Дмитрий Вересов - Дети белых ночей
Впервые Кирилл подумал, что у отца может быть какаято личная жизнь, может, вообще, интимная. Отца в той жизни он даже не представлял, зато в этой видел насквозь. Наверняка ехал, спешил, собирался ворваться неожиданно в самый разгар веселья, хотел устроить скандал, выгнать всю компанию, намеревался швырять вслед одежду, планировал метать вдогонку тарелки с закусками... Но по дороге его разморило, ведь спал директор по пять часов в сутки, а это мало для руководящего организма, продрал глаза, вылез из машины, потянулся, вдохнул соснового воздуха. Тут Иволгин на него и вышел.
Дима был с Алексеем Петровичем знаком, пользовался даже его некоторым уважением за хорошую учебу, домовитость и обстоятельность. Однажды Иволгин, придя в гости к Кириллу, между делом умудрился испечь огромный пирог с рисом и яйцами. Алексею Петровичу высокий и пышный пирог напомнил деревенскую выпечку его бабушки. После этого случая он ставил Диму Иволгина в пример не только сыну, но и жене.
С появлением в дверях Иволгина план отца с летающими тарелками рухнул. Тогда он вызвал сына на переговоры.
Как в фильме про разведчиков, два человека в темных длинных пальто прохаживались между соснами. В отдалении стояла черная «Волга».
– На какие деньги ты устроил этот банкет? – спросил Алексей Петрович в роли резидента советской разведки.
– Я вообще-то работаю,– ответил Кирилл, молодой агент, ведущий тонкую двойную игру, а потому идущий по лезвию бритвы.
– Интересно знать, что это за работа? Неужели разгружаешь вагоны по ночам?
– Нет, я работаю в кафе,– Кирилл сделал паузу, выбирая нейтральный ответ.– Зарабатываю музыкой.
– Поздравляю,– Алексей Петрович медленно переходил в наступление.– Ты играешь в кабаке перед жрущей и пьющей публикой. Как это у вас называется? Лабаешь... Мама будет довольна, что годы музыкальной школы тебе пригодились хотя бы для этого.
– Я очень благодарен маме, что она помучила меня в свое время.
Алексей Петрович по-хозяйски подошел к забору. Приладил отошедшую доску и пристукнул ее ладонью. Доска подождала, пока отец с сыном отойдут подальше, и отскочила опять.
– Значит, ко мне ты чувство благодарности не испытываешь? – спросил отец напрямую.
– За все это? – Кирилл прочертил рукой по воздуху.
– Ты про дачу?
– Нет, вообще, за подаренный мир... За возможность перемещаться в пространстве и времени среди толстых диполей...
– А, понимаю,– сказал отец, внимательно поглядев на сына.– Ты уже хорошо принял... Тебя про институт спрашивают, в который я тебя засунул, как слепого, мокрохвостого щенка. Хрен с твоей благодарностью. Ты учиться собираешься или нет?
– Я, кажется, учусь.
– «Кажется!»... Про диполи ты уже хорошо выучил. Молодец... А ты знаешь, что у тебя не будет допуска к летней экзаменационной сессии? Что все кораблестроители уже сдали курсовые по деталям машин и защитили, а ты своего преподавателя еще в глаза не видел? «Кажется...» Креститься надо, когда кажется. Ты пойми, Кирилл, что кораблестроительная специальность не только обеспечит тебе кусок стабильного хлеба, а с моей помощью обеспечит еще и карьеру...
Кирилл, услышав про «стабильный хлеб», вспомнил блокадную пайку на фоне глубокого декольте официантки Кати и усмехнулся.
– Семья кораблестроителей Журбиных,– Кирилл перешел в контратаку.– Трудовая династия. Конфликт поколений сводится к спору: что лучше – заклепка или сварка? А потом спускается на воду ракетный крейсер «Алексей Марков», а я разбиваю о твой борт бутылку шампанского...
Из отца получился бы очень хороший ракетный крейсер. Может быть, даже флагман флота.
– Ты бы лучше поостерегся при мне паясничать,– севшим голосом проговорил отец.– Как бы о твой борт я чего не разбил... Никто тебе никогда не доверит эту почетную роль, потому что ты сам – только пробка от этой бутылки. Не касайся святых для кораблестроителя понятий! Пластмассовая пробка! Кто ты вообще? Музыкант для кабака? Поэт? Никакой ты не поэт! Блок, Пастернак... Все белогвардейцы, антисоветчики – короче, сволочь... Бросай заниматься дурью, тебе говорят! Берись за учебу! Какая там у тебя тема курсовой по деталям машин?
– Кулачковый механизм,– машинально ответил Кирилл, хотя сам уже завелся, как дизель.
– Завтра утром дашь мне свою курсовую. Мои проектировщики тебе ее за час нарисуют. Понял? И хватит, я прикрываю твою казацкую вольницу. Рано тебе еще. С этого дня вот тебе кулачковый механизм...
