Алиса Бяльская - Легкая корона
КИНО
Шел Московский кинофестиваль. У меня был абонемент в Лужники, но там обычно показывали только коммерческое кино, которое Громов не любил. Его интересовали только серьезные фильмы больших режиссеров. Мне же очень хотелось сходить куда-нибудь вместе.
В «Горизонте» показывали «Змеиное яйцо» Бергмана, фильм, о котором многие слышали, но мало кто видел. Мы пошли втроем: Громов, Эрнест Шустов и я. В кассе билетов, конечно, не было, и Громов отправился стрелять лишние у публики. Один билетик удалось приобрести очень быстро, Сережа отдал его мне и продолжил поиски. Шустов в это время сидел на лавочке, курил и спокойно ждал, чем все кончится.
В толпе перед кинотеатром я увидела отца, тот подошел ко мне.
— Привет, а что ты не сказала, что собираешься в «Горизонт»? Пошли бы вместе. У тебя есть билет? — спросил он.
— За меня не беспокойся, я не одна, — ответила я.
Увидев приближающегося Громова, отец коротко кивнул ему и ушел.
— Вот, купил еще один. Так ты с отцом? — спросил Громов.
— Вовсе нет, я и не знала, что он придет, — ответила я, — ну, пошли, что ли, скоро уже начнется. Билеты у нас есть.
— У Эрнеста нет билета, надо ему тоже купить.
— Да? Он что-то не чешется. Он, вообще-то, большой мальчик, может сам о себе позаботиться.
Громов вместо ответа отвернулся и начал опять ловить лишний билет. Я села на лавочку и закурила. Ко мне подошел Шустов, стрельнул сигарету.
— Это был твой отец? — лениво растягивая слова, спросил он.
— Да.
— Похож на гусара.
— Отец в самом деле красивый мужчина, — я пожала плечами.
— Я не в этом смысле, хотя да, красив, даже шикарен.
— А в каком тогда смысле? — я насупилась. Вечно этот Шустов какую-нибудь гадость тебе ввернет под видом комплимента.
— Ну, сразу видно — бретер.
Ладно «бретер» — это было еще не так плохо. Я улыбнулась.
— Ты не хочешь пойти себе билет поискать, Эрнест? А то останешься снаружи куковать, у нас-то с Сережей билеты уже есть.
— Игрок, гуляка и любит молоденьких девочек, лет пятнадцати. Интересный тип твой папа.
— Иди ты на хуй, Эрнест! Смотри, как он бы тебе твои зубы гнилые не вышиб! — я вскочила со скамейки.
— Ой, защитница! — покатился со смеху Шустов. — Извини, что задел твои дочерние чувства. Уф, до чего же ты вульгарна. И эта твоя агрессивность такая отталкивающая.
Он тоже поднялся со скамейки, мы стояли напротив друг друга и обменивались презрительными взглядами. Меня от него воротило. К нам подошел Громов.
— Все. Сеанс уже начался, а билета я не нашел. Значит, втроем пройти не получится. Алиса, дай тот билет, который я тебе вначале дал.
Я, ничего не подозревая, спокойно отдала ему билет.
— Ладно, мы с Эрнестом пошли. Увидимся внутри.
И они ушли, оставив меня стоять одну на опустевшей площади перед кинотеатром. Я настолько не ожидала ничего подобного, что все мысли вылетели у меня из головы. Я чувствовала себя абсолютно опустошенной, оплеванной и жалкой. От осознания собственного бессилия у меня брызнули слезы из глаз. Я не могла купить билет, у входа не осталось никого, кроме таких же безбилетников, а пройти в одиночку мимо контролеров, да еще в таком подавленном состоянии, не стоило и думать. Вдруг ко мне подошел отец. Он был белый, на скулах ходили желваки.
— В чем дело, почему ты одна? — отрывисто спросил он.
— У меня нет билета.
— Я ведь спросил, есть ли у тебя билет. Вот, ВОЗЬМИ мой и иди.
— А как же ты?
— Я пройду как-нибудь, это не твоя забота. Подожди меня в фойе, если не дождешься, иди в зал. Я все равно этот фильм уже видел. На, и не плачь, — он сунул мне платок.
Я вошла, и буквально следом за мной вошел отец. Он всегда попадал туда, куда хотел. Вместо того чтобы сразу идти в зал, отец повел меня к буфету и купил две рюмки коньяка, мне и себе.
