Тургрим Эгген - Декоратор. Книга вещности.
Я уверен на все сто, что она делает это.
Прежде чем эта мысль раззадорит меня окончательно, я туго запахиваю халат и завязываю пояс. Иду в гостиную, достаю телефонный каталог и отыскиваю её номер. Пытаюсь затвердить его.
Но я не звоню ей, хотя в субботу пополудни она наверняка дома. Позвонить сегодня — лишь испортить всё дело и выказать своё вожделение. Нет уж, пусть она первая потеряет голову. А я подожду. Как паук добычу.
По понедельникам Сильвия ходит на танцы. Во вторник днём я понимаю, что время пришло. Выжидание — правильная тактика, но его нельзя затягивать. Беседуя с женщинами, в основном подружками Катрине, я бесконечно слышу, что мужчины не умеют поддерживать знакомства. «Почему он мне не позвонил?» — повторяют они; для пары из них эта присказка могла бы стать эпитафией на памятнике. Но звонить я не собираюсь. Я думаю столкнуться с ней случайно. Настолько, насколько бывает случайной тщательно спланированная акция.
На углу нашей улицы имеется свежеперестроенная кофейня с огромными окнами на улицу. Оттуда просматривается остановка автобуса из центра. Она расположена на боковой улочке метрах в тридцати от кафе. Я не уверен на все сто, что Сильвия ездит на автобусе, но это выглядит логично. Вряд ли она за рулём — она же вроде профессионально охраняет природу? Решено, буду сидеть в кафе и держать остановку под наблюдением. Когда Сильвия появится, у меня останется уйма времени рассчитаться, одеться и покинуть кафе так, чтобы «случайно» столкнуться с ней, когда она завернёт за угол. Хороший план.
Я не знаю наверное, во сколько она возвращается с работы, но по моим прикидкам, если я окажусь в кафе часа в три, у меня будет удобный задел времени. Почти строго с третьим ударом я вхожу в кафе, устремляюсь прямиком к стойке, бросаю пару фраз о том, как холодно и неуютно на улице, и заявляю, что большая чашка кофе с молоком (в этом заведении ещё не прознали, что в нынешнем сезоне он называется «латте») придётся как нельзя более кстати. На хозяйку, женщину примерно моего возраста, заказ производит столь сильное впечатление (помноженное на полное отсутствие других посетителей), что она предлагает мне взять к кофе ещё и пирожное.
На закатанной в ламинат бумажке они значатся в разделе «Небезгрешные искушения». Знаем мы такие кафе. Здесь вам будут навязывать панибратский тон общения в форме слащавого дружелюбия и потуг на «шутливость». И точно: в коротком меню в графе «закуски» обнаруживается ещё два искушения (оба «соблазнительных», «небезгрешны» только пирожные). Мне не удаётся сходу вспомнить, какая религия запрещает есть выпечку, но потом я догадываюсь, что речь идёт о вере в малокалорийную пищу. Кафе ставит на «женский контингент», помешанный на диетах, и с клиентами тут обращаются игриво, как с шалуньями, забегающими нарушить свои благие намерения и утяжелить дневной рацион на несколько сот калорий. Вот и интерьер намеренно старомодный, низкие панели по стенам и крахмальные белые скатерти. Надёжная пристань, всё как в старое доброе время наших бабушек, когда можно было «побаловать» себя, не опасаясь подорвать устои общества. Своего рода машина времени на пищевом топливе. Занятно, кстати. Особенно красноречив контраст с актуальными минималистскими барами в той же Грюнерлёке, которые я обыкновенно предпочитаю, с их «баристами» и прочей знаковой аскезой; две параллельные культуры. Назвать их новой и старой было бы неверно. Они просто созданы на разные случаи: одно дело, когда прелестнице надо показать себя во всём блеске, и совсем другое, если хочется расслабиться наедине с собой и своими лишними килограммами. Большинство женщин шарахается из одной этой крайности в другую, в такт, насколько я понимаю, фазам луны.
Я выбираю ореховый бисквит с сахарной глазурью, сверху выдавливают гору взбитых сливок. Грешить — так грешить по-кардинальски. Глаз с автобусов за окном я не спускаю.
