Джоди Пиколт - Время прощаться
Он бросил на меня изумленный взгляд.
— Ошейник, который вы надеваете слонам на шею, измеряет уровень гормонов? Уровень стресса? Может определить, болен ли слон? Как можно предсказать смерть? Как узнать, какой слонихе надевать ошейник?
— Смерть мы предвидеть не можем. Этот ошейник предназначен для иных целей. С их помощью ученые пытаются узнать радиус поворота слона.
— Совершенно необходимое для слона знание! — засмеялся Томас. — Это если говорить вкратце, верно?
— Я серьезно.
— Да что вы говорите! Как кто-то вообще может допускать, что это исследование более значимое, чем ваше? — Он покачал головой. — Ванда, слониха, которая едва не утонула… У нее частично парализовало хобот, и ей было необходимо некое подобие гарантии безопасности, когда она приехала в заповедник. И слониха взяла за правило повсюду таскать с собой шину. В конце концов она подружилась с Лилли, и потребность повсюду носить с собою шину отпала, потому что теперь у нее появился друг. Когда Лилли похоронили, Ванда принесла свою шину к месту захоронения и положила ее на холмик. Складывалось впечатление, что она таким образом отдавала дань уважения подруге. Или же она думала, что теперь Лилли поддержка нужнее.
Никогда жизни я не слышала ничего более трогательного. Мне хотелось расспросить Томаса, остаются ли слоны из заповедника у тел тех, кого считали своей семьей. Хотелось узнать, является ли поведение Ванды аномальным или это норма.
— Можно я вам кое-что покажу?
Приняв решение прямо на месте, я поехала в объезд, пока мы не прибыли к телу Ммаабо. Я знала, что у Гранта случится приступ, если он узнает, что я возила посетителя к трупу слона; одна из причин, по которой мы сообщаем егерям о смерти слонов, — чтобы они не возили туристов к разлагающейся туше. Падальщики уже растерзали тушу, вокруг скелета кружили тучи мух. Тем не менее Оналенна и еще три слонихи стояли неподалеку.
— Это Ммаабо, — сказала я. — Она была матриархом стада, которое насчитывало двадцать голов. Вчера она умерла.
— А кто это вдалеке?
— Ее дочь и кое-кто из стада. Они скорбят, — решительно заявила я. — Даже если я никогда не смогу этого доказать.
— Вы можете измерить их скорбь, — задумчиво произнес Томас. — Существуют исследования, посвященные бабуинам Ботсваны, когда измеряют уровень стресса. Я знаю, что анализ образцов экскрементов показал увеличение уровня глюкокортикоидного гормона, маркера стресса, после того, как одного из бабуинов племени убил хищник — и эти маркеры наиболее четко выражены у тех бабуинов, которых с погибшим связывали социальные узы. Следовательно, если взять образцы фекалий слонов — что, похоже, дело для вас привычное — и с помощью статистики показать увеличение в кортизоне…
— …возможно, у слонов происходят такие же процессы, как у людей, — начинает освобождаться окситоцин, — заканчиваю я. — В этом, вероятно, и кроется биологическая причина того, почему слоны после смерти кого-то из стада ищут утешения друг у друга. Научное объяснение скорби. — Я восхищенно смотрела на него. — Никогда не думала, что встречу человека, который был бы увлечен слонами так же, как я.
— Все всегда случается впервые, — пробормотал Томас.
— Вы не просто владелец заповедника.
Он смутился.
— Диплом я защищал по нейробиологии.
— Я тоже, — призналась я.
Мы смотрели друг другу в глаза. Я заметила, что у Томаса они зеленые и вокруг зрачков оранжевый ободок. Когда он улыбнулся, меня словно парализовало — как будто я оказалась в тюрьме собственного тела.
Нас прервал трубный звук.
— Ага, — произнесла я, с трудом отрывая взгляд, — как часы.
— Что это?
— Сейчас увидите. — Я тронулась на первой передаче и направила машину по крутому склону. — Когда приближаешься к диким слонам, — объяснила я негромко, — делай не так, как делал бы твой злейший враг, подбираясь к тебе. Будет приятно, если он подкрадется сзади? Или вклинится между тобой и ребенком?
Я остановила машину посреди широкого круга на возвышенности, а потом стала спускаться по гребню холма к пасущемуся и плескающемуся в пруду стаду слонов. Трое детенышей затеяли кучу малу в грязной луже; тот, что находился в самом низу, вывернулся из-под сестер и выплеснул в воздух фонтан воды. Их матери пересекали пруд вброд, били ногами, гоняли волны, валялись в грязи.
— Вот это матриарх, — сказала я, указывая на Бойпело. — А с загнутым ухом Аканиянг, мать Динео. А Динео — вон тот щекастый, что валяет брата в грязи. — Я представила Томасу каждого слона по имени, закончив Каджисо. — Она должна через месяц родить, — сообщила я. — Первенца.