— На, выпей и успокойся. Я что-то почувствовал и остался посмотреть, что будет. И увидел твоего мудака с другим таким же мудаком, как они вдвоем входят в кинотеатр. А тебя нигде нет. Потом смотрю через витрину — ты одна стоишь на улице. — Он опять заиграл желваками. — Это каким же надо быть невероятным скотом, чтобы бросить девушку… Я просто не представляю себе… Надеюсь, ты извлечешь из этого урок и расстанешься с ним, наконец. Ладно, пойдем. Это потрясающий фильм, смотри и ни о чем не думай. Начинается с того…
Он шепотом рассказывал мне о фильме, пока мы в темноте искали свободные места, но я не слушала. Мне было не только безумно обидно, но и стыдно перед отцом, что он увидел меня в такой унизительной ситуации. Но постепенно картина захватила меня, и я перестала пережевывать свои эмоции. Отец шепнул:
— Я пойду, у меня сейчас начинается следующий сеанс. Смотри, у меня есть два билета в «Октябрь», на ночной показ, начало в 11 вечера. Какой-то фильм, о котором все говорят, «Невыносимая легкость чего-то», режиссера не знаю, актеров тоже нет известных. Все ломятся, потому что много эротики. Хочешь пойти?
— Да, — шепотом ответила я.
— Только смотри, этому мудаку не говори ничего, не будь идиоткой. Имей же гордость, наконец. Позови подругу.
— А вы с мамой не хотите?
— У нас вечером показ в Доме кино. Ну, пока, — он нагнулся меня поцеловать, на меня пахнуло его одеколоном, хорошими сигаретами и кожей пиджака.
Я подумала, что он ушел специально, чтобы не встретиться с Громовым на выходе и не набить ему морду. А как вести себя мне? Изображать оскорбленную добродетель или гордую неприступность? Послать его куда подальше? Сделать вид, что вообще ничего не произошло? Побежали финальные титры, включили свет. Сердце бешено колотилось, я не хотела видеть Громова и одновременно выглядывала в толпе его высокую фигуру. Мы столкнулись на выходе. Каждый раз, когда Громов чувствовал себя неловко, застигнутым врасплох, виноватым, у него начинался словесный понос. Он захлебывался в словах, суетился, экзальтированно жестикулировал, театрально смеялся. Вот и сейчас, увидев меня, он смутился и понес околесицу:
— Ну, что скажешь, как тебе Бергман? Нет, видно, что еврейская тема — не его конек, но все равно впечатляет. И потом, конечно, Лив Ульман — фантастическая актриса. Богиня. А как тебе Хайнц Бенент, вот актер недооцененный… Ты видела «Последнее метро» Трюффо? Он там играет мужа Катрин Денев; тоже, кстати, фильм про Холокост. Трюффо его позвал наверняка после того, как увидел у Бергмана в «Змеином яйце». Ты видела «Последнее метро»?
Странно, но при виде его волнения я совершенно успокоилась и решила не показывать вида, что считаю себя обиженной и оскорбленной.
— У тебя просто обсессия насчет фильмов, в названии которых есть слово «последний» — «Последнее танго в Париже», «Последнее метро». Трюффо я не видела. А что касается этого фильма, не знаю, «Кабаре» мне больше понравилось, — сказала я.
— Ну что ты сравниваешь? «Кабаре» — это фильм, который определяет эту тему, заявляет ее. «Кабаре» — первопроходец. Конечно, «Змеиное яйцо» совсем не такая картина, и вообще не лучшая у Бергмана. Кстати, о «последнем». Этих фильмов хоть жопой жуй — «Последний магнат» Казана с Де Ниро, «Последний киносеанс» Богдановича — там еще молодая Сибилл Шепард играет, абсолютно потрясающей красоты, э-э, что еще…
— «Последние из горячих, красных любовников», — вступил Шустов.
— О, это круто, я про них забыл. «Последний раз, когда я видел Париж» с Элизабет Тейлор.
— «Последний император» Бертолуччи, — отпарировал Шустов.
— «Последний американский герой».
Мне это надоело.
— Ладно, я пошла, — я резко остановилась. — Мне в ту сторону. Увидимся.
— Подожди. Вечером в «Октябре» особый показ, — он замялся.
Я стояла и ждала, что будет дальше.
— Ну, можем пойти, все говорят, что фильм — супер.
— Вообще-то, у меня планы на вечер. Возьми Эрнеста. Может, и встретимся там, но я не уверена.
Я повернулась и пошла. Спиной я ощущала его недоуменный взгляд. До этой минуты я никогда, ни разу не отказывалась с ним встретиться или куда-то пойти, когда он звал меня. Я была доступна для него в любое время без исключений. А уж чтобы уйти от него, когда он просит меня остаться… Я даже и представить не могла, что способна на такое. Это был поступок Я шла и чувствовала, как тяжесть сваливается у меня с плеч, как становится легче дышать…
Вечером я ждала Пален у входа в «Октябрь». Вокруг творилось что-то невообразимое, подобного столпотворения я, пожалуй, никогда не видела. Еще бы, фильм был эротический, и народ был возбужден задолго до показа. За лишний билет предлагали такие деньги, что я пару раз испытала искушение продать свои. Ничего смотреть все равно не хотелось, эйфория от того, что я так гордо повернулась и ушла от Громова, прошла, мне опять безумно не хватало его, и все было не в радость.
