустя какое-то время это уже надоедает. Побеседуем, когда я вернусь, хорошо?
Он говорил с ним как с ровней, как если бы Ной был не репетитором, а гендиректором или председателем или на худой конец членом совета директоров. Это «побеседуем», возможно, значило в коммуникационной системе мистера Тейера то же, что у других людей «до свидания». Ной кивнул, ему импонировало такое обращение. Дверь захлопнулась.
***– Ну что, Таскани, я познакомился с твоим отцом, – объявил Ной посреди занятия. Таскани отодвинула стул и начала чистить ногти и ощупывать бедра – верный признак того, что пора сделать перерыв.
– С моим отцом! – скривилась Таскани. – Дейл был здесь?
– Похоже, что так. Я разговаривал с ним возле входной двери.
