Сто лет Папаши Упрямца - Фань Ипин

То, что Папаша Упрямец не перешел на другую сторону и не вступил в НОАК, а предпочел вернуться домой и сделаться простым крестьянином, тоже связано с золотыми зубами. Он уже слишком давно хранил это золото, и выполнить поручение павшего друга стало его заветным желанием, не терпящим отлагательств.

Это и есть рассказанный Папашей Упрямцем секрет его золотых зубов. Я обменял его на половину свиного копыта. Но я также понимал, что это еще не вся история целиком, ведь зубы все еще сияли во рту Папаши Упрямца. Я справедливо полагал, что за половину свиного копыта можно было узнать только часть тайны. Поэтому я вторично утащил из дома половинку свиного копыта, Папаша Упрямец его съел, но про зубы рассказ не продолжил. Насчет последующих событий он упорно держал рот на замке, словно это щекотливая тема. Его глаза тоже ничего не выдавали, хотя, может, и выдавали, но я-то этого не понимал, потому что в то время был слишком мал.

По мере того как Папаша Упрямец старел, я становился взрослее, когда ему был шестьдесят один год, мне стукнуло шестнадцать, ему семьдесят, а мне – двадцать шесть. Как бы ни старел он, как бы ни взрослел я, золотые зубы все еще оставались во рту Папаши Упрямца, словно айсберг, то скрытый темными тучами, то сверкающий в ярких лучах солнца, в них заключалось множество неразгаданных тайн, они сияли загадочным светом.

Я уверен, что именно в тот год, когда мне исполнилось шестнадцать, женщина, с которой жил Папаша Упрямец, ушла от него.

В то время ей не было и тридцати. Судя по ее возрасту и слухам, можно было сделать вывод, что она точно не являлась сестрой хозяина золота Вэй Юаньшэна. Я не знал, как ее зовут и какая у нее фамилия. Все в деревне звали ее по-чжуански «май конгчы», то есть «жена Папаши Упрямца». Но обычно я называл ее «тетушка», потому что мы с Папашей Упрямцем имели одну фамилию, он принадлежал к одному поколению с моим отцом и был старше его, поэтому я звал его дядей.

Когда та женщина ушла от Папаши Упрямца, я уже не мог называть ее тетушкой.

Я предполагал, что ее уход связан с характером Папаши Упрямца. Причина, по которой моего дядю по фамилии Фань люди называют Папашей Упрямцем, заключалась в том, что, согласно слухам, у него на голове растут рога, как у быка, и к тому же он постоянно со всеми препирается и всегда упрямо стоит на своем.

В день, когда она ушла, я был в деревне. Это была весна, весной в Шанлине расцветают красные цветы, зеленеют ивы, шелестит трава и птицы поют, весна наряжается, словно невеста.

Почти все деревенские повыбежали из домов, чтобы поглазеть на уходящую жену Папаши Упрямца.

Женщина выглядела радостной, воодушевленной, словно освободилась от тяжести и шагала к новой жизни. На ней была одежда из красного шелка, а в руках она несла черный чемодан, быстрыми шагами она удалялась – от деревни и от обступивших ее со всех сторон людей, – ровно вырвавшийся из клетки фазан, устремившийся в бескрайнее поле.

После ее ухода деревня вдруг застыла, как ледник. Все замерли, не в силах понять, что происходит. Эта женщина прожила с Папашей Упрямцем несколько лет, хорошо питалась, была тепло одета, почему же она ушла?

Однако большинство не знало даже, почему она здесь появилась, поэтому после расспросов и всяческих догадок вырисовалась примерно следующая картина: Папаша Упрямец ее подобрал. Говоря конкретнее, он искал другую женщину, но не нашел и по дороге подобрал эту.

Когда Папаша Упрямец привел ее в деревню, она была девушкой с длинной косой. Грязная и тощая, как мочалка, вся в навозе. Стояло лето, а на ней был ватник, ни дать ни взять сумасшедшая. И говорила только на китайском, а чжуанского языка не знала.

Но вот прошло немного времени, и произошло чудесное преображение. Найденка предстала перед жителями деревни с чистым белым лицом и слегка пополневшая, то есть похожая на человека. Осенью на ней уже была осенняя одежда, яркая и приличная. Она стала понимать по-чжуански и даже могла произнести пару фраз.

В этом без сомнения заключалась заслуга Папаши Упрямца. Он не только спас эту побродяжку, но и хорошо содержал ее, к тому же она была красивая, в деревне не сыскать было женщины краше.

Все говорили, что Папаше Упрямцу сильно повезло. На халяву заполучил себе женщину моложе на тридцать лет – это точно повезло, будто кусок золота на дороге подобрал. В то время мало кто в деревне знал про четыре золотых зуба во рту у Папаши Упрямца, а если кто и слыхал, то не особо верил, полагая, что это все пустобайки. Но Папаша-то подобрал и содержал живую, красивую женщину, что равноценно куску золота или тому, что можно за него купить, или даже дороже золота.

