Тургрим Эгген - Декоратор. Книга вещности.
— А если я приглашу тебя поужинать сегодня? — спрашиваю я, чтобы перевести разговор на конкретные рельсы, пусть перед ней стоит один простой вопрос. Реакция её мне совершенно понятна. Не каждый день человеку вот так признаются в любви — даже ей.
Она снова смеётся:
— Ну вот, было плохо, стало хуже.
Даже сквозь толстый слой тонального крема и пудры я вижу, что она покраснела. Хороший знак.
— Знаешь, что я тебе скажу? — заявляет Сильвия наконец. — Конечно, мне приятно, когда ты говоришь мне комплименты. Так и знай. А кто этого не любит? Но ужинать с тобой сегодня я не хочу. Хотя бы потому, что сперва мне нужно время всё обдумать. Да и тебе тоже, я считаю.
— Я уже обдумал, — говорю я тихо.
— Не знаю, достаточно ли. Мы с тобой соседи. Ты живёшь с женщиной, я с ней встречалась.
— Я её не люблю, — говорю я.
— Не любишь? Жалко. Надеюсь, причина не во мне. Ты ведь не это имел в виду?
— Это.
— Но мы вообще не знаем друг друга! Ты подгоняешь события. Меня это пугает, это ты можешь понять? Я не готова принимать такие решения вот так, с кондачка.
— И не надо.
— Хоть на том спасибо! — Сильвия в раздражении отдувается.
— Значит, ужинать ты не согласна. Может, сходим тогда в кино?
— Ни ресторана, ни кино, сегодня ничего не будет. Мне надо домой. Большое спасибо за кофе.
— Может, в другой раз?
— Всё может быть.
Она принимается собирать свои вещи: полная зимняя амуниция. Пакет раскрывается, и я вижу пачку тампонов. «Вот в чём дело», — понимаю я. Неудивительно, что она не в духе. В этой фазе... И я поспешно отвожу глаза, пока она не перехватила мой взгляд.
— Скажи мне только одно, — прошу я. — Если б мы не встречались прежде, не были бы соседями и я бы пригласил тебя в кино, ты могла бы согласиться?
— Так, вместо «здравствуй»?
— Да, или проговорив со мной столько, сколько мы с тобой успели.
— А почему бы и нет? — задумывается Сильвия. — Я не уверена, конечно, что ты мужчина моего типа, но это выясняется в процессе... А так я не вижу причин отказывать.
— Я не худший из тех, кто тебе встречался?
— Ну, нет. Смеёшься? Ты не представляешь, с какими чудилами мне доводилось знаться.
— Как-нибудь расскажешь, — говорю я с улыбкой.
— Как-нибудь, но не сегодня. Ты не будешь злиться?
— Нет.
— Точно?
— Триста процентов.
Это чистая правда. Я не чувствую обиды. Разве я думал, что она очертя голову бросится мне в объятия, прямо в этой бабушкиной столовой во вторник по дороге с работы? Нет конечно. Но я чувствую, что мы стали ближе, это главное впечатление. Я вижу, что я ей нравлюсь. А это основа основ.
Хотя нам по пути, идти сейчас вместе мне кажется неправильным. Поэтому, когда Сильвия поднимается уходить, я достаю газету, прочитанную мной уже раз сто, давая понять, что хочу посидеть в кафе ещё.
Прежде чем уйти, она спрашивает:
— Слушай, а ты действительно случайно заметил меня?
— Ну как тебе сказать, — отвечаю я с улыбкой.
— Вот врун, — говорит она, наклоняется и клюёт меня в щёку.
Я бы предпочёл настоящий, как в прошлый раз, поцелуй, пусть и в щёку, но всё равно меня долго не покидает тёплое, умиротворённое чувство.
Проигрыватель взялся за какую-то бурную оперу — «Тоску», кажется. И его перемежающееся заикание ранит слух хуже прежнего.
Мало того что я нервничаю, у меня ещё от бессонной ночи сводит напряжением всё тело. Дыхание прерывистое, и то тут, то там простреливают непонятные судороги. До половины пятого утра я колдовал над своими рисунками. А уже в девять тридцать меня ждут на судьбоносную встречу. Явиться на которую, не будучи уверенным в своих чертежах на триста процентов, безумие. И вся нервотрёпка из-за того, что Нильс Аслаксен, директор по производству АО «AlfaNor-kjökken» (ANK), позвонил мне лишь три дня назад, в пятницу, и назначил на понедельник. Он сказал, что получил моё письмо с эскизами и показал их руководству. Все отнеслись к предложению с энтузиазмом, сказал он. Они давно ищут что-нибудь эдакое. Так что всё в ажуре.
— Что-то ты ещё не проснулся, —хохочет Катрине, когда я, шаркая, добредаю до кухни и принимаюсь греметь кофеваркой.
— У тебя не осталось «Ясных глаз»? — спрашиваю я. Осталось. Лететь на изматывающие переговоры с серьёзными оппонентами через несколько часовых поясов — существенная часть работы Катрине, с которой она стала справляться куда легче с того момента, как «открыла для себя» мелатонин, гормональный препарат, «отлаживающий» естественный суточный биоритм человека. Лично я ни за что бы не согласился пичкать себя такой пакостью, но я ведь не Катрине, и работа у меня другая.
