Джеймс Олдридж - Морской орел
— Я все-таки не знаю, для чего тебе, собственно, понадобилась связь с англичанами, — сказал он Хаджи Михали, продолжая нить своих мыслей.
— Для того чтобы не действовать особняком. Иначе мы только и можем, что дергать железноголовых за волосы.
— А что же делать?
— Англичане скажут что. Им нужна будет военная помощь.
— Много вы им тут поможете, — сказал Нис.
Лодка теперь легко скользила вдоль берега к бухте Литтос, до которой осталось не больше мили.
— Мы больше всех можем помочь.
— Но чем, чем? — настаивал Нис.
— Вот таким сопротивлением, — сказал Хаджи Михали. — Только мы можем оказать настоящее сопротивление железноголовым. У нас все было готово для отпора метаксистам. Теперь мы это используем против железноголовых, вот и все.
— Вас задушат.
— Всех не задушить. Останутся другие. Есть литтосийцы. Есть крепкие люди на Ласити, и среди сфакиотов тоже немало найдется. А ты думаешь, в Дикте или даже в городах будут молчать? Нет. Нет. Но действовать могут только те, кто готовился к организованной борьбе с метаксистами. Другим это еще не под силу. Только революционеры могут выступить сразу.
— Неплохо, — сказал Нис. — Совсем неплохо. А англичане знают про это?
— А вот для того я и послал к ним Экса. Но я думаю, они и так знают. И всегда знали.
— А если знали, то не очень считались с этим, иначе бы они не поддерживали Метаксаса.
— Да, правда, — сказал Хаджи Михали, прощая англичанам былые грехи. — Но это было раньше, когда они, быть может, боялись крутых перемен. Понятно тебе? Сейчас другое дело. Было бы просто глупо не понимать этого.
— Для них, может быть, не так уж глупо.
— Почему?
— Может быть, они предпочитают метаксистов нам.
— Ну, не настолько уж они глупы, их цель сейчас — разбить железноголовых. Если кто-нибудь может помочь им в этом здесь, так не метаксисты, а мы. А это для них сейчас самое важное.
Нис согласился. Он спорил с Хаджи Михали так же, как недавно Стоун спорил с ним. Ему нужно было, чтобы его самого все время убеждали. И он обрадовался, поняв, что Хаджи Михали смотрит на дело так же, как и он. Ему хорошо запомнилось, с каким цинизмом даже Стоун толковал об этом. Но сейчас дело было не в интересе англичан к внутренней политике Греции. Дело было в том, что здесь они могли найти существенное подкрепление в борьбе против железноголовых. Вся Греция будет против железноголовых. Вся Греция, кроме метаксистов. Да, да, да.
Разговор между тем сделался общим, все литтосийцы и ловцы губок, сидевшие в лодке, приняли в нем участие, и все сказанное было повторено с начала, с обстоятельным перечислением всех за и против. Нис слушал краем уха. Он смотрел на приближающуюся деревню и думал: а что, если туда пришли железноголовые?
— Наверно, уже сидят там и ждут нас, — сказал Берн. Он отгадал мысли Ниса.
— Не знаю, — сказал Стоун. — Я знаю только, что я хочу спать.
— Выспишься, — сказал Берк. — Мы для того так и стараемся, чтобы ты мог поспать спокойно, а наутро познакомиться со всей немецкой армией.
— Устал я, — сказал Стоун.
— Вот, вот. Особенно у тебя, должно быть, шея устала.
Нис рассказал им, что лодка теперь в их распоряжении.
— Все равно придется подождать английского майора, — сказал Стоун.
— Того, который с Талосом? — спросил Нис. — Они не пожалеют, что не попали в Хавро Спати.
— Да, с этим чертенком не выйти бы им живыми, — сказал Берк.
— Мне жаль Макферсона и другого инглези, — сказал Нис.
— Все равно — не здесь, так в другом месте, — сказал Стоун.
— Помнится, Макферсон что-то такое говорил, что вот пришли сюда воевать против немцев, а кончили тем, что воюем против каких-то греков. Он понимал, в чем тут дело.
И Стоун и Берк усомнились в том, что Макферсон понимал. Но они промолчали. Говорить было уж некогда, потому что лодка огибала песчаную косу, замыкавшую бухту. Узники с Гавдоса оживленно переговаривались, стараясь разглядеть, не видно ли на берегу тех, кто был на первых лодках.
— А вдруг здесь железноголовые? — сказал Нис по-английски.
— Вот и я об этом думаю, — сказал Берк.
И они повернули в закрытую бухту, чтобы пройти последние пятьдесят ярдов, отделявшие их от берега.
30
Но железноголовых не было. Зато литтосийцы высыпали на берег всей деревней, включая женщин и детей. Они издали завидели подходившие лодки и ждали теперь на пологом берегу, там, откуда отчалили лодки. Толпились небольшими кучками. Без шума, без криков. Но как только лодка вошла в бухту, голые ребятишки ловцов губок бросились в воду и поплыли ей навстречу. Хаджи Михали кричал им:
— Эй, губки, вы мне весь киль залепите.