Однако не прошло и пяти лет, и женщина ушла. Судя по некоторым признакам, Папаша Упрямец сам отпустил ее, иначе она не ушла бы так легко и радостно. Почему же он отпустил ее?

Люди пришли в себя и начали стекаться в дом к Папаше Упрямцу, они не только выражали сочувствие, но и задавали вопросы и даже требовали ответа.

Один прямо спросил: Почему девушка ушла?

Папаша Упрямец отвечал: Я ее отпустил.

Другой задал такой вопрос: Ты что, ни на что не годный, не мог ее удовлетворить, потому и отпустил?

Папаша Упрямец увидел, что вопрошающий – мужик моложе него, и произнес: Давай каждый на своего «парня» повесит полведра воды и поднимется по ступеням, посмотрим, у кого тверже и выносливее, кто проиграет – отдает корову. Не побоишься поспорить?

Тот молодой мужик подумал и состязаться не посмел. Другие присутствующие мужчины тоже не набрались духу.

Еще его спросили: Это из-за того, что вы дитё не смогли заделать? Ты ее отпустил, значит, причина точно в тебе.

Папаша Упрямец пристально посмотрел на дружно ухмылявшихся мужиков и сказал насмешнику: А давай ты одолжишь мне свою жену на месяцок, вот и поглядим, будет ли она с животом-то? Если не будет, то можешь меня кастрировать!

Насмешник теперь сам превратился в предмет насмешек, он стал ругаться с Папашей Упрямцем, и в итоге они подрались. Когда они были готовы уже покалечить друг друга, их растащили в разные стороны. Потребовалось четверо, чтобы удержать храброго и сильного Папашу Упрямца, а для второго участника драки – всего лишь двое. Драка не удалась, и они продолжили переругиваться.

Я присутствовал во время этой драки и слышал, как они ругаются.

Когда Папаша Упрямец разинул рот, чтобы разразиться отборной бранью, я увидел, что его рот напоминает якорь, а два ряда зубов – как зазубрины на якоре – острые и пугающие. И только те четыре золотых зуба хладнокровно торчали в самой глубине, словно четыре звезды, укрывшиеся, спрятавшиеся за облаками.

Когда мне было тридцать шесть, по случайному стечению обстоятельств я снова увидел женщину, которая двадцать лет назад покинула Папашу Упрямца. Я был обозревателем партийного журнала, и мне требовалось написать очерк о женщине-благотворительнице. У меня на руках имелось много материалов о ней, достаточно, чтобы написать статью. Но тут я увидел ее фото – она оказалась очень похожа на жену Папаши Упрямца. Несмотря на то что ее внешность изменилась, я все равно ее узнал, особенно ее большие, ясные черные глаза, они, как не меняющий качество и цвет старый нефрит, внезапно привлекли мое внимание. Она – точно жена Папаши Упрямца, но только сейчас я узнал ее настоящее имя – Цинь Сяоин – и собрался встретиться с ней.

Цинь Сяоин тоже должна помнить меня. Даже если и забыла, то стоит мне заговорить о деревне Шанлин, как она тотчас изменится в лице. А при упоминании Папаши Упрямца непременно растрогается.

Я все ей рассказал.

Заговорив о Папаше Упрямце, Цинь Сяоин, эта женщина, прожившая с ним почти пять лет, расплакалась. Она рассказала, что встретила Папашу Упрямца, когда бежала из столицы и скиталась без крова. Он привел ее в Шанлин, привел к себе домой. Она стала считаться его женой, но на самом деле – нет. Они не спали вместе не потому, что она была против, и не потому, что он не хотел, а потому что между ними всегда стояла некая невидимая женщина, та самая младшая сестра погибшего товарища. Он все время думал о ней, переживал за нее, искал ее и был как часы, которые всегда на взводе. Но даже и так, она неохотно покинула Папашу Упрямца, ей было жаль уходить. Это он отпустил ее. И даже выгнал. Словно с самого первого момента, когда он только-только ее приютил, он всегда знал, что она не принадлежит этой деревне и не принадлежит ему. Деревня Шанлин – ее временное пристанище, а Папаша Упрямец – лишь временный ее защитник. Рано или поздно она должна уйти. И действительно, не прошло и пяти лет, как ситуация изменилась и она смогла наконец-то связаться с родными, поэтому Папаша Упрямец воспользовался этой возможностью и прогнал ее. Она вернулась домой, начала заниматься бизнесом, разбогатела. Затем вышла замуж за члена богатой семьи, с которой ее семья имела деловые отношения, стала еще богаче. Она была благодарна Папаше Упрямцу за то, что он ее выставил из деревни – словно выпустил в реку откормленную рыбу; в противном же случае ее ждала бы нищая жизнь в этом шанлинском чане с водой под присмотром бедного мужчины.