Заправившись двойным эспрессо с «Ясными глазами», я плюхаюсь в такси, которое довозит меня аж до Алнабрю, где находятся офис, цеха и склад «ANK». Оказавшись в приёмной (это кошмар и ужас — ламинат, гнутая сосна, искусственные пальмы и синюшного цвета ковёр на полу, сразу вызывающий почесуху), я чувствую, что для моего организма два двойных эспрессо передозировка. Мой покрытый испариной лоб озадачивает секретаршу. Она профессионал и не позволяет себе таращиться, но всё же на лишние полсекунды взгляд на мне задерживает. Нет, невозможно являться в таком состоянии на первое знакомство, никто не станет слушать, все будут смотреть, как я потею, и думать, что дело тут нечисто. У человека в испарине никто ничего не купит. А секретарша, похоже, уверена, что в папке у меня бомба и я явился разнести «ANK» в щепы. Да ещё для пущей богемности я оделся в шёлковую рубашку-поло угольного цвета от Paul Smith, о чём теперь жалею — воротник колет шею.
— Вас зовут...?
И снова взгляд, совершенно пустой.
— Люнде. Сигбьёрн Люнде. У меня встреча с Нильсом Аслаксеном и руководством.
Бог мой, голос сел. И кто это «Слакслафсен»? Девушка улыбается.
— Зарегистрируйтесь здесь, пожалуйста.
Она даёт мне ручку, пододвигает ведомость и выкладывает на сосновую стойку голубой заламинированный квадратик, где под фирменным логотипом (типичный образчик графики восьмидесятых) написано «Посетитель» и номер. Мне достался 013. Я не верю в приметы, но иногда суеверие нападает на меня помимо воли.
Вписав своё имя в ведомость и прицепив бирку к пиджаку, я прочищаю горло:
— А где у вас туалет?
— До конца налево, — отвечает она и показывает рукой в нужном направлении.
Сверившись со своим Jacob Jensen, я вижу, что на всё про всё у меня семь минут.
— Вы попросите кого-нибудь спуститься за мной? Я здесь первый раз.
В туалете я беру салфетки, включаю воду, дожидаюсь, чтоб она стала ледяной, мочу в ней салфетки и прижимаю ко лбу. Сперва три, потом ещё три. Я нахожу в зеркале свои глаза, зажмуриваюсь и приступаю к визуальному аутотренингу «даун-тайм». Я вызываю в памяти изображение лица, только что увиденного мной в зеркале — потного, одутловатого, с подозрительным румянцем, лица неуверенного в себе человека, — и первым делом сдвигаю его в сторону. Как переводную картинку, спокойно, равномерно, сантиметров на шесть-восемь за один присест. Когда мне удаётся отодвинуть его метров на семь от себя, я начинаю замещение. Я представляю себе другое издание того же лица: ухоженное, эффектное лицо самоуверенного триумфатора. Таким я хотел бы уйти с предстоящих переговоров. Чтобы разница сильнее бросалась в глаза, я обряжаю Сигбьёрна № 2 в белую рубашку с галстуком и другой костюм. Задвинутая фигура продолжает скукоживаться, а новенькая разрастается. И под конец остаётся только она. И она мне нравится куда больше. Процесс завершается тем, что я становлюсь тем триумфатором.
По правилам больше глядеться в зеркало нельзя, но я боюсь, как бы на лице не осталось обрывков салфетки, поэтому приходится. Всё в порядке. И я почти не потею.
Нильсу Аслаксену чуть больше лет, чем мне, но он уже начал седеть и расплываться; смазанные черты лица можно было бы выигрышно замаскировать прямоугольными очками, догадайся он сменить те, что на нём. Одет он в стандартный норвежский офисный костюм: двубортный, серый с красным галстуком, на ногах—мокасины с обшнурованным кантом. У него Rolex и пожатие водопроводчика. Нет, скорее столяра. Можно сколько угодно обзывать столяров «директорами по производству», пожатие выдаст их всё равно.
— Отлично, что сумел к нам выбраться, — он тычет в мою папку. — Это все рисунки?
— Да. Ещё я захватил дискетку с объёмными изображениями. В PowerPoint. Мы сможем её посмотреть?
— В переговорной есть какие-то штуки. Сам-то я в этом не разбираюсь, уж прости, — извиняется он. На него моя инициатива произвела сильное впечатление. —Так, давай-ка я быстренько скажу, кто будет, ты сейчас с ними познакомишься. Зам генерального, директор по маркетингу, по пиару и начальник производства. Ну и я.
— И ты? — ржу я, как он и ждёт.
На втором этаже мы преодолеваем длинный коридор, по бокам которого располагаются кабинеты «полуприватного» типа: у каждого работника отдельный закуток, но всё на виду благодаря полностью прозрачным дверям. Я успеваю заметить, что женщин работает немного.