Хозяйка этого борделя калорийности не такая пышка, как надо бы. Это может обернуться помехой в общении с посетителями — как станут доверять ей наведывающиеся сюда чревоугодницы? Да грешит ли она сладеньким сама? Набрасывается ли на всё «соблазнительное» и «небезгрешное», едва закрыв кафе? Непохоже. Говоря откровенно, мне самому странно, что, чуть познакомившись с Сильвией, я стал подмечать в обычных женщинах «нездоровую худобу». Раньше я так не думал. То есть я знал, конечно, что одна из главных культурных войн современности развернулась вокруг стандартов женских статей. Штудируя Катринины журналы тем более прилежно, что некоторые из них, особенно «Elle», интересно пишут об интерьере, я не перестаю поражаться двойному стандарту в этом вопросе. Чем худосочнее модель на обложке, тем бескомпромисснее редакционная колонка уличает модный бизнес в том, что они культивируют пагубный для здоровья идеал красоты. Когда Катринин торговый дом пару лет назад сделал лицом своей новогодней, шумной рекламной кампании довольно крепко сбитую Анну Николь Смит, их чуть не съели за «просчёт». Что так клин, что эдак. Но раньше мне и в голову не приходило, что это может касаться меня. Не потому, что я мужчина, — просто не в моих слабостях покупать одежду за ради рекламирующей её модели, будь она хоть бревно, хоть щепка.
Теперь это меня коснулось. Я обнаружил, что распоясавшаяся, пышнотелая женственность, как у Сильвии, красива, а чахлые стандарты нашей культуры уродливы.
Она не приезжает ни первым автобусом, ни вторым, ни третьим. Смеркается, я отхлёбываю по глоточку кофе с молоком, клюю бисквит и стараюсь найти себе занятие. Гляжу в окно. Листаю газеты, но не могу сосредоточиться.
Придумал ли я, что ей скажу? И есть ли у меня, коли на то пошло, план дальнейших действий, после первого мгновения, когда я как бы случайно столкнусь с ней? Что бы мне хотелось, чтобы мы сделали? Нет, можно тешить себя фантазиями, что она рухнет мне в объятия и я отпраздную её уже сегодня, но, скорей всего, так любовь не склеится. Можно позвать её в кино или в ресторан поужинать. Хотя больше всего мне хочется залучить её к себе — я чувствую, что квартира так много говорит обо мне, что её просто необходимо увидеть, дабы постичь меня. Или, иначе формулируя, в интерьере этой квартиры я сполна предстаю собой. Но придётся импровизировать. Я ж не знаю, в каком она настроении и что за планы у неё были на вечер, и не могу затевать игру до рекогносцировки.
На трёх следующих автобусах она тоже не прибывает. Я с тоской понимаю, что для дальнейшего сидения придётся заказать ещё что-нибудь. Конечно, не торт, уж увольте. Но, может, мороженое и ещё кофе. К счастью, я теперь не один. За столиком устроились три женщины, болтающие о том, что они купили, а что собираются. Соблазны да искушения в собственном соку. Я отправляюсь к стойке. Может, я веду себя подозрительно? Засел здесь на целую вечность и то и дело кидаю странные взгляды в окно? Не хотелось бы ославиться в своём околотке в качестве подозрительного типа. Но хозяйка ведёт себя как прежде, разве что ластится поменьше. То, что она на мне не разбогатеет, видно навскидку.
Подходит очередной автобус, и из него вываливается фигура, которая может быть лишь Сильвией. На ней объёмистое пальто с капюшоном — практичная одежда для январской стужи.
Я вскакиваю, подхожу к стойке и прошу рассчитать меня. Хозяйка возится с CD-проигрывателем, уговаривая его не заикаться. Я, кстати, заметил музыку только когда проигрыватель заело. То ли она была такой мелодичной, то ли пресной. Но сейчас у меня нет времени на ожидание. Хозяйка вытаскивает диск, осматривает его, протирает сухой тряпочкой. «Можно мне счёт?» — второй раз спрашиваю я. Она согласно кивает, продолжая свои труды. Меня подмывает сказать ей, что не столь допотопный и грошовый агрегат доставил бы ей гораздо меньше хлопот. Конечно, моё поведение отчасти загадочно: то я часами сижу в прострации, то лечу как на пожар; только объяснять я ей ничего не обязан. Мне вообще проще было рассчитаться сразу наличными, но тут другие порядки.
Когда она наконец находит бумажки, где записано, что я себе позволил в первый раз, и принимается добавлять к ним новый заказ, время выходит. Сильвия заворачивает за угол. У неё через плечо здоровая сумка и пакет с продуктами в руке. Я по-прежнему торчу у стойки в надежде на счёт.
Чтобы часы ожидания не пошли прахом, я на ходу меняю план. Крикнув хозяйке: «Минутку!», я выскакиваю наружу и ору в могучую спину маячащего впереди пальто: «Сильвия!»
Она оборачивается. Меховая опушка капюшона облегает круглое лицо, отчего она кажется похожей на блондинистую эскимоску. Увидев меня, она улыбается, и её серо-зелёные глаза суживаются в щёлки. Накрашена она гораздо ярче, чем принято для похода на службу, откуда она, как я понимаю, возвращается. Подумав, я понимаю, что ни разу не видел её без макияжа.
— Привет, Сигбьёрн. Ты откуда?