А они гнались за лодкой глубоко и подолгу ныряя, плывя не в воде, а под водой, как их учили старшие.
— Где Сарандаки? — кричали они.
— Началось, — сказал Хаджи Михали.
Он повернул и направил лодку прямо к берегу. Потом сам спрыгнул в воду, и все остальные последовали его примеру. От неожиданного холода у Ниса стянуло внутренности, и тут он почувствовал, насколько он ослабел. Но он твердо брел по воде, подталкивая лодку к берегу, откуда уже бежали на подмогу.
Теперь со всех сторон поднялись крики, посыпались вопросы. Где остальные? Удалось ли все, как хотели? Где Сарандаки? Где другие заключенные с Гавдоса? Есть там железноголовые? Двое освобожденных литтосийцев, которые приехали с ними, окликали кого-то по имени. И со всех сторон спрашивали про Сарандаки. Сарандаки.
— Спарити, — повторял один из узников. — Я Спарити. Есть тут кто Спарити?
Никто не отзывался. Видимо, этих людей было трудно узнать. Но Нис все ждал, что вот-вот случится что-то. Наконец вперед выступила черноволосая, белолицая женщина, по виду крестьянка, и сказала просто:
— Я твоя двоюродная сестра.
Они стояли и смотрели друг на друга. Обоим было неловко, и они не знали, как быть. Оба не говорили ни слова.
А над вторым узником плакала маленькая старушка в черном одноцветном платье, повязанная шалью, как носят рыбачки, и в критских башмаках с загнутыми носами. Старенькая, старенькая. Разговор у них тоже не клеился.
— Ты совсем старик, — сказала она ему, с тоской глядя на него.
— Я не так стар, мать, — почтительно возразил он.
— Чтоб им всем провалиться в пекло, — сказала она, думая о метаксистах.
— Где же дочь Акселя, моя жена?
— Сидит дома и вся дрожит, боится, что тебя нет.
— Пойдем, мать, — сказал он.
Они прошли через толпу взрослых и ребятишек, которые молча стояли кругом, деликатно ожидая конца этой сцены. Но когда узник и старуха стали подниматься по тропке, ведущей к деревне, многие побежали за ними, посыпались вопросы о Гавдосе, о Сарандаки и других; женщины расспрашивали о прочих, кто был в лагере на Гавдосе, и он говорил что-нибудь о каждом… Кроме Сарандаки.
Женщины не плакали, только вдруг у какой-нибудь вырывался стон облегчения. Ему задавали все новые и новые вопросы. Когда приедут остальные? Потом все побежали назад и окружили Хаджи Михали.
Ниса и Хаджи Михали забрасывали теми же вопросами.
Где Сарандаки?
Где Лактос, сын Менианда?
— Я ведь никого по имени не знаю, — повторял Нис, — спросите Хаджи Михали.
— А Спатиса не было там… винодела Спатиса?
— Спросите Хаджи Михали.
Ниса оставили в покое, и он молча побрел вслед за австралийцами вверх по тропке. Он думал, что делать дальше. Что дальше? Ждать тех, что ушли на лодке Талоса? Ехать без английского майора? Поскорей пробираться в Египет? Ну да, конечно. Пока сюда не пришли железноголовые. И так очень уж долго Литтос остается незамеченным.
Тут он услышал голос Хаджи Михали: пусть все литтосийцы соберутся на площади, где сушат сети, и там он расскажет им обо всем.
И один за другим они потянулись на площадь, послушать рассказ Хаджи Михали.
Он стоял среди толпы, разбившейся на неравные кучки. Ловцы губок — их было человек десять или двенадцать — держались в стороне.
Всю площадь запрудили литтосийцы, главным образом женщины. Нис присел на камень позади Хаджи Михали. Стоун и Берк сели тоже.
Хаджи Михали рассказал обо всем очень просто. Он рассказывал по порядку, простыми словами, как позволяет греческий язык. И когда он дошел до гибели Сарандаки, он и об этом сказал просто, без всякого пафоса, и сейчас же перешел к рассказу о том, как Нис приставал к берегу. После этого он сделал короткую паузу и потом закончил свой рассказ. Многие женщины теперь плакали в голос, почти выли, и не умолкали, даже когда Хаджи Михали заговорил опять.
— Очень это жаль, — сказал он, — что все, что мы тут готовили прошв метаксистов, пришлось использовать не совсем по назначению. Но это было необходимо. Вы сами понимаете. Железноголовые придут на Гавдос, может быть уже пришли. Они и сюда придут тоже. И, уж конечно, они сразу же повесили бы антиметаксистов. Потому что метаксизм очень похож на их собственные порядки.
