Ирвин Шоу - Растревоженный эфир
— Ничего он не делал, — торопливо вмешался Покорны. — Мистер Арчер — мой добрый друг. Не счел нужным приехать сюда, чтобы объяснить…
— Что он объяснил? — Миссис Покорны не потрудилась изгнать из голоса нотки сомнения и подозрительности. Она стояла — огромная, широкоплечая, уродливая — у дальней стены. Ноздри злобно раздувались, рот, жесткий, как у сержанта полиции, превратился в узкую полоску.
— Миссис Покорны, — начал Арчер, — я приехал, чтобы попытаться помочь Манфреду…
— Как? Уволив его? — Миссис Покорны невесело рассмеялась. — Так вы помогаете людям?
— Это не его вина, — вступился за Арчера Покорны. — Ему приходится выполнять приказы. Он мой друг.
Арчер осознавал, что слово «друг» являлось для Покорны талисманом и он хватался за него, как ребенок, ложась в кровать, хватается за плюшевую игрушку.
— Если он друг, почему не может оставить тебя в программе? Он тебе это объяснил?
— Это ему не под силу. — Покорны наконец-то поднял голову. — Иммиграционная служба снова взялась за меня. Он меня предупредил.
— Ага… — Широкое лицо миссис Покорны перекосила гримаса презрения, когда она повернулась к Арчеру. — Они поручили эту грязную работу вам. Вы — их инструмент.
— Послушай, Диана, негоже так говорить с мистером Арчером.
Миссис Покорны шагнула к гостю, не обращая внимания на мужа.
— Твоему другу не приходила в голову мысль побороться за тебя, не так ли? Его дружба не заходит столь далеко. Он не шевельнет и пальцем, чтобы предотвратить твою высылку в страну, где твои родители приняли мученическую смерть?
— Я видел от него только добро, Диана, — бормотал Покорны. — Он очень хороший человек, очень честный и прямой.
— Я в это поверю, — миссис Покорны сверлила взглядом Apчepa, — если он что-нибудь для тебя сделает.
— Я не знаю, что могу сделать, — ответил Арчер. Он словно взирал на происходящее со стороны, не испытывая никаких эмоций, не принимая в действе никакого участия. Он видел, что миссис Покорны обладает редким даром убивать остатки сочувствия. — Все это очень сложно.
— Сложно! — фыркнула миссис Покорны. — Такие люди, как вы, всегда найдут повод отойти в сторонку. Знаю я вашего брата, мистер Арчер. Прикидываетесь, что хотите помочь, кажетесь честными и верными, но всегда находите способ вильнуть хвостом, стоит вам почувствовать, что пахнет жареным. Я все о вас знаю. Ни на что не годные слабаки, всегда готовые поззолить боссам использовать вас. Вы с лихвой отрабатываете свое жалованье: лижете им сапоги, бросаетесь на пол, чтобы они вытерли о вас ноги. А теперь боссы хотят выгнать из страны творческих людей, хотят заткнуть рот тем, кого невозможно выгнать, и вы — первые, кого они выбирают для этой грязной работы… — Она величественно повернулась к Покорны и простерла руку в сторону Арчера. — Такой вот у тебя хороший друг, этот мистер Арчер.
— Миссис Покорны, — риторика дамы нисколько не тронула Арчера, — если вы сойдете с первой страницы «Дейли уоркер», возможно, мы сможем поговорить по существу.
— Пожалуйста, Диана… — Покорны встал, коснулся локтя жены, которая вновь повернулась лицом к Арчеру. Она резко сбросила руку композитора.
— Что еще я могла от вас услышать? — вопросила она. — Ничего другого я и не ожидала. Одно слово правды — и вы прибегаете к своему стандартному аргументу: «Красные! Красные!»
— Не так громко, пожалуйста, — прошептал Покорны, испуганно оглядываясь, словно боялся, что сквозь стены полезут секретные агенты. — Пожалуйста, не обязательно так кричать…
— Бесполезно. — Миссис Покорны еще повысила голос. — Иной раз я тешу себя напрасными надеждами… Ну вот, думаю я, наконец-то умные люди вроде вас сообразят, что к чему, станут ответственными гражданами, способными принимать необходимые решения. Но вы не выдерживаете проверки жизнью, и я понимаю, что вновь мои надежды были напрасными. Пользы от вас ноль. Вы тяжелой гирей висите на будущем страны. И в конце концов всегда оказываетесь в лагере врага. Поэтому в итоге нам не останется ничего другого, как уничтожить и вас, и всех вам подобных, весь ваш класс.
— Диана… — пробормотал Покорны.
— Вырезать! — выкрикнула она. — Только хирургия! Никакой терапии!
— Диана! — Покорны схватил ее за руку, тряхнул. — Ты не понимаешь, что говоришь. Такого вообще говорить нельзя. Это неправильно. Это…
— А ты… — Миссис Покорны повернулась к мужу, ее взгляд переполняло презрение. — Ты иди в постель. Ты болен. Ты не способен даже вытереть себе нос. Если я позволю, ты будешь целовать сапог, который дал тебе пинка. Ты разочаровываешь меня. Я слушаю твою музыку и думаю, что ты великий человек. А потом я слушаю, что ты говоришь, и не понимаю, откуда берется такая музыка. Ты не человек. Ты червь. И самое ужасное состоит в том, что ты хочешь быть червем.