— Наши девочки все время играют в воде, — обрадованно сказал Томас. — Я-то решил, что этому они научились в зоопарках, где когда-то обитали, чтобы как-то отвлечься. Я думал, в дикой природе есть место только жизни и смерти.
— Да, — согласилась я, — но игра — это часть жизни. Я видела, как матриарх ради забавы съезжала с крутого берега на задней части.
Я откинулась назад и задрала ноги в кроссовках на приборную панель — пусть Томас еще полюбуется, как слоны шалят. Одна самка-детеныш упала на бок в грязь, отодвинув более юного брата, который пронзительно завопил от негодования. И тут же их мать протрубила: «Вы двое, прекратите!»
— Именно за этим я сюда и приехал, — негромко признался Томас.
Я взглянула на него.
— Посмотреть на водопой?
Он покачал головой.
— Когда слон поступает к нам в заповедник, он уже раздавлен. Мы делаем все, что от нас зависит, чтобы вернуть животное к жизни, но двигаемся на ощупь, потому что не знаем, каким был слон, пока его не сломали. — Томас поворачивается ко мне. — Вам очень повезло, что вы можете наблюдать за этим каждый день.
Я не стала говорить ему, что еще я видела осиротевших в результате зачистки популяции детенышей и такую жестокую засуху, что кожа слонов над тазовой костью натягивалась, как холст на подрамнике. Не стала говорить, что в засушливый сезон стада распадались, чтобы не соперничать друг с другом за ограниченные ресурсы. Не рассказала о жестокой смерти Кеноси.
— Я поведал вам свою историю, — подытожил Томас, — но вы не рассказали, как сами оказались в Ботсване.
— Говорят, что люди работают с животными потому, что им некомфортно рядом с другими людьми.
— После знакомства с вами, — сухо заметил он, — я воздержусь от комментариев.
Почти все слоны к этому времени уже вышли из воды, устало потащились по крутому склону, испачкали спины в грязи и исчезли вдалеке, там, куда повела матриарх. Последняя самка подталкивала детеныша под зад, помогая ему подняться по холму, а потом вскарабкалась сама. Они размеренно уходили прочь. Мне всегда казалось, что слоны ходят под музыку, что звучит у них в головах, только никто другой ее не слышит. И судя по покачивающимся бедрам и расслабленной походке, я бы сказала, что двигаются они под музыку Барри Уайта[22].
— Я работаю со слонами, потому что это сродни наблюдению за людьми в кафе, — призналась я Томасу. — Слоны смешные. Трогательные. Находчивые. Умные. Боже, я могла бы продолжать и продолжать… Слоны во многом похожи на людей. Когда наблюдаешь за стадом, видишь, как детеныши исследуют границы дозволенного, мамочки заботятся о своих отпрысках, расцветают девочки-подростки, мужают самцы. Я не могу целый день наблюдать за львами, но на слонов готова смотреть всю жизнь.
— Мне кажется, я тоже, — ответил Томас, но когда я повернулась к нему, он смотрел совсем не на слонов. Он не сводил взгляда с меня.
В нашем лагере правило: не отпускать гостей гулять без сопровождения. Во время ужина егери или исследователи забирают их из временных жилищ и при свете фонарей ведут в столовую. И это не попытка очаровать гостей, а простая предосторожность. Я уже не раз наблюдала, как туристы в панике бежали, когда дорогу им внезапно пересекал бородавочник.
Когда я пошла звать Томаса на ужин, дверь у него была приоткрыта. Я постучала, открыла ее шире. Ощутила висящий в воздухе запах мыла после душа. Над кроватью работал вентилятор, но все равно стояла чудовищная жара. Томас сидел за письменным столом в штанах цвета хаки и белой рубашке, волосы еще влажные, подбородок гладко выбрит. Руки проворно мелькали над тем, что напоминало крошечный бумажный квадратик.
— Одну секунду, — попросил он, не поднимая головы.
Я ждала, засунув большие пальцы за ремень и раскачиваясь на каблуках ботинок.
— Прошу, — сказал Томас, оборачиваясь, — я сделал это для вас.
Он потянулся за моей рукой и вложил мне в ладонь крошечного слоника-оригами, сделанного из долларовой банкноты.
В последующие дни я стала смотреть на место своей работы глазами Томаса. Блестящие в земле кварцы казались мне горстью бриллиантов, которые швырнули на улицу. Птичьей симфонией — пернатые сгруппировались по голосам на дереве мопане — дирижировала мартышка-вервертка. Страусы с игриво раскачивающимися хохолками напоминали бегающих на высоких каблуках старушек.
