Виктор Трихманенко - Небом крещенные
Так он рассчитывал, да промахнулся…
В длинной очереди пилотов к окошечку отдела кадров выстаивали бывшие бомбардировщики и летчики военно-транспортной авиации с пухлыми летными книжками под мышками — тысячи часов налета, миллионы воздушных километров! Истребителям приходилось туговато. А как только выяснялось, по какой причине младший лейтенант демобилизован, с ним и разговаривать не желали. Ездил в Москву, в Главное управление ГВФ — ничего не добился, делал попытки напрямую в аэропортах разных городов, больших и маленьких, — безрезультатно…
Случайная встреча с выпускником летной школы разбередила старую боль души. Поехал тот свеженький лейтенантик в Н-скую часть, перед ним только раскрывается прекрасная жизнь. А у Розинского, его одногодка, все уже позади.
Вот только разве это… Может быть, единственная надежда, может быть, последняя, но именно она позвала в далекий путь. Костя достал из нагрудного кармана сложенный конвертиком листок бумаги, а из него вынул обрывок старой газеты. Еще и еще, в который уж раз, перечитывал он объявление, напечатанное в той газете:
"Карагандинскому подразделению Гражданского воздушного флота требуются на постоянную работу пилоты, техники, механики. С предложениями обращаться в аэропорт г. Караганды".
Что за газета, как она называется — неизвестно, потому что в руки Косте попал только этот обрывок нижней части страницы. Видимо, тамошняя областная газета. А попала она Косте так. Пошел он однажды на базар купить табачка-самосада. Выбрал по вкусу: душистый, средней крепости. Смуглый, узкоглазый продавец свернул кулек из газеты и всыпал туда три стакана табака. Потом Костя стоял в очереди за пшеном и от нечего делать читал заметки на своем кульке. Вдруг попалось ему на глаза это объявление. Оно поразило в самое сердце, и оно же окрылило его. Костя бросился к торговцу, но уже не нашел его в табачном ряду: видать, распродал и ушел. Да черт с ним, в газете ясно написано: требуются пилоты.
Подобных объявлений Костя никогда не встречал и теперь чувствовал себя, как старатель, отыскавший самородок золота. Там, в далекой Караганда, лежит Костино счастье. Ничего не уточняя, не наводя никаких справок, дабы не спугнуть свое счастье, он решил ехать б Караганду немедленно. Но как, где взять столько денег? Он мог бы при содействии преданной жены наскрести небольшую сумму на дорогу только туда. А обратно? А там пожить насколько дней, пока устроится? И тогда вспомнил Костя о деловом предложении одного дружка: свезти чайку в Среднюю Азию, там выгодно продать. Разыскал приятеля. Тот уже побывал в Средней Азии дважды, как раз в самой Караганде, привез денег. Теперь он не только все рассказал Косте, ко и помог достать под залог "товар", дал адрес карагандинского оптового спекулянта по фамилии Тзибеков.
Костя ни за что бы не согласился на эту авантюру с чаем, если бы не объявление в газете, Ему нужно было попасть в Караганду во что бы то ни стало. Билета у него еще не было, и неизвестно, как его достать. Над кассами сплошь таблички: "Для депутатов", "Для офицеров", "Для командированных" — а Костя не представлял собой кп то, ни другое, ни третье. Если бы узнали, что у него в чемодане, что он попутно везет в Караганду…
Сдав чемодан в камеру хранения, Костя стал бродить по многим, переполненным пассажирами залам вокзала и нашел того, кто ему был нужен. Перед ним стоял мужчина с цепким взглядом, с явными следами вчерашней выпивки на лице.
— Ты мне даешь два рубля, и я тебя сажаю с билетом, — мужчина выставил два пальца перед своим носом. — Потом ты даешь мне еще рубль.
"Два рубля" на диалекте железнодорожных дельцов означало двести рублей, а еще "рубль" — дополнительно сотню.
— Ладно, — согласился Костя. — Только чтобы все чисто.
Мужчина развел руками: дескать, о чем может быть разговор.
Взят чемодан из камеры хранения, в кармане появился старый, использованный билет с многими компостерами. Перед посадкой в поезд Костя выпил сто пятьдесят граммов водки, поскольку операция началась и он имел право на "служебную".
Тот прощелыга вокзальный действительно посадил его в поезд, коротко переговорив с проводником. Костя сунул ему еще сотенную, и они расстались. Когда поезд тронулся, проводник подошел к Косте и сказал:
— С таким билетом, друг, далеко не уедешь.
— Я же оплатил его! — возмутился Костя, намекая на "три" рубля.
— Не знаю, не знаю. Лично мне ничего не досталось.