— Диана, дорогая… — В голосе Покорны слышался упрек, но он послушно пятился к двери спальни.
— Я иду спать. — Миссис Покорны направилась к той же двери. — И скажи этому человеку, что я больше не хочу видеть его в моем доме.
Она открыла дверь, перешагнула порог и захлопнула дверь за собой.
На несколько мгновений в гостиной повисла тяжелая тишина. Покорны теребил полотенце. Арчер рассеянно потер лысину. Бедный Покорны, подумал он, этот человек оказался между молотом и наковальней. На линии огня батарей всех армий. И каждое орудие наведено на позицию, удерживать которую у него нет ни малейшего желания.
— Что ж, Манфред. — Арчер подошел к композитору, похлопал его по плечу. От Покорны пахло луком и потом. — Я, пожалуй, пойду.
— Да. — Покорны смущенно поднял на него глаза. — Вы уж извините, что так вышло. Диана…
— Да ладно. — Арчер направился к выходу. Покорны засеменил следом.
— Я говорил вам о ней. Она фанатичка. У нее очень сильная воля, и от своих убеждений она никогда не отступит.
Арчер не мог не усмехнуться. Но он отвернулся от Покорны, чтобы тот ничего не заметил.
— Однако в ней есть и другая сторона, — продолжал композитор. — Она меня любит. Я не знаю более нежной женщины, чем Диана…
Естественно, перед мысленным взором Арчера возникла лежащая в постели чета Покорны. Пухлый недомерок-мужчина и женщина-дредноут с могучими руками… Это просто невозможно, одернул себя Арчер, нельзя об этом и думать.
— Она очень верная, — развивал свою мысль Покорны. — И очень тонко чувствует музыку. Она вернула мне самоуважение.
Просто удивительно, думал Арчер, какие слова находят люди, чтобы описывать случившееся с ними.
Покорны суетился вокруг Арчера, помог ему надеть пальто.
— Мистер Арчер, я хочу вас поблагодарить. За ваши хлопоты. За то, что навестили меня. Сказали мне правду. Как бы все ни обернулось, я это запомню.
Арчер вздохнул.
— Откровенно говоря, Манфред, — он посмотрел на композитора, — я не знаю, что мне удастся сделать. Если появится хоть какая-то надежда, я обязательно позвоню.
— Не волнуйтесь обо мне. Пожалуйста. — Покорны открыл ящик комода, достал оттуда пакет. — Я хочу сделать вам подарок, мистер Арчер. — Он застенчиво протянул пакет режиссеру. — Концерт для струнного квартета. Пластинка. Вышла две недели назад. Единственное мое произведение, записанное на пластинку в этой стране. Как-нибудь… когда у вас не будет никаких дел… вы можете ее прослушать.
— Спасибо, Манфред. Я очень тронут…
Покорны замахал руками.
— Эта очень маленькая вещица. Пустячок. Но мне будет приятно думать о том, как вы сидите в своем кабинете в Нью-Йорке и слушаете мою музыку. Поставьте пластинку на проигрыватель вечером, когда начнет темнеть. Ее особенно хорошо слушать именно в это время дня.
Они пожали друг другу руки, и Арчер вышел. Спускаясь по лестнице, он обернулся и увидел, что Покорны стоит в проеме открытой двери в ореоле спутанных седых волос, подсвеченных горящей в прихожей лампой.
На улице Арчер взглянул на часы. Не так уж и поздно, подумал он, можно еще успеть сходить с Китти в кино. На последний сеанс.
Глава 13
Весь день репетиции шли через пень-колоду. Сценарий оказался скучным и безжизненным, а Барбанте, который обычно вносил спасительные коррективы, на этот раз не проявлял никакой инициативы, вновь и вновь зевая во весь рот, словно всю ночь не спал. А если он и предлагал какие-то реплики, то, по мнению Арчера, они уступали уже имеющимся. Девушка, которую выбрали на роль, ранее исполняемую Френсис Матеруэлл, говорила воркующим голосом инженю, обволакивающим и приторно-сладким, и Арчер решил никогда больше не приглашать ее в передачу. Элис Уэллер нервничала и запаздывала со своими репликами. На последней репетиции она пропустила целую страницу, и Арчеру пришлось начинать все сначала. Атлас нарочито тянул слова и всякий раз саркастически поглядывал на Арчера, словно ждал, когда же тот начнет возмущаться. Лишь Вик Эррес, казалось, не замечал нервной атмосферы. Выглядел он очень уставшим, но играл, как обычно, спокойно, профессионально, наполняя эпизоды правдой жизни. Приехал он уже после полудня, прямо из аэропорта, и Арчер успел перекинуться с ним лишь несколькими словами. Матери Вика полегчало, кризис миновал, и врачи надеялись на выздоровление.
