Дмитрий Лекух - Я русский
– Знаешь, Дэн, – говорит, – а ведь если мы соберем более или менее серьезный состав – англичане в Бухарест стопудово не приедут. Сольются.
– Это еще почему? – удивляюсь.
– Да они вырожденцы. Это раньше бритиша были – огонь, а теперь… Только и умеют, что орать, крутить факи да швыряться пустыми пивными бутылками. Н-да. И съебывают при виде единственной женщины-полицейского. Говно, короче. Самое обыкновенное.
Я задумываюсь.
Егор, он ведь вместе с Мажором в Лондоне учился.
С тех пор и дружат.
Так что он знает, о чем говорит.
Три года там без малого прожил.
– А если не соберем?
– Вот тогда, – усмехается, – жди гостей. Тогда – стопудово пожалуют. Так, чисто поглумиться.
Сидим.
Думаем.
– Да и хрен с ними, – жму плечами. – Чего сейчас-то этим говном голову забивать. Давай лучше еще водки закажем, а? А то что-то я разогнался. Не хочется останавливаться…
…Приезжать на выезд в невраждебный Питер было как-то непривычно.
Слишком много воспоминаний.
Довлеющих, так сказать.
На тему: битиё определяет сознание.
Вот здесь – они нас накрыли.
А вон в том тупике наша самая громкая за последние годы победа зарегистрирована.
При трехкратном бомжовском перевесе.
А тут – встречают, блин, чуть ли не с цветами.
Хлопают по плечам, улыбаются.
Рассказывают, сколько народу смогут поднять в Румынию.
Пипец, как странно все это, наверное, со стороны выглядит.
Даже напросившийся со мной ехать Илюха, Жекин младший братец, охренел от такого приема, а он всю историю наших с этим рассадником бомжатины отношений только со слов старших товарищей изучал.
А я – на собственном горбу.
В прямом смысле.
Как инвалидом тогда не стал – сам до сих пор понять не могу.
Год после той драки ходить заново учился, даже академку в универе брать пришлось.
Но тем не менее, тем не менее.
Удивительно, даже сам город болотного газа после этого самоочевидной ненависти не вызывает.
Нормальный такой город, как выясняется.
Дома, площади.
Красиво.
И сами бомжары какие-то непривычно не гнусные.
Офигеть можно.
Посидели в пабе на Невском, вместе пивка попили.
Обсудили, как будем координироваться.
На мячике пошизили, но тут уже каждый за себя, разумеется.
Но без фанатизма.
А чего там фанатеть?
Игра-то, показанная нашим великим клубом, – традиционный в последнее время унылый кал.
Постояли в оборонке, впереди – без шансов.
Просто ноль.
Хорошо еще, что хоть вничейку отскочили…
…Переночевали в гостишке, похмелились вместе с Илюхой и парнями из красно-белого Питера, погуляли по городу, к знакомым заехали.
Потом совместили обед с ужином, да и отправились на вокзал потихонечку.
Али с Мажором и Серегой уже там, на вокзале, были.
Причем, судя по телефонным звонкам, – в невменяемом состоянии.
Бойцы вспоминали минувшие дни, блин.
С питерским хулиганьем, разумеется.
Теперь – все в зюзю.
Питерские, просто уверен, – точно такие же.
Хорошо еще, что мы в СВ билеты взяли, а то три пьяных рыла в одном купе я бы, пожалуй, не выдержал.
А так – один Мажор, остальные в соседнем.
Илюха, в восторженном состоянии от питерских красот и немереного количества пивасика, к своим ровесникам в плацкарт отправится, теленок молодой.
А Гарри даже не храпит.
Совсем красота.
Парни из «КБ» Питера, естественно, – провожают.
А как иначе?
Братья, считай.
Даже удивительно, насколько выезд в этот сраный город может проходить благодушно и без эксцессов.
Хотя и скучновато слегонца, конечно…
…Тут-то я эту странную эсэмэску и получил.
«Call me. R.».
И – длинный номер телефона, начинающийся с +44.
Ого, думаю.
R – это Ричард.
Дик.
«Челси».
«Хедхантерс».
Наши легендарные, можно сказать, союзнички.
Те самые.
А это уже более чем серьезно.
И – номер левый.
Значит, боится палева.
Надо звонить.
Причем – не со своего телефона.
Веселуха…
…Нашел на вокзале пару подозрительных личностей, поманил одного в сторонку.
– Ну? – спрашивает.
– Сим-карта, – отвечаю. – На оператора – плевать. Один звонок.
Он кивает.
– Не вопрос. Аппарат нужен? Пацаны только что лоха пощипали. За тыщу отдам.
Смотрю на него внимательно.
– Нет, – хмыкаю, – дружок. Ты меня неправильно понял. Мне нужна только симка, причем не сильно паленая. Плачу на месте, но если какая подстава, – тебе лучше и не рождаться, всасываешь?
Он усмехается.
– Не пугай, – говорит. – Пуганый. Денег сколько?
Называю цифру, он соглашается.
– Жди здесь.
И убегает.
А я неторопливо закуриваю.
«КБ» Питер неподалеку тусуется.
И Илюха своими размерами и колоритным личиком интеллигентное местное население распугивает.
Так, на всякий случай.
Не успел половину сигареты выкурить, как продавец нарисовался.
Хороший у них тут сервис, думаю.
У нас бы, в Москве, сабж сначала раз десять проверился.
А тут – «деньги – товар – деньги».
Известная марксистская формула.
А теперь – можно и в поезд, думаю.
Тронемся – позвоню.
Отправил молодого в плацкарт, предложив, если что, заходить не стесняясь, – да и с богом…
…Захожу в купе, обнаруживаю там на удивление трезвого Мажора.
И – бутылку водки на узком купейном столике.
– О, – радуется, – Дэн! Нарисовался, блин! Вовремя, вовремя. А то этих срубило совсем, спать уже улеглись. Даже выпить не с кем.
– Давай попозже, старина, а? – прошу. – Хоть подождем, пока поезд тронется. И – вот еще что.
Показываю ему эсэмэску от Дика.
Он трезвеет окончательно.
– Та-а-ак, – говорит. – Сим-картой, надеюсь, озаботился?
Киваю.
– Тогда – нормуль. Поезд тронется, и звякнешь. А пока пойдем-ка, покурим.
– Пойдем, – соглашаюсь. – Заодно и с парнями из «КБП» попрощаемся. А то вы с Али настолько общением с вражинами увлеклись, что со своими даже толком и не поздоровались.
– Есть такая шняга, – признает. – Надо пойти, извиниться, наверное…
…На самом деле прощание затянулось так, что мы еле в вагон успели запрыгнуть.
Отдышались, потом Гарри разлил водку по выпрошенным у проводницы стаканам, пока я симку в аппарате менял.
Ровно по половинке.
Выпили.
Опять отдышались.
Закусили малосольными огурчиками, которые нам питерские парни в дорогу выделили.
Есть там у них один стос, дюже знатно огурцы солит и прочую разную овощную шнягу.
Сам, лично.
Пальчики оближешь…
Наконец я набрал присланный мне по эсэмэске номер с лондонским международным кодом, заранее зная, кто там должен поднять трубку.
Длинные гудки.
Потом – чье-то прерывистое дыхание.