— Гад ползучий! — выругался Костя по адресу своего провожатого. — Он же говорил, что делит выручку с тобой пополам.
— Ничего он мне не давал. — Проводник отвел глаза в сторону. — Подкинь хотя бы рупь, и поедешь тогда спокойно.
Вздохнув, Костя достал сотенную из внутреннего кармана. Предпоследнюю.
Ночью проводник разбудил Костю, спавшего на третьей, багажной, полке.
— Ревизор. Незнакомый попался. Ты, друг, побудь в туалете, пока мы с ним пройдем. Я тебя запру, а потом выпущу.
Минут пятнадцать пришлось сидеть взаперти. В тамбуре слышались голоса, кто-то пробовал плечом, заперта ли дверь туалета.
Пронесло.
Чемодан свой Костя все время держал под наблюдением. А однажды ушел в тамбур курить и разговорился там с симпатичными ребятами. Когда вернулся, увидел, что его чемодан поставлен на попа, другой на него плашмя, и режутся на нем в карты. Замки могли открыться, и тогда… Костя подошел к играющим. Сказал помягче:
— Ребята, возьмите какой-нибудь другой чемодан, а мой мне сейчас нужен.
— Подождешь! — нагловато возразил один из игроков, не отрывая взгляда от веера своих карт.
Костя решительно потянул чемодан. Игрок заорал на него:
— Ты чего тут пришел игру ломать?!
Не слушая его, Костя быстро спровадил чемодан на верхнюю полку, чувствуя, какой от него идет душистый запах.
Сварливый игрок, по внешнему виду — демобилизованный солдат, явно лез на скандал.
— Видали мы таких куркулей: чемоданчик его не моги тронуть, местечко его не займи, — ворчал он на Костю.
— Бери свой чемодан и делай что хочешь, — ответил Костя спокойно, но твердо.
— Шугануть бы тебя отсюда…
— Смотри, как бы я тебя не шуганул.
— Да кто ты такой? Ты в армии был офицером, да? Ты там приказывал, да? Видали мы…
— Ни хрена ты не видал! — жестко проговорил Костя. Он посмотрел на толстолицего игрока расчетливыми и бесстрашными глазами боксера: куда бы его двинуть — в скулу или в переносицу? Наверное, парень почувствовал это и сразу утихомирился.
— Ни хрена ты не видал, — повторил Костя. — И плохо тебя учили. Понял?
Ответа не последовало никакого.
Костя подтянулся на руках, легко забросив свое небольшое, сильное тело на багажную полку. От чемодана пахло чаем.
Пересадка в Петропавловске на карагандинский поезд представляла собой испытание, какое выдерживала лишь меньшая часть пассажиров. Костя влез в вагон и чемодан втащил. Последние сутки не было у него росинки во рту, но и к такому Косте не привыкать.
Караганда встретила его двадцатиградусным морозом. Домики-мазанки Старого города кое-где кренились, как утлые суденышки на волне. В этих местах, говорят, проседала почва над заброшенными угольными выработками. Поодаль маячил высокими, красивыми зданиями Новый город. Тот построен в течение нескольких лет, по единому плану, там нет кривых улочек и малорослых окраинных домиков. А в Старом городе можно найти все, что угодно. Важнейшим факторов жизни Старого города является базар, большой базар.
Костю зовет Новый город, зовет аэропорт, но прежде, чем туда ехать, надо же избавиться от "товара", пока не попался. Надо иметь выдержку в таком деле.
Казахский парнишка, которому Костя отсыпал табачку на несколько закруток, помог довезти на санках чемодан. Адрес известен. Три месяца назад здесь побывал Костин друг. Кособокая мазанка смотрела на Костю подслеповатыми оконцами. У столба был привязан оседланный жеребец — красивый, буланой масти, с серебрившейся от инея гривой. На таком коньке мог прискакать из степей какой-нибудь лихой джигит. Это Костю встревожило, но что было делать с чемоданом, если уж он здесь? Надо стучаться в дверь.
— Тзибеков дома? — спросил Костя, когда в окошке показалась закутанная в белый платок по самые глаза женщина.
Та быстро и обрадованно закивала головой:
— Дома, дома, дома…
Вышел Тзибеков — старый, изможденный казах. Внесли Костин чемодан.
В задней глухой комнатке, в которой не было никакой мебели, хозяева и гость уселись на полу. Они говорили между собой по-казахски. Костя, не понимавший ни слова, вынужден был молчать. Он открыл чемодан, показал товар. Это был чай, упакованный в самодельные пачки — по двести граммов. Появилась пиала с кипятком. Тзибеков бросил в нее щепотку чая, взболтал, завороженно наблюдая, как тут же начал окрашиваться кипяток. Попробовал, чмокнул языком.