Перед носом Кирилла сложился огромный волосатый кулак. Размером он был с десятиунцевую боксерскую перчатку. Интеллектуальная дуэль между разведчиками закончилась неожиданно. Резидент показал двойному агенту кулак и пригрозил, что даст ему в морду. Агент решил играть в открытую. Ответный удар должен быть достойным. Надо разить наповал, как в карате.
– Я ухожу из института,– сказал Кирилл.– И хватит, я прикрываю твою неограниченную диктатуру. Поздно тебе уже. А кулачковый свой механизм прибереги для партийной конференции. Может, стукнешь когда-нибудь кулаком по столу, не все же аплодировать друг другу.
Удар был хороший, акцентированный, как говорят боксеры, «местом». Алексей Петрович даже качнулся в сторону. Но устоял и попытался изменить тактику по ходу боя.
– Как же ты будешь жить?
– Не волнуйся. Я в день зарабатываю ставку твоего инженера-конструктора,– Кирилл несколько преувеличивал, но не слишком.
– Не сравнивай деньги, заработанные на заводе, с подачками пьяной шпаны.
– Ты считаешь, что подачки от государства так сильно отличаются от подачек частных лиц?
– Послушай, парень,– вдруг осенило Алексея Петровича,– а ты, часом, не диссидент? Впрочем, какой ты на хрен диссидент! Один глупый треп и ничего больше. Документы он заберет из института! А про армию ты забыл? Никуда ты не денешься, диссидент.
Кирилл почувствовал к нему детскую ненависть, потому что отец был прав.
– Значит, так, Кирилл,– отец поправил шарф и стал застегивать пальто, давая понять, что разговор закончен и сейчас последуют организационные выводы.– Сейчас ты объявляешь своей компании, что банкет закончился, садишься в машину, берем с собой Диму Иволгина, которого, судя по его поникшему виду, ты чем-то обидел, берем еще эту... дочку декана, то есть твою девушку и едем домой. Мать все приготовила, пришли гости, эти твои тетки, двоюродные сестры... черт их разберет! Словом, не будем портить тебе праздник. Ну и мне, конечно... Поехали. Толя, заводи!
Резидент еще не понял, что молодой агент вышел из игры.
– Отец, поезжай без меня. Я останусь с ребятами. Вопервых, они ни в чем не виноваты. У них тоже праздник. А потом я принял решение. Может, первый раз в жизни. А поэтому я не отступлюсь. Все так и будет. Я ухожу.
– Ладно, поглядим на тебя,– Алексей Петрович резко, по-военному, повернулся, вырыв в земле две черные ямки, и быстро пошел к машине.
В понедельник, в электричке, по дороге в институт, Кирилл в который раз вспомнил Женю Невского. Сначала появилось чувство стыда, которое было как привычный вывих. У этого приступа были какие-то новые оттенки, но Марков на этот раз справился с ним довольно быстро. Больше того, он вышел из приступа в состоянии непоколебимой уверенности.
Когда в кабинете на первом этаже Кирилл забирал аттестат и получал небольшую справку о сданных экзаменах, он ясно почувствовал, как рядом хрустнула шестеренка огромной бездушной машины, сработал кулачковый механизм, закрутились валы, заходили поршни. Детали машин и механизмов пришли в движение по его душу. Гигантский монстр, на мгновение потеряв гражданина Маркова в списке студентов, шарил уже стальными ковшами, щупальцами, зажимами, чтобы схватить и завернуть винтиком в один из своих блоков. Теперь над ним висел не деканат, а военкомат.
На Витебском вокзале Кирилл увидел военный патруль и непроизвольно свернул в сторону. Немного посмеявшись в душе над собой, Марков все же согласился с инстинктом, что пора переходить на нелегальное положение. Начинается игра в прятки, в которой водить предстояло государственной машине. Но пока она стоит лицом к стене и считает до десяти. Еще идет отсчет, и у Кирилла есть время, чтобы спрятаться. А свобода...
Киса была дома. На всю катушку у нее гремело какое-то диско. Соседи тщетно стучали по батарее. На кухонном столе стояла большая бутылка кубинского рома в окружении пепси-кольных бутылочек. Киса сидела на табуретке в поношенных джинсах и клетчатой ковбойской рубахе и самозабвенно прикладывалась к стакану.
– Подбираю идеальную пропорцию,– проговорила Киса сильно заплетающимся языком.
Она плеснула в бокал рома и пепси и протянула его Кириллу.
– Нет, спасибо,– Марков отодвинул ее руку.– Пей сама. Я только «Три товарища» прочитал.
– Ну? – не поняла Киса.– Ты хочешь сказать, что не хватает третьего товарища?
– По ходу действия главный герой выпивает такое количество рома, что читатель, в конце концов, слышать о роме уже не может. А ты мне его пить предлагаешь